Молчание сфинкса, стр. 42

В этот понедельник Анна Лыкова работала в антикварном салоне с трех часов дня. Антикварный мирок на Сивцевом Вражке в последнее время стал для нее последним прибежищем. Здесь, на работе, она была день-деньской на людях и одновременно предоставлена сама себе. Анна Лыкова – ведущий артдилер салона «Галантный век». Антикварный бизнес – дело прибыльное, торговля шла неплохо, но для Анны все эти вещи, что проходили через ее руки и оседали на витринах за пуленепробиваемыми стеклами в ожидании покупателей, были не просто товаром на продажу. Во многих из них она словно узнавала старых знакомых, которых уже видела однажды – давно, в какой-то другой жизни.

Антикварный салон на Сивцевом Вражке за скромной вывеской своей скрывал первоклассные, редкие вещи. Хозяин салона Навроцкий – стреляный антикварный воробей, выходец из некогда знаменитой, давшей антикварному миру десятки громких имен коллекционеров, скупщиков и оценщиков системы Ленкомиссионторга, обладал двумя главными профессиональными достоинствами, столь редкими в мире бизнеса, – безошибочным чутьем и безукоризненной репутацией.

На маленьких витринах салона, подсвеченных серебристым светом, бывало, встречались друг с другом и будущими своими владельцами ювелирные украшения фирм «Фаберже» и «Кехле», колье и броши «французские цветы», великолепные камеи и медальоны восемнадцатого века. В сейфах-шкафах искушали коллекционеров обширные нумизматические коллекции, жемчужиной которых был серебряный динарий Нерона, отчеканенный в год пожара Рима, старинная бронза, фарфор, стекло и мозаика.

Выходец из знаменитой системы Ленкомиссионторга Навроцкий не уставал повторять Анне Лыковой, которую в свои шестьдесят пять ценил и как дельного специалиста, и как молодую симпатичную женщину, что все новое – это хорошо забытое старое, и поэтому не стоит гнаться за изменчивой модой, а надо самим формировать ее среди своих потенциальных клиентов. Он располагал обширными связями как среди собирателей и коллекционеров, так и среди нуворишей-толстосумов, а также среди сдатчиков, между которыми было немало владельцев наследственных собраний – племени, как известно, почти совершенно исчезнувшего.

Когда в антикварном салоне «Галантный век» раздался этот телефонный звонок, Анна с Навроцким были заняты осмотром только что сданных на комиссию парных бронзовых ваз. Вазы эти стали предметом жаркого спора.

– Анна Николавна, вы взгляните на это клеймо непредвзято, – говорил старый Навроцкий, осторожно поворачивая в руках маленькую вазу стиля ампир. – Это клеймо петербургской ювелирной фирмы «Никольс и Плинке».

– Да, но это их стандартное фабричное клеймо, – возражала Анна. – А на этой вазе, парной, заметьте, помимо этого фабричного, есть еще именное клеймо Роберта Кохуна. А он был ведущим мастером этой фирмы.

– Вот это меня и смущает. Даже более скажу – настораживает, Анна Николавна. Отчего же тут два клейма? Вазы изготовлялись как парные, видимо, для одного владельца, – Навроцкий бережно взял в руки вторую вазу, сравнил. – Да, похоже на именник Кохуна. А он, насколько мне известно, никогда не ставил свое именное клеймо рядом с клеймом фирмы.

– А может быть, эта ваза в конце века не была продана через их ювелирный магазин в Петербурге, – возражала Анна. – А ушла к заказчику прямо с фабрики, из рук мастера.

– Возможно, но меня это несоответствие все же смущает. Посмотрите в ваш верный компьютер, я не мастак обращаться с этой новой техникой, вы знаете, – во сколько эти вазы у нас были оценены первоначально?

– Анна Николаевна, вас к телефону, – в кабинет Навроцкого, где они сидели, заглянул охранник из зала.

– Павел, я сейчас занята. Пусть перезвонят минут через двадцать, – ответила Анна.

– Вас спрашивает Роман Валерьянович Салтыков.

Анна резко поднялась с мягкого кресла. Навроцкий оторвался от изучения клейм.

– Анна Николавна, дорогая, что с вами? – спросил он.

– Ничего… голова что-то вот… закружилась.

– Идите, идите скорее. Он ждет на телефоне. Это наш лучший клиент. Передайте ему от меня, пожалуйста, что, если он, как и было условлено, приедет взглянуть на камеи, я закрою магазин. Мы будем договариваться с ним приватно.

– Хорошо, я передам, – Анна направилась в зал. Походка на зоркий опытный глаз Навроцкого у нее была какой-то неровной. Словно ей сейчас немилосердно жали замшевые итальянские туфли на высокой шпильке.

Она взяла трубку телефона на пульте охраны.

– Алло, я слушаю.

– Анечка, это я, – голос Салтыкова был глух и отрывист. – Я звонил вам на мобильный, но он не отвечает.

– Я просто забыла его включить. Здравствуйте, Роман, – Анна Лыкова чувствовала, что все внутри ее словно сжалось от сладкой мучительной боли. Он позвонил ей… Он сам, первый позвонил ей. Взволнован, что-то спрашивает… Какая же это пытка – слышать его голос так близко и не говорить ему самого главного, от чего так сильно бьется сердце в груди.

– Анечка, я знаю, вы мой самый верный, самый преданный друг. Анечка, я совершенно потерян – случилось страшное несчастье, я просто не знаю, к кому мне еще обратиться, кроме вас!

Его голос доносился словно из тумана. Усилием воли Анна стряхнула с себя этот морок – нет, нельзя поддаваться, нельзя раскисать!

– Роман… Роман Валерьянович…

– Анечка, сегодня утром убита Наталья Павловна! Вы слышите меня? Ее нашли мертвой на дороге, что ведет от нас на станцию. Я не знаю, что делать. Мне только что звонили из милиции, требуют, чтобы я немедленно приехал, – голос Салтыкова вибрировал как струна. – Анечка, я никогда в жизни не имел дела с полицией, тем более здесь. Я знаю, вы мой самый верный друг, Анечка, помогите мне…

– Вас вызывают в Лесное? Я сейчас же беру такси и еду! – Анна уже не грезила наяву и более не раздумывала.

– Нет, меня вызывают в полицейское управление здесь, в Москве. Вот я адрес записал под их диктовку – Никитский переулок, какое-то Гэ У Вэ Дэ – ГУВД Московской области. Я понятия не имею, что означает эта аббревиатура.