Прощай, Византия!, стр. 49
– Константину она об этом не сказала, а вам? Вы, я так понимаю, были в курсе?
– Ничего она мне не говорила, вы что? Но я на это совсем не в претензии.
– Что-то, Ираклий, мне не совсем ясно. Выходит, это все-таки ваше предположение, причем голословное?
– Ну, пусть будет предположение, хрен с ним. – Ираклий досадливо махнул рукой. – И что вы ко мне с этими монетами привязались? Какое вообще вам до них дело? Вы лучше ответьте мне, когда вы наконец того подонка поймаете, который на мою семью охоту устроил?
– Розыск идет полным ходом.
– Ага, сейчас скажете: я сам, лично его преследовал, гнал во все лопатки, но, увы, обстоятельства оказались сильнее и…
– Парень, там в лесу, у вашего дома я его не догнал, – отрезал Колосов. – Но не такие уж мы беспомощные олухи, какими ты нас себе представляешь. Кое-что все-таки на него у нас появилось.
– Отпечаток большого пальца правой ноги? – криво усмехнулся Ираклий.
– Вот, взгляни… взгляните, может быть, этот человек вам знаком? – Колосов выложил на стол снимок, отпечатанный лейтенантом Смирновым.
Ираклий потянулся к снимку, долго вглядывался, хмурил брови.
– Нет, – сказал он наконец. – Впервые эту рожу вижу. Где вы вообще ухитрились так его снять?
– Это камера видеонаблюдения постаралась, расположенная на соседней с колледжем улице, ну, где учился ваш брат Федор.
– А почем вы знаете, что это именно тот тип, что в него стрелял? – Ираклий недоверчиво разглядывал фото.
Колосов не стал распространяться о «прикладе винтовки», запечатленном камерой.
– У нас есть основания предполагать, что это он.
– А там, в лесу, во время погони вы сами-то его разглядеть успели? – Ираклий задал Катин вопрос.
– Он был в шапочке-маске.
– Вот гад. Предусмотрительный, сволочь. – Ираклий щелкнул по фото, словно хотел выбить своему неизвестному врагу глаз. – Я могу это взять с собой?
– Зачем?
– Ну так, вдруг случайно на улице встречу – он ведь охотится за нами. Потом сестрам покажу, пусть и они запомнят, рот не разевают. Еще дед мой говаривал – врага надо знать в лицо.
– Нет, это вещественное доказательство. Когда мы сочтем нужным, мы предъявим это фото на опознание и вашим сестрам, и братьям тоже. – Колосов забрал у него снимок: еще чего захотел, чтобы эта фотка у вас там по рукам гуляла!
– Хозяин – барин, я как лучше хотел, помочь вам собрался. Часть работы вашей за вас же и сделать. – Ираклий снова криво усмехнулся.
– Значит, этот человек вам не знаком?
– Нет, никогда раньше его не видел.
– После известий о происшествии в Волгограде вы имели разговор с отцом?
– Ну, был у нас такой разговор. Отец принял все это близко к сердцу.
– Он что, предупреждал вас об опасности?
– Да нет, просто на судьбу сетовал, советовался, не нанять ли охранников, ну и вообще… Насчет охранников как-то вопрос сам собой заглох. Он хотел, чтобы мы все на лето куда-нибудь уехали за границу. Ну, это, конечно же, всех больше устроило, чем постоянный колпак.
– Колпак?
– Ну, охрана, мордовороты эти. – Ираклий вздохнул. – В общем, мы собирались кто куда – я лично на Ибицу хотел мотануть. Оторваться захотелось. Близнецов в молодежный лагерь в Австрию отправляли, Костян с женой хотел ехать в круиз по Средиземноморью. Но никто никуда не поехал: отец скоропостижно умер, и… в общем, наша прежняя жизнь сразу рассыпалась в прах. Настала новая жизнь – та, которой мы живем сейчас.
– И что же это за жизнь? – спросил Колосов.
– Сами видите, до краев полная опасностей и приключений. И потерь, как же без потерь? – Ираклий вздохнул. – Ах, если бы не вся эта кровавая канитель, мы бы… Мы бы давно уже уладили все дела с наследством в нотариальной конторе, получили бы по ха-арошему куску и… разошлись каждый своей дорогой. Костян бы со временем в олигархи выбился, у него отцовский талант деньги наживать, Зойка уехала бы куда-нибудь в Париж, она давно отсюда вырваться за бугор мечтает. Ирка бы замуж выскочила, она спит и видит, как от мамаши своей поскорей отделаться, а я… я бы тоже нашел чем заняться.
– Пока, к сожалению, все эти ваши личные планы надо корректировать. Убийца до сих пор на свободе, и, пока он не арестован, вы все должны быть предельно осторожны. Вы, насколько я знаю, живете отдельно?
– У меня квартира на Багратионовской, отец мне еще на мое совершеннолетие сделал подарок.
– Я просил бы вас пока жить вместе с семьей в Калмыкове.
– Хорошо, мне в принципе все равно.
– Мы установили там пост круглосуточной охраны. Вам они докучать особо не станут, находиться будут за территорией дачи, на этом ваш брат Константин настоял. Вот вам телефоны для связи. – Колосов подал ему листок бумаги. – Если что заметите подозрительное, немедленно звоните нашим сотрудникам.
– Мы теперь и сами за себя постоять сумеем, – хмыкнул Ираклий, но под взглядом Колосова листок с телефонами все-таки взял и небрежно сунул его в карман пальто.
– Как ваш маленький племянник? – напоследок спросил его Колосов.
Ираклий удивленно глянул, словно не понял, о ком идет речь.
– Сын вашей покойной сестры, – уточнил Колосов.
– Левка? А никак. Вон врачиху к нему пригласили – и все без толку. – Ираклий говорил о мальчике совершенно равнодушно, без какого-либо сострадания. – Ну что, все? Я свободен, могу идти?
Глядя ему вслед с порога кабинета, Никита Колосов невольно подумал: мать моя командирша, что же это за семья такая? Правда, что ли, проклятая? Потом мысли его переключились на стрелка. Он вызвал лейтенанта Сидорова и попросил забронировать для себя авиабилет на завтрашний утренний рейс до Волгограда. Потом позвонил в приемную шефа – о своей предполагаемой командировке с непосредственным начальством он пока еще не говорил.
Глава 28
ПРОЛЕТАЯ НАД ГНЕЗДОМ И ДАЛЬШЕ
Наступила суббота, все вокруг было покрыто белым пуховым одеялом: Нина, проснувшись и выглянув в окно, не могла оторвать взгляд от этой снежной белизны. Ночью сквозь сон она слышала какой-то шум в коридоре, но не было сил подняться с дивана, оторвать голову от подушки – во сне все тоже было белым, снежным…
Заглянув утром в детскую, она застала Леву стоящим в пижаме у окна. Он смотрел во двор, сосредоточенно водя пальцем по холодному стеклу. В доме было тепло и душно, все еще спали – поздний рассвет едва брезжил.
– Хочешь на улицу? Что, если нам с тобой немножко погулять, а? – шепотом спросила Нина мальчика. Он оглянулся на ее голос, но не ответил.
Однако его молчание Нину не смутило, она одела его потеплей, он не сопротивлялся, давая себя одеть послушно, как кукла. Набросив куртку, она взяла мальчика на руки и вышла на улицу. Льдистый колкий, совсем уже зимний воздух, как крепкое вино, сразу ударил в голову. Нина опустила Леву на снег, он неуверенно шагнул прямо в сугроб, хватая снег рукавичками. В новом комбинезоне, в ярком вязаном шлемике он до боли напомнил Нине ее сына Гогу.
– А хочешь, прямо сейчас слепим снеговика? – спросила она.
На лице мальчика отразилось удивление, он словно прислушивался к чему-то внутри себя, словно что-то вспоминал. Нина бросилась навстречу сугробам, как пловец навстречу волнам – возле вот этих старых, очень старых, видевших так много на своем веку, слышавших выстрелы совсем недавно, елей стоять снеговику с морковкой вместо носа. И да будет так! И никакие подозрения, несчастья, убийства и страхи тому не помеха. О том, что рядом с дачей теперь круглосуточно будет находиться пост охраны, состоящий из сотрудников милиции, Нина, конечно же, знала. Помнила. Но охрана, соблюдая конспирацию, не выказывала никаких признаков своего близкого присутствия.
Стояло снежное утро. Пахло хвоей, морозом, печным дымом. Где-то в елках каркали, переругивались вороны. Им вторил едва слышный лай собак – из-за леса, из-за пруда. И все пережитое казалось таким нереальным… Вот только любимое пальто, что осталось в прихожей на вешалке, все извожено в грязи, когда пришлось шлепнуться в нем на землю и прятаться от пуль за машиной. Химчистка теперь по нему плачет, а может, и химчистке не под силу вывести следы этого опасного приключения. «Кому рассказать – не поверят ведь ни за что, – думала Нина, сгребая снег, чтобы лепить из него первый шар. – У Кати было такое лицо несчастное… И потом тоже, когда приехал прокурор и милиция со своей командой. Правда, они были в курсе и не задавали ей лишних вопросов, Катино инкогнито не пострадало в глазах домочадцев. Интересно, а какое у меня было лицо? По-моему… я под выстрелами держалась на «три с плюсом». Нет, даже на твердую четверку. Не визжала со страху, и то слава богу! Коленки, правда, потом тряслись ужасно, но это ведь не видно было никому. Или видно? А Зоя испугалась, неправду она потом твердила, что не успела даже понять, что именно произошло. Она сразу поняла, что по ней стреляют, вот уж у нее-то все на лице было написано…»