Рейтинг темного божества, стр. 19

Тризна… Это слово после долгой паузы произнес Мещерский. Он долго и внимательно разглядывал снимок. Перевернул его, посмотрел на оборот – лишь пожелтевшая бумага, ни надписей, ни дат.

– Анфиса, откуда это у тебя? Где ты это взяла? – спросила Катя. Голос ее внезапно охрип.

– Мне его дали. Буквально всучили, – Анфиса протянула здоровую руку и взяла снимок. – Я же говорю – в среду со мной произошла странная вещь. Я буквально на пять минут заскочила в нашу галерею и встретила там Мишку Гальянова из Итар-ТАСС. Ну, потрепались мы с ним за жизнь, угостил он меня обедом в китайском ресторанчике – он мне его должен был за то, что я его в один журнал устроила, а потом буквально силком потащил меня на открытие фоторевю в Манеже. Первая большая выставка после восстановления – мне не столько на фотки хотелось посмотреть, сколько на само здание – что там наворотили после пожара. Ну, побыла я там, потом снова пошла перекусить – там кафе сносное. Сама знаешь, Катя, скоро это у меня не бывает, да еще журналистов знакомых встретила – короче, выставка уже закрывалась, когда я собралась оттуда уходить. В дверях ко мне подскочил странный тип, – Анфиса прищурилась, словно вспоминая. – Там секьюрити дежурили в дверях и внутрь уже никого не пускали. Он, видимо, хотел попасть на выставку, но у него ничего не вышло. Он опоздал. Народу было немного. У меня на шее как обычно болталась камера и зарядное устройство, видимо, этим я и привлекла его внимание. Он подошел ко мне и тихо спросил: «В-вы ж-журналист? В-в г-газете р-работаете?» Я работаю в фотоагентстве, но говорить я этого ему не стала – просто кивнула. Он оглянулся по сторонам – вид у него был какой-то странный, я даже подумала, что у него не все дома, спросил еще тише: «В-вы м-можете это оп-публиковать?» – и начал доставать из внутреннего кармана пиджака что-то – я не поняла что. Внезапно он замер, смотря куда-то поверх моей головы, в сторону выхода. Занервничал, сунул мне сверток, завернутый в тонкую кальку, и забормотал что-то, страшно заикаясь на каждом слоге. Я лишь разобрала из всей его тарабарщины, что то, что он мне вручает, я, как человек, несомненно, верующий в добро и журналист, должна придать немедленной огласке в прессе. Еще он что-то бормотнул насчет какой-то кровавой июньской жатвы. Я не успела переспросить, он вдруг тихо охнул, словно увидел что-то там, на улице возле Манежа, до боли стиснул мне руку и кинулся прочь. Я поспешила за ним, но догнать его не смогла – видела только издали, как он сел в машину, припаркованную возле троллейбусной остановки. Какую именно, я в сумерках и в спешке не разобрала. Когда я развернула кальку и увидела вот это вот, я… ребята, честное слово, мне сразу стало как-то не того, лево… Жуть какая-то, а не фотка, правда?

– А какой он был из себя, этот тип? – спросила Катя. – Молодой, пожилой?

– Постарше нас. Но молодой, лет тридцати пяти. Невидный такой из себя, лоб выпуклый, с залысинами. Лицо очень худое, но на алкаша вроде непохож. И одет прилично – бежевый такой летний костюм, белая рубашка. Но что-то было в нем не то, что-то неадекватное – вы бы слышали, как он мне все это говорил! И дело даже не в его сильном заикании… У него был голос человека, за которым черти с собаками гонятся. И озирался он по сторонам затравленно, с ненормальным каким-то видом, точно в лесу – а дело-то происходило в самом центре Москвы. Манеж, публика вся сплошняком – модняк выставочный, наш брат-журналист. Мне сразу тогда показалось – он кого-то смертельно боится. А когда я развернула эту фотку и увидела эти вот чертовы поминки, я…– Анфиса запнулась и добавила: – А сегодня вообще отходняк полный вышел.

– Вы всерьез считаете, что это фото стало причиной сегодняшнего нападения, – сказал Мещерский, и в тоне его Катя не заметила вопроса. – Но почему… Какая может быть вообще тут связь…

– А этот незнакомец – ты говоришь, он в машину сел, – перебила Катя. – Значит, его там, у Манежа, ждала машина с шофером?

– Нет, он сам сел за руль. Машина темная такая, вроде иномарка. Но вот какая – хоть убей меня, – Анфиса пожала плечами.

– Значит, он просил вас это опубликовать? – Мещерский смотрел на фото. – Ничего себе просьба. А что он сказал про какую-то жатву?

– Я точно не помню, не разобрала – вроде то ли случится кровавая июньская жатва, то ли она уже идет вовсю.

– Где? Вообще никаких жатв в июне не бывает. В июле, в августе – да, но чтобы в начале лета…

– Может, на юге где-то? – заметила Катя. – Там, где по два урожая в год собирают. Сережа, а что ты можешь сказать по поводу самого этого снимка? Когда интересно он сделан, кем, где?

– Судя по форме, погонам и нашивкам, эти вот господа – офицеры Добровольческой армии. Эти трое в черкесках – явно из генеральского конвоя, быть может, даже самого барона Врангеля, – Мещерский рассматривал снимок.

– Ты хочешь сказать – это фото времен Гражданской войны? – спросила Катя.

– Судя по офицерской форме – несомненно. Девятнадцатый-двадцатый год. Вроде как бы и правда – поминки вот по этому молодцу в штиблетах, но какие-то дьявольские…

– Такое ощущение, – Анфиса вытянула шею, глядя на снимок, – что они все сейчас возьмут свои вилки, ножи и… каждый отрежет от этого мертвяка по хорошему куску. Он вроде главного блюда тут на столе – видите, грушами весь обложен, яблоками, рыбами этими жуткими…

– Осетры у нас в Каспии водятся? А еще где? – Мещерский что-то прикидывал в уме. – Тогда морозильников не было, да и война кругом бушевала… Я думаю, в какое место, в какой город их могли в то время привезти, этих вот осетров, чтобы вот так подать на стол… В Одессу? Вряд ли. В Крым? В Новороссийск, в Батум?

– Действительно ощущение какого-то каннибализма это фото дает, но… Нет, не думаю – вы взгляните на их лица, – Катя смотрела на снимок. – Это же люди все сплошь интеллигентные. Скорее всего, это какое-то действо или ритуал…

– Какой ритуал? – тревожно спросила Анфиса.

– Не знаю, – Катя покачала головой. Взгляд ее скользнул по снимку и остановился на лице господина во фраке и маске домино. – Странно, все смотрят в объектив, у всех физиономии открыты, а этот вот маску надел. Словно прячется…

– Анфиса, у вас есть дома сканер? – спросил Мещерский. – Если не возражаете, я отсканирую это фото и… Интересный снимок, пугающе интересный. Хотелось бы навести по поводу него кое-какие справки. Естественно, с вашего разрешения, как хозяйки.

– Нет, я этой дряни не хозяйка, – Анфиса оттолкнула снимок. – Сканер в той комнате, там у меня вся моя лаборатория. Но знаете, Сережа, вы вот что… вы лучше возьмите эту фотку себе. Вы правда сможете что-то по поводу нее разузнать?

Мещерский забрал снимок.

– Я попробую. Хотя вряд ли получится, пока ничего не обещаю, – он держал фото осторожно, точно боялся, что мертвец на нем внезапно оживет и вопьется, как ядовитая сколопендра, ему прямо в палец.

ГЛАВА 10

ПО ЦЕПОЧКЕ

– Так я все-таки хочу выяснить, конкретно сколько человек арендовало вашу сауну – четверо или их было больше?

Этот простой вопрос Никита Колосов задавал за эти нескончаемые оперативно-поисковые сутки уже в третий раз. Номинальный владелец сауны был в отъезде. Все нехитрые банные дела вершил так называемый «менеджер» Хухрин, однако даже на такой простой вопрос он ответить не мог, уверяя, что сам лично сауну клиентам не сдавал и поэтому не имеет никакого представления о том, что за люди сняли ее для ночных увеселений – свои ли, местные, соседи ли из Воскресенска или заезжие москвичи. В управление уголовного розыска был срочно доставлен еще один банный «менеджер», а по совместительству скарятинский бухгалтер Мария Захаровна Борисова – рыхлая дебелая дама лет сорока пяти. Именно она, по словам Хухрина, непосредственно договаривалась с клиентами и получала с них деньги за аренду сауны.

– Да помилуйте, с какой стати меня сюда к вам привезли? Я вообще ничего не знаю, – это было первое, что услышал от нее Колосов. – Вы меня в это темное дело не впутывайте.