Молчание сфинкса, стр. 4

Говорят, что глаза жертвы хранят отражение убийцы: загляни – и увидишь кто. Чушь все это. В мертвых глазах не отражается ничего. Даже вечное небо, даже белые облака в мертвых глазах увидеть нельзя. Не похожи на зеркало мертвые глаза. Вообще не похожи ни на что живое. Потому-то, наверное, так неприятно и страшно заглядывать в глаза мертвецу.

Начальник отдела убийств ГУВД Московской области Никита Колосов наклонился, провел ладонью по холодному, влажному от моросящего дождя лицу убитого. Кому-то ведь надо выполнить этот долг – закрыть, ощущая колкость ресниц.

Осмотр места происшествия приходилось делать под непрекращающимся дождем, в быстро по-осеннему наступающей темноте, при скупом свете фар дежурной милицейской «Волги». В этом деле все уже было не гладко, не так, как надо с самого начала: место, время, освещение, погодные условия. Но самые большие проблемы – и Никита Колосов чувствовал это – обещала сама личность убитого.

– Это отец Дмитрий, настоятель церкви мучеников Флора и Лавра в Тутышах, – сказал Колосову дежурный по главку. – Сколько лет у нас таких случаев не было. И вот, пожалуйста, дождались. Хлебнем теперь с этим делом досыта.

Убийство священника было делом действительно редким. На памяти Колосова такое случилось лишь однажды, когда он только начинал работать в уголовном розыске. Еще на пути в эти самые Тутыши он знал, кого наверняка застанет на этом сенсационном происшествии. И он не ошибся.

Машина главковского пресс-центра даже опередила его. А в группе милиционеров в дождевиках резко выделялась до боли знакомая фигурка под красным зонтом. Словно тоненький и ужасно деловой гриб-мухомор. Криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Екатерина Сергеевна Петровская (по мужу Кравченко) уже была здесь, на месте. Тихонько, без суеты расспрашивала начальника местного отделения милиции Николая Кулешова о том, что случилось. Как и Колосов, Катя в этих самых Тутышах оказалась впервые. Однако в сгущающихся сумерках и оглядеться по сторонам толком было невозможно. Желтые пятна света от автомобильных фар вырывали из дождевой смурной пелены лишь небольшой участок с распростертым на земле мертвым телом.

Колосов смотрел на труп и отчего-то медлил начинать осмотр. Священник. Старик. Седые волосы, седая аккуратная борода. Руки широко раскинуты. Левая накрепко вцепилась в комок глины. Справа от тела примерно в метре – пухлый кожаный портфель, тоже весь в глине. И эта чудная одежда. Непривычная. Ряса, что ли, или как она там называется, похожая на коричневое одеяло…

– Кто его обнаружил? – спросил он Кулешова. – В котором часу?

– В 20.40 рейсовый автобус из Коломны пришел по расписанию. Пассажиры, что здесь сошли, – наши здешние, с молокозавода мужики – вот их фамилии, я записал для следователя, они и наткнулись. Там у нас автобусная остановка, – Кулешов махнул куда-то в темноту, откуда доносилось слабое эхо оживленной автомобильной трассы. – Этой дорогой все здешние ходят с автобуса – и на молокозавод, и в Тутыши, и в Воздвиженское, и в Лесное. В Лесное, правда, подальше и свернуть еще надо.

– Давность наступления смерти – четыре часа. Его убили около шести вечера, – сообщил патологоанатом. – Никита Михайлович, давайте его осторожно перевернем. Я вам покажу рану.

Перевернули. Перед тем как тронуть труп с места, Колосов и закрыл ему глаза. Мертвое старческое лицо, иссеченное морщинами, борода, усы.

Затылок был раздроблен.

– Черепно-мозговая травма, она и стала причиной мгновенной смерти, – сказал эксперт. – Ударили, видимо…

– Обухом топора?

Это громко, тревожно спросила Катя. Колосов обернулся через плечо. Катя близко к трупу не подходила. Жалась в сторонке под этим своим смешным красным зонтом-мухомором. Рядом с ней стоял оператор телестудии Марголин. Ладил камеру – снимать, скорей все снимать. Катя зонтом прикрывала от дождя не столько себя – камеру, всевидящее око.

Насчет этого самого обуха топора она спросила неспроста. Все это поняли. Переглянулись. В Подмосковье уже было одно убийство священника, о котором вскоре узнала вся страна. В том деле фигурировал топор. А дело так и повисло глухарем.

– Нет, нет, это не топор, – патологоанатом словно обрадовался чему-то, заспешил. – Удар нанесен сзади, с силой, человеком чуть выше среднего роста. Но это не топор. Похоже на монтировку или свинцовую дубинку.

– Или на кусок трубы. – Колосов присел, начал, светя себе карманным фонарем, осматривать рану. Осторожно ощупал череп. Рядом с головой мертвеца валялась испачканная глиной и кровью бархатная фиолетовая шапочка непривычного покроя. Колосов вспомнил, что священники носят вроде бы какие-то скуфьи. Это и есть скуфья? Или это клобук?

– Как он тут оказался, зачем? Выяснили? – спросил он у начальника отделения милиции Кулешова.

– Выясняем. Я двоих своих сотрудников послал в церковь и домой к нему, – ответил тот.

– У него кто из родственников есть? Жена, дети? – продолжал спрашивать Колосов.

– Жена у него умерла давно. Бездетные они. Но у него полон дом родни, все старухи: сестра с ним проживает, потом теща – этой вообще чуть ли не сто лет, и еще приживалки – тетки какие-то троюродные. Их дети родные в дом престарелых сбагрили. А отец Дмитрий к себе взял. – Кулешов вздохнул. – Эх, жалко мужика! Хороший старик был. У меня почти пол-отделения крестники его.

– Тут жилье какое-нибудь поблизости есть? – спросил Колосов. – Свидетелей для начала будем искать. Может, кто-то крики о помощи слышал, видел что-то. В шесть вечера еще не так темно было. Значит, это обычный путь здесь у вас с автобуса?

– Самый обычный. А жилья тут особо близко нет никакого. Летом дорога-то торная, машины часто ходят – дачники на пруды в Лесное купаться ездят, когда жарко. Ну а осенью народа почти нет – только свои, кто на автобус к расписанию идет.

– В шесть часов, в начале седьмого автобусы по расписанию есть?

– Даже два – один с Москвы, экспресс, но по требованию всегда тут останавливается, и с Бронниц. Коломенский приходит в половине шестого. Но часто бывает, что опаздывает. Только вряд ли бы он поехал в Коломну на ночь-то глядя, в шесть вечера, – Кулешов с сомнением покачал головой.