Прощание с кошмаром, стр. 2
В кладовке он извлек из старой рухляди пластиковый пакет, из тех, в которых домохозяйки хранят в антимоли меховые вещи. Весной они с Егором купили целую кипу таких пакетов в хозяйственном в Павловском Посаде. Великоват, конечно, но удобен. Самое оно: черный плотный пластик. И главное – непромокаемый.
Когда он возвращался, сквозь закрытые двери зала все еще доносилась музыка. Клавесин, свечи, тайна средневековой мистерии – «Дитя Макона»… Бог ты мой, Гринуэй и его грезы, божественная заумь… Но очень, очень душевно и заманчиво. А кто не знает, тот, как говорится, пусть отдыхает. Пусть…
Там, за этими дверями, было все то, что он любил. И там была Лекс и эти шарпеи с их невежеством и деньгами. А он… он лишь крепче зажал под мышкой пластик и двинулся в подвал – место, которое и существовало только для того, чтобы была возможность и впредь иметь все те милые сердцу, приятные духу, глазу, слуху предметы и вещи. Это было словно две стороны одной медали – подвал и то, что наверху, над подвалом, залитое солнечным светом, наполненное музыкой. И одна без другой стороны существовать не могли.
Человек открыл дверь в подвал, и она снова лязгнула, пугая тишину. ЧТО Ж, ЕСЛИ ВСЕ ИХ ТРУДЫ ПОШЛИ НАСМАРКУ, ЕСЛИ ИСХОДНЫЙ МАТЕРИАЛ СНОВА ИСПОРЧЕН, ПРИДЕТСЯ НАЧИНАТЬ ВСЕ ЗАНОВО. С нуля. А те бренные останки… Человек не хотел лукавить сам с собой – сил нет смотреть на эту блевотину, этот ужас, но… Вечером Егор отвезет эту мертвечину куда-нибудь подальше за Кольцевую. И зароет в лесу. Как он делал и прежде, когда работа не удавалась. И никто никогда ничего не найдет. Никто и никогда.
Глава 1 ПРОПАВШИЙ ПАССАЖИР
Дело оказалось совсем не таким простым, каким представилось на первый взгляд. Даже совершенно непростым – в цепи событий внезапно появилась странная загадка, и это весьма и весьма озадачило Катю Петровскую.
Катя, а если более официально, Екатерина Сергеевна – криминальный обозреватель пресс-центра областного ГУВД, вот уже целую неделю слезно жаловалась всем и каждому, что по уши увязла в трясине скуки: лето – мертвый сезон. И даже уголовный элемент всех мастей и окрасок знойным месяцем июнем, когда на небе ни облачка, а на градуснике тридцать выше нуля, вял, ленив и малооригинален в нарушениях закона.
Нельзя было, конечно, сказать, что на всем белом свете, а точнее, в лучшей его части – Подмосковье вообще не случалось никаких криминальных происшествий. Нет, как обычно, «контингент» регулярно совершал противоправные действия: воровал, насиловал, грабил. Но все это была уже набившая оскомину, надоевшая до чертиков рутина – никаких ярких, захватывающих, интригующих тем для газетного репортажа. Ни малейшей сенсации.
Короче – полный профессиональный ноль. Но вдруг… Сидя в пустом кабинете, залитом заходящим над родным Никитским переулком солнцем, едва живая от духоты и усталости, Катя – по ряду причин ей предстояло задержаться на службе до восьми вечера – в который уж раз перебирала в памяти события минувших суток, результатом которых и стала эта ужасная и таинственная находка в лесном овраге.
Началось же все это дело с громкого, хотя и не особенно оригинального ЧП: на двадцатом километре шоссе, ведущего в аэропорт Быково, ранним июньским утром водитель бензовоза неожиданно для себя услышал доносившиеся из-за поворота дороги выстрелы. Рисковать он не стал – мигом развернул махину-бензовоз и что есть сил погнал на ближайший пост ГАИ.
Первый милицейский наряд прибыл «туда, где стреляли», то есть на двадцатый километр, через четверть часа, точнее, в пять семнадцать утра. Кате же и прочим сотрудникам пресс-центра стало известно о происшествии, как только они пришли на работу – то есть около девяти утра. Но пока собрались, пока завели свою потрепанную машину, пока «докондёхали» до городка Красноглинска (расследовать ЧП пришлось ОВД именно этого района), дело уже крутилось вовсю, и к официальным лицам, как-то: следователю Красноглинского ОВД, сотрудникам спецбатальона ГИБДД и местному начальству, окрыленному энергичным раскрытием и задержанием по горячим следам банды дерзких злоумышленников, – было пря-мо-таки не подступиться на пушечный выстрел. Все «официальные» были до чрезвычайности «при исполнении» и от прессы и телекамеры прямо шарахались: у нас такое раскрытие, ребята, а вы тут со своей ерундой под ногами крутитесь!
Но Катю подобным обидным пренебрежением было не пронять. Вы, ребята, сами по себе – и мы из пресс-центра тоже сами по себе. У вас – героическое раскрытие особо тяжкого, а у нас – святая обязанность информировать о вашем героизме и оперативности широкие массы, формируя у общественности позитивный взгляд на деятельность правоохранительных органов. Так что будьте ласковы, товарищи следователи и оперы, не скаредничайте, не зажимайте информацию, а смело делитесь с ведомственной прессой о том, как вы сейчас взяли этих бандитских гадов, как сделали их и…
Вишневый «Икарус» на обочине – это было первое, что узрела Катя еще из окна пресс-центровских «Жигулей». Пустой автобус, а возле него – толпа галдящих испуганных пассажиров, милиционеры в форме, эксперт-криминалист с фотокамерой.
– Они к нам сразу же как сиганули, заорали: «Ограбление, всем стоять-сидеть на местах, быстро деньги – «зеленые» и какие есть, и все золото, что на пальцах и в ушах». Так прямо и заявили, дословно говорю, – возбужденно жестикулируя, рассказывала одна из женщин в толпе, обращаясь к стоявшему подле нее омоновцу. – Это прям какой-то ужас – в двух шагах от аэропорта! Сначала-то никто из нас и не понял ничего. А потом, когда этот лоб в маске выстрелил, мы…
И правда, как удалось выяснить Кате из бесед с очевидцами-пассажирами, в первую минуту в «Икарусе» никто толком ничего не понял. На этом автобусе ехали в столицу дальние путешественники – челноки аж из самой Йошкар-Олы. «Икарус» был забит багажом до предела. После утомительного ночного переезда почти все пассажиры в салоне спали. Водителя, валившегося на руль от усталости, только-только сменил его напарник. Утреннее шоссе (а часы на приборной доске «Икаруса» показывали всего половину пятого утра) было пустынным и тихим.
Как вдруг на двадцатом километре автобус бесшумно обогнала неизвестно откуда взявшаяся черная «девятка». Она вильнула перед самыми фарами «Икаруса» и резко перегородила дорогу. От неожиданности водителя прошиб холодный пот – столкновение казалось неминуемым. Он крутанул руль, взвизгнули тормоза и…
– Открывай дверь, быстро! – Водитель даже не успел понять, что происходит: к автобусу бросились пассажиры «девятки» – один, второй, третий. Секунда – рывок, и… некто в черной маске-»бандитке» уже у самой кабины. На водителя уставилось пистолетное дуло.
Некоторые пассажиры «Икаруса» проснулись от резкой остановки. Других разбудил шум, когда эта троица из «девятки» (всего, как оказалось, там было четверо) ворвалась в салон и прямо с порога громогласно объявила, что это, мол, ограбление, деньги, мол, на бочку…
Сама бандитская акция длилась не более восьми минут. Как рассказывали пассажиры, один из налетчиков в маске продолжал держать водителя под дулом пистолета, второй – явный «водила» – оставался за рулем, а остальные двое (тоже в масках) быстренько прошвырнулись по салону. Мало слов – много дела, угроз и экспрессии: дуло в зубы, рука – за дамскую сумочку, мужскую визитку, бумажник. Некоторых пассажиров заставляли вставать – срывали кожаные пояса с деньгами. А одному бедолаге даже приказали спустить брюки и трусы, подозревая у него потайной набрюшник. Когда пассажир заартачился, а остальные негодующе зашумели, бандит, охранявший водителя, молча и многозначительно пальнул – конкретно ни в кого не целился, но негодование разом стихло.
Ограбление шло своим чередом, пока, по словам очевидцев, нападавшие не дошли до «той женщины в красной кофте», как ее называли остальные пассажиры «Икаруса». Когда бандит схватил ее сумку, женщина забилась в истерике, крича, что еле нашла денег на поездку, наскребла у родственников, что дома дети, парализованная мать, что муж вот уже полгода как не получает зарплату на заводе, и что, только продав эти чертовы корейские кофты из ангорки, она надеялась хоть как-то свести концы с концами, и что «неужели у вас нет сердца и вы не понимаете, что мы так с голоду подохнем?!», и что «уж лучше стреляйте меня, потому что без денег я дома детям на глаза не посмею показаться!».