Прощай, Византия!, стр. 74

Стрелок мотнул головой. Стиснул зубы.

– Номер машины пробили по банку данных. Не в угоне, с этим все нормально. Владелец некто Елецкий Петр Николаевич, – сообщил Колосову сотрудник, проверявший «бумер» по учетам ГИБДД. – Портативный компьютер привезли, сейчас пальцы откатаем, проверим и с этого бока.

Но портативный чудо-ноутбук АДИСА электронной мобильной дактокартотеки не помог: по данным ИЦ задержанный не проходил. «Значит, не судим», – подумал Колосов.

– Ты Елецкий? – спросил он громко.

Стрелок не ответил ни слова. Он уже окончательно пришел в себя. Колосов видел: он украдкой пробует «браслеты» наручников на крепость.

– Не сбежишь. – Колосов чувствовал, как на него накатывает мутная волна бешенства – они взяли его с поличным, со стволом, из которого он едва не угрохал парня. Они почти раскрыли дело – осталось только получить признание и назвать имя главного фигуранта – заказчика убийств. Он должен был его назвать!

– Я тебя спрашиваю: ты Елецкий Петр?

– Пошел ты, – прохрипел стрелок. – Пошли вы все от меня на….. мусора!

– Куда? – тихо спросил Колосов. – Что ты сказал? Куда? А знаешь, куда ты пойдешь сейчас?

– Мне плевать.

– Плевать? Ну, ты это зря. – Колосов, чувствуя, что теряет над собой контроль, и от этого говоря совсем уже тихо, почти вежливо, рывком за куртку выволок задержанного из «рафика». – Это ты кому другому скажешь… А мне такое слушать обидно… Особенно после того нашего кросса по пересеченной местности… Помнишь тот кросс?

Стрелок глянул на Колосова: было такое ощущение, что он только сейчас вот и узнал его по-настоящему.

– Пошел ты. – Он плюнул Колосову под ноги.

– Я пойду. – Колосов рывком пригнул его вниз – к плевку. – Я-то пойду. Но и ты пойдешь… в ад, сволочь, пойдешь, если все не скажешь.

Коллеги Колосова, окружившие «рафик», подумали, что он толкнет стрелка лицом в снег, но они ошиблись: Колосов поволок его, упиравшегося, согнутого, к своей машине.

– Отпусти меня! Отпусти, говорю! Я ничего не знаю, без адвоката ни слова не скажу! – Тон стрелка был уже другим.

– В аду, в аду все скажешь… Я тебе его сейчас устрою. – Колосов саданул его в солнечное сплетение и затолкал в машину. – На Елецкого всю информацию, какая есть, какая возможна – адрес, телефон, место работы! – крикнул он своим. – Встречайте следователя. А мы отъедем ненадолго.

Его хотели удержать, пытались, но не смогли.

В ноябре темнеет быстро. Вроде только что заходящее солнце светило в пыльные заводские окна, искоркой вспыхивало в линзе оптического прицела – и вот уже сумерки и темнота. И разве мало в промзоне Южного порта тихих темных безлюдных углов? Колосов знал их немало. На полной скорости он съехал на набережную – к самой воде, черной, стылой. Открыл машину, выбросил стрелка на обледеневший гранит. Они были вдвоем – он и задержанный, убийца, наемник. На карту было поставлено дело. А возможно, и человеческая жизнь. Имя заказчика – Колосов знал его, ведь теперь, после выстрелов у игорного клуба, из Абакановых-Судаковых остался только один он – не Абаканов, но Судаков. Но это снова была лишь догадка. Ей нужно было подтверждение – официальное признание для протокола. Названная, произнесенная вслух фамилия. Если же ее не хотели называть – ее все равно надо было узнать, получить. Выбить. Выбить беспощадно из этой сволочи, убийцы, наемника – с потрохами, с кровью, с его поганой блевотиной. И этому не должны были помешать никакие душевные сомнения – угрызения совести, жалость… И даже ей… Кате, нечего было переживать за него по этому поводу. Но видеть его здесь, сейчас, в этом аду ей было нельзя. Это нельзя было видеть никому. Потому что…

– Последний раз спрашиваю по-хорошему – твоя фамилия, имя заказчика убийств, – сказал Колосов, подходя к лежащему стрелку.

Тот резко дернулся, не отрывая взгляда от его левой руки – в ней был пистолет.

Но стрелять по этой мишени было рано. Колосов убрал пистолет, схватил стрелка за куртку и ударил кулаком в лицо. Потом еще раз, еще – в подбородок, разбивая губы, в пах, в живот.

– Все равно все скажешь, – шептал он, чувствуя, как от ударов по этому враз обмякшему, ватному телу у него самого лопаются едва зажившие раны на порезанных волгоградскими стеклами ладонях. – Все равно скажешь… иначе сдохнешь… Ты сдохнешь!

Глава 38

В ТЕМНОТЕ

О событиях в Погрузочном тупике на бывшей госдаче ничего не знали. За окнами стемнело. Дом словно погрузился в сон. После похорон приходящая домработница Клавдия без объяснения причин отказалась от места. Другие помощники по хозяйству, убиравшие дом и парк, тоже не появлялись вот уже несколько дней. В этот вечер во всем доме оставались только Нина, Ирина и Лева.

Нина приготовила мальчику поесть. Самой ей ужинать не хотелось – она выпила только стакан подсоленного томатного сока. Отослала эсэмэску Кате. Решила было принять душ, но тут раздался телефонный звонок. Трубку в холле сняла Ирина.

– Нина Георгиевна, вас. – Голос ее звучал удивленно. – Это Марк, отец Левы.

Нина почувствовала, как сердце ее падает куда-то вниз, вниз. Вот-вот ударится, как хрустальный шарик об пол, и разобьется. Она еще не привыкла к мысли, что та их встреча была в реальности здесь, в этих стенах. Они говорили, они смотрели друг другу в глаза, но кто мог поручиться, что это было не во сне? Катя могла поручиться? Но она сейчас была далеко, где-то там, за этим темным заснеженным парком. А он был здесь – только протяни руку, возьми трубку и услышишь.

– Да, я у телефона. – Нина произнесла первую фразу тоном «доктора». – Добрый вечер.

– Это я. Тебе что, неудобно разговаривать?

Когда тем, кто шпионит, разговаривать удобно? Что ты, Марк, неужели ты так и не понял, с кем ты имеешь дело?

– Да, то есть нет.

– Я очень хотел услышать твой голос. – Марк Гольдер говорил медленно. – Как сын?

– Все по-прежнему. Он только что поужинал.

– Там рядом с тобой кто-то есть, да? Павел?

– Нет.

– А, тогда Ириша… Она добрая девочка. Ей можно доверять. Я хотел приехать сегодня, но ничего не получилось. Завтра у меня партия. Я ее должен выиграть. Я приеду в пятницу. Ты слышишь меня?

– Да, вы можете не беспокоиться за Леву, я же здесь.

– Нина, я хочу, чтобы все это как можно скорее кончилось. Так не может продолжаться. Я много думал и… В прошлый раз, когда я увидел тебя в их доме, я подумал, что это сон. Галлюцинация.

– Я тоже.

– Ты считаешь меня плохим отцом?

– Нет.

– Я все обдумал. Я не говорил этого тебе раньше, хотя мог сказать уже при первой нашей встрече… Ты слышишь меня?

– Да, то есть не совсем… наверное, что-то с телефоном. – Нина под упорно-удивленным взглядом Ирины, которая вернулась в холл, почувствовала, что вконец теряется и краснеет.

– Чего хочет Марк? – спросила Ирина. – Приехать?

– Ирина спрашивает, когда вы приедете, Марк? – тихо спросила Нина.

– Вы что там, совсем одни? – Марк вздохнул. – Я бы к тебе прямо сейчас приехал. Но пойми, у меня завтра партия. Я должен победить.

– Так, значит, в пятницу? – спросила Нина громко. – Хорошо, будем вас ждать.

– В пятницу его принесет? – Ирина вздохнула. – Теперь с Ираклием будут друг другу права качать. Но все равно с Левиком надо ведь что-то решать.

Она поплелась в гостиную, попутно везде включая свет. Включила было телевизор – прошлась по каналам.

– Совсем смотреть стало нечего, одни сериалы. – Голос ее звучал потерянно.

Нина, чтобы несколько прийти в себя, поднялась в детскую. Лева в своей обычной отрешенной позе сидел на кровати, смотрел в темное окно. Низко над аллеями парка висел ущербный серпик луны.

– Задернуть шторы? – машинально спросила Нина, думая о своем.

Лева покачал головой – нет. Она шагнула к окну, потом резко обернулась – ей опять показалось? Или он на этот раз действительно среагировал, ответил на ее вопрос?!