Родео для прекрасных дам, стр. 41

– Запеченные гребешки?

– Нет, не буду, – Алина тряхнула волосами.

– Тогда, может быть, суфле?

– Да ну его.

– Бретонский салат?

– Ну, хорошо, салат, – Алина кивнула.

Орест Григорьевич налил ей вина. Она потягивала его из бокала, взгляд ее темнел, жесты становились мягкими, длинными, ленивыми.

– Поехали отсюда, – шепнула она.

– А десерт?

– Ты хочешь десерт?

Орест жестом подозвал официанта. Они с Алиной молчали. Так было всегда. Сердце Ореста Григорьевича медленно било в грудь. Сейчас они выйдут из ресторана, сядут в машину, поедут в гостиницу и…

– Останешься со мной и сегодня, да? – не спросила – приказала Алина.

– Да, девочка. Разве я могу тебя сейчас покинуть?

– А твоя жена?

– Она… я сказал ей, что… В общем, это неважно.

В вестибюле ресторана Орест Григорьевич поймал на себе косой любопытный взгляд швейцара – видимо, они с Алиной смотрелись рядом все же не слишком гармонично. Разница в возрасте – чудовищная разница бросалась в глаза. И еще Оресту Григорьевичу было неприятно оттого, что Алина так небрежно спрашивает о его жене. А ведь Нателла знала и любила ее как дочь своей закадычной подруги с самого ее рождения. Баловала, дарила конфеты, куклы, модные джинсы и кофточки, стильную косметику. Именно она уговорила Алину выбросить крем против веснушек.

Мысль о предательстве, о какой-то ужасной роковой ошибке мелькнула и пронеслась мимо – как скорый поезд, не задевая, не оставляя на сердце осадка…

Орест Григорьевич вздохнул, обнял Алину за плечи.

В машине она мешала ему вести, то включая, то выключая магнитолу, то доставая упавшую пудреницу, то пытаясь шаловливо и дерзко на каждом красном светофоре расстегнуть ему «молнию» на брюках.

Глава 18

ПЕРЕПОНЧАТЫЕ КРЫЛЬЯ

– Для того чтобы как-то двигаться дальше, нам надо детально восстановить картину произошедшего ночью двенадцатого мая с Авдюковым и вчерашние события у автобусной остановки, – заметила Катя.

– У тебя фантазия буйная, творческая – рискни. – Марьяна сидела, пригорюнившись, над разворошенным, неподшитым уголовным делом. Было пять часов вечера. Часом раньше Марьяну вызывал на ковер начальник ОВД. В воздухе отдела уже намечалось некое брожение начальственных умов – строились дальновидные планы передачи дела Авдюкова в московский РУВД «на соединение по тяжести совершенного», как только логическая связь между обоими случаями станет ясной и москвичам.

– Улита едет, когда-то будет, – храбро ответила на все многозначительные намеки начальника ОВД Марьяна. – Пока я сама в этом деле не разобралась, я никакие материалы передавать в Москву не буду.

У начальника ОВД после бессонной ночи (ему пришлось выезжать сразу на три происшествия) трещала голова, и спорить он не стал. Несмотря на жуткую строптивость, следователь Киселева, по его мнению, была хорошим, грамотным сотрудником. К тому же мудрый начальник делал снисходительную скидку на то, что она женщина, да к тому же разведенная, одинокая – с такой спорить себе дороже.

– Давай сочиняй, а я послушаю, – подстегнула Марьяна Катю. – Без объемной картинки трудно ориентироваться в этой путанице.

– Значит, так, предположим, что все свидетели, которых мы опросили, говорят нам правду и врут этак пятьдесят на пятьдесят, – начала Катя. – Кто врет больше, сейчас бессмысленно докапываться. Итак, что нам известно? Десятого мая Авдюков вместе с Юлией Олейниковой приехали в «Парус» и остановились в двести втором номере. То, что он собирается отдыхать в «Парусе», Авдюков ни от кого не скрывал – в том числе и от своей жены и от компаньона Усольского. Накануне его приезда, по словам горничной Мизиной, ее любовник – охранник Игорь Лосев попросил ее поменяться на послепраздничные дни дежурствами.

– Быть на этаже, но из кастелянской не выходить – так она сказала, – вставила Марьяна.

– Судя по всему, Лосев вступил с кем-то в сговор. Некто, назвавшийся частным детективом, заплатил Лосеву приличную сумму за то, что тот ночью отключит камеру слежения над переходом в главный корпус из прачечной, откроет дверь и впустит его внутрь.

– Накануне Лосев забрал у Мизиной ключ от двести второго номера и сделал с него дубликат, – снова вставила Марьяна.

– Да, а к этому времени в «Парусе» уже было известно, что Авдюков, как обычно, забронировал для себя именно двести второй номер, – Катя вспомнила, как они осматривали этот самый полулюкс. – Вечером десятого Авдюков и Юлия приехали каждый на своей машине, независимо друг от друга. Ночь и следующий день прошли спокойно. Двенадцатого с утра горничная Мизина заступила на дежурство, она убиралась в номере и пополнила запасы во фригобаре. Лосев тоже дежурил. Вечером после ужина в ресторане Авдюков вместе с Юлией проводили время в баре, потом поднялись в номер. К тому времени, по словам горничной, бутылка с нарзаном уже была переставлена ею из фригобара на столик в спальне.

– Аннушка уже разлила подсолнечное масло, – хмыкнула Марьяна.

– Еще только купила, – поправила ее Катя. – Да, как же трудно сочинять – продираешься, как сквозь чащу… Ночью горничная Мизина находилась в кастелянской. Она знала, что Лосев должен впустить в корпус некоего частного детектива, который якобы должен сфотографировать Авдюкова в постели с любовницей для компромата.

– Это она так говорит.

– Около часа ночи, по ее словам, она услышала в коридоре шум, потом все стихло. В это самое время Лосев – он сам нам это говорил – увидел в холле отеля спустившуюся на лифте Юлию Олейникову. Он видел, что она покинула отель, пошла к стоянке, где оставила свою машину. Сама Олейникова нам сказала, что ушла от Авдюкова после внезапно вспыхнувшей между ними пьяной ссоры. Авдюков остался в номере один, он был в сильной степени опьянения. Спустя какое-то время Лосев отключил камеру наблюдения и провел в корпус того, кто заплатил ему деньги и…

– Ну, что замолчала? – спросила Марьяна.

– Выходит, что этот третий попал в двести второй номер уже в отсутствие Юлии, – сказала Катя. – Но понимаешь, как раз здесь и несуразица, самое слабое звено. Лосев видел, что Юлия уехала – с кем же тогда этот самый частный детектив собирался фотографировать Авдюкова?

– Про фотографирование с компроматом Лосев мог соврать Мизиной. Ему могли заплатить за то, что он отключил камеры, пропустил кого-то в корпус и отдал дубликат ключа от двести второго номера – и все. Остальное – басня, придуманная им для Мизиной. Ты же сама сказала – будем считать, что они все говорят нам правду и врут пятьдесят на пятьдесят.

– Этот самый третий, убийца, принес с собой бутылку с уксусной эссенцией и подменил ею бутылку с нарзаном, зная о том, что Авдюков пьет спросонья именно нарзан… Все равно что-то не стыкуется – выходит, ему просто случайно повезло, что Авдюков оказался в номере один?

– Если бы в номере с ним была Олейникова – это подмене бутылки не помешало бы. Это ж секундное дело – при помощи дубликата открыть дверь номера, тихонько войти. Убедиться, что в номере спят, подойти к кровати, забрать одну бутылку, поставить другую и так же тихо убраться вон.

– Очень изощренно и очень рискованно, – заметила Катя. – Перебор какой-то.

– Значит, тот, кто это спланировал и проделал, – человек рисковый, смелый, с фантазией.

– И все же многое нам непонятно. Почему Юлия Олейникова так внезапно сбежала? Что произошло? Вот как раз ее показаниям насчет пьяной ссоры я не верю ни на грош.

– И я не верю. Хотя Авдюков действительно напился в тот вечер. Но она не маленькая, знала, с кем и куда едет. То, что ее не было в номере, когда Авдюков хлебнул кислоту из бутылки, установленный факт. Но на это ее внезапное бегство должна быть какая-то причина, более веская, чем обида из-за пьяной перепалки.

– Около четырех утра горничная Мизина услышала крики, доносившиеся из двести второго номера. Господи, как же это надо было нализаться, чтобы перепутать нарзан и уксусную кислоту? А если бы Авдюков не проснулся? Не выпил, что бы тогда?