Рейтинг темного божества, стр. 45

– У нее работа такая – сначала мешать нам в расследовании, а потом писать про нас всякие небылицы. Шучу, Екатерина Сергеевна, не обижайтесь, – Колосов увидел выражение лица Кати при слове «мешать» и сразу прикусил язык. – Это так у меня сорвалось, по глупости… Я же еще контуженный как никак, точнее недоудушенный…

– Картина происшествия неполна, – дипломатично заметил следователь.

– Да, для полноты – факты: как только отменили запрет на полеты, Поповы попытались вылететь к себе на родину в Ростов. Но к этому моменту их уже выследил в Басманово некто Икс, побывавший на аэродроме в Быково раньше нас. О нем у нас пока самые смутные сведения. На аэродроме как раз царила предполетная суматоха после стольких дней простоя – все были заняты своими делами. И человека, который справлялся о Поповых, толком никто не запомнил. Его отослали к водителю Гришенкову – с ним он общался дольше остальных, узнал все о Басманово.

– И все же авария тягача на мосту – случайна или же специально подстроена? – спросил следователь.

– В аварии виноват водитель светлой иномарки. Если удастся установить марку машины, на которой тот тип приезжал на аэродром, а затем скрывался с места убийства Поповых, мы получим ответ и на этот вопрос.

– В самолет стрелял профессионал, – заметил следователь, – хорошо владеющий оптикой – правда и ему потребовалось несколько выстрелов… Что ж, возможно, все это и не лишено правдоподобия, но… Слишком уж много неясностей. И самое главное – неясен мотив убийства четверых человек в сауне.

– Почти приехали, – громко оповестил оперативник, сидевший за рулем микроавтобуса. – Вон там за рощей тот дом, а вот и деревушка, где справки в прошлый раз наводили.

Микроавтобус остановился на пыльной деревенской улице у колодца. Катя вышла, огляделась – деревенька, как деревенька – вся в зелени. Старые домишки, покосившиеся заборы, палисадники. Ни тебе новых коттеджей, ни кирпичных «замков» – далеко от Москвы, до границы области рукой подать. А кругом – сплошные леса и торфяные болота, которые горят каждое лето.

К колодцу ковыляла старушка в белой панамке с ведром:

– Опять милиция к нам! Зачастили что-то вы, только позавчера ваши были, все про дом Базыкинский спрашивали, – еще издали завела она разговор, – давно пора принять меры, а то все приезжали какие-то на машинах. И главное – на ночь глядя. А что им там делать ночью-то? Дом-то ничей, вымороченный. Клавка Базыкина еще когда померла, до перестройки. А сын – пьяница был у нее, и руки он на себя наложил как раз в этом самом доме. И покупать его с тех пор никто не покупал – хозяев-то нет. Мы не то что ночью, днем его стороной обходим – потому как место плохое, темное место… А эти из Москвы вдруг ни с того ни с сего облюбовали его. В иные ночи – штук пять машин сразу туда съезжалось. Свет, огни горят – нам-то издаля все видно. Уж мы и в поселковую администрацию жаловались, так там, наверное, проплочено все… И в село ходили в церковь батюшке говорили: мол, что если сатана у нас тута радения ночные справляет?

– Вроде и самолет прилетал, да, бабушка? – громко спросил старуху Колосов.

– И самолет, и не один раз – в Бруски-то. И опять на закате, на ночь глядя. Володька наш подвозил их, этих летчиков-то – сотню они ему дали на пропой души, сам хвалился. Прямо к дому тому, а там уж машины, машины – иностранные все. И народа – полон дом. А что там ночью делать, как не сатану ублажать?

Нехороший дом за рощей оказался старой одноэтажной развалюхой – окна заколочены досками, двор зарос травой и бурьяном. Однако на ветхой двери висел новый замок.

– Участкового надо и понятых – вскрывать, – следователь прокуратуры после долгой дороги присел на валявшееся возле крыльца бревно.

– Обойдемся своими силами. Мы же просто так – поверхностно глянуть, – хмыкнул Колосов.

Катя знала – среди прочих своих талантов он обладает умением открывать любые, самые хитрые замки отмычкой. Профессия – чему только не научит!

В доме пахло гнилью, сыростью, мышами и еще чем-то – запах был тяжелый, тошнотворный, словно прокисшие нечистоты древней выгребной ямы собраны были здесь, под ветхими половицами. Было сумрачно, в комнатах напрочь отсутствовала мебель – только на полу валялись окурки. Колосов нагнулся, поднял несколько:

– Вот, пожалуйста, – «Кэмел», вот «Мальборо», вот «Давидофф». Нехило для бедной деревни, а? Давность – несколько месяцев. А вот взгляните сюда: тут, тут и вон там – следы разноцветного воска. Везде тут были свечи прилеплены – на подоконниках, на полу. А вот и самое главное, то, ради чего я сюда вас пригласил, – он указал в простенок между наглухо заколоченными окнами, достал фонарик и посветил.

На стене отчетливо проступал рисунок, сделанный углем. Катя подошла ближе – странное и вместе с тем знакомое изображение. Только на фотоснимках, запечатлевших татуировки Иванникова и Неверовского, все было мельче, смутнее. Татуировка Неверовского и вообще была наполовину затерта, а тут…

В простенке грубыми штрихами была изображена крупная птица в какой-то нелепой раскоряченной позе – словно кто-то перепутал ее с бабочкой и распластал, подготавливая к коллекции, чтобы насадить на гигантскую булавку. Катя прикинула – по виду вроде бы ястреб, а может, сокол? Что-то для сокола выражение больно хищное. Клюв крючком, лапы когтистые. И где это видано, чтобы из птичьего туловища вырастали еще два голых торса – мужской и женский? Головы мужчины и женщины были обращены друг к другу, руки сплетены в объятии. Левое крыло птицы осеняла корона, правое – человеческий череп. Катя перевела взгляд ниже – между раскоряченных когтистых птичьих лап на месте анального отверстия под хвостом был нарисован широко открытый человеческий глаз.

– Это какой-то символ, – сказал Колосов. – Двое из наших убитых, Неверовский и Иванников, при жизни были помечены им. Похоже, это что-то вроде герба или знака отличия.

– Или клейма, – тихо заметила Катя.

Когтистые лапы птицы сжимали короткий жезл в форме колоса.

– Мутант какой-то, – хмыкнул следователь прокуратуры, – плод чьей-то параноидальной фантазии. Разве здесь на птичьей заднице – место человеческому глазу?!

ГЛАВА 21

НА ЛОВЦА

Из Брусков поехали прямо в прокуратуру. А когда вернулись в главк, уже смеркалось. Весь обратный путь Катя наблюдала за Колосовым. Внешне он вроде был в полном порядке. Но…

– У тебя как вечер – свободный? – спросила она, когда пора было прощаться у проходной под любопытным взглядом дежурного сержанта. – Давай где-нибудь посидим.

Они пересели в колосовскую «девятку», припаркованную на углу зоологического музея. На Никитской улице, на удивление «беспробочной», зажигались фонари. Катя украдкой смотрела на своего спутника – лицо его было сосредоточенным, словно он вспоминал что-то важное. И это важное от него ускользало.

В баре напротив дома Пашкова сидели за низким столиком на мягком диване. Колосов заказал коньяк и, казалось, собирался надраться как следует.

– Странная жизнь у меня пошла, – призналась Катя, нарушая его глухое молчание, – сплошные разъезды и кафешки. А еще самолеты и эксперименты. Оккультные тайны. А кончится все глупейшей статейкой в «Криминальном вестнике».

– Оккультные тайны? – он словно очнулся. – А наш Грачевский, между прочим, увлекался оккультизмом. Катя, ты…

– Что?

– Ничего. Жест великодушия, да? Редкий подарок? Снисхождение к слабости, – он криво усмехнулся. – Сидишь тут со мной и сама собой гордишься – какая я вся такая чуткая…

– А что, было бы лучше бросить тебя сейчас одного?

– Бросить… Парадокс: чтобы тебя не бросили, чтобы по-настоящему обратили внимание, надо всерьез повеситься.

– Ну что ты болтаешь? Ты совсем уже пьяный.

– Я трезвый как… как покойник. Горло вот только все еще болит, черт… глотать больно, – он потер горло рукой. – И коньяк тут – дрянь. Эх, рыбы, пейте, рыбы, за мой день рождения… Знаешь, Серега Мещерский толковал мне как-то про одного гуру в Индии, который исполняет желания. Так вот там, в сауне, я подумал – все наши желания, собственно, сводятся к одному… Ты очень сильно чего-то хочешь, до смерти хочешь и вдруг – бац, темнота и боль. И тебе уже ничего не надо. И где все, что ты так сильно желал? И где ты сам?