Молчание сфинкса, стр. 110

Близился Новый год. В туристической фирме «Столичный географический клуб» наступили самые горячие дни. Сергей Мещерский буквально разрывался на части: горнолыжные туры в Альпы для экстремалов, ралли на снегоходах, зимняя финская сказка «В гостях у гномов».

Друг детства Вадим Кравченко изъявил желание на новогодние праздники проехаться с Катей «куда-нибудь». Мещерский предложил на выбор: Марокко, Словения, Финляндия. Катя захотела в гости к гномам – в Лапландию.

Они улетали в Рованиеми через три дня. Сам Мещерский с удовольствием тоже махнул бы вместе с ними любоваться на северное сияние, кататься на лыжах, на снегоходах, париться в сауне. Но в Москве его цепко держало важное дело. Точнее, даже два дела, тесно связанные друг с другом.

Во-первых, его продолжали вызывать в прокуратуру области в качестве одного из главных свидетелей по делу об убийствах в Лесном.

А во-вторых, вот уже почти месяц он был занят устройством дальнейшей судьбы своего родственника Ивана Лыкова.

Лыков подъехал в офис турфирмы к Мещерскому в обеденный перерыв.

– Все, документы готовы, – объявил ему Мещерский. – Они тебя берут, ты им вполне подходишь. Можно ехать получать снаряжение, оформляться. Ты сам-то не передумал, Ваня?

– Нет, не передумал, – Лыков прикурил сигарету, поискал глазами пепельницу. В офисе «Столичного географического клуба» пепельницами обычно служили половинки расколотых кокосовых орехов или морские ракушки. – Сколько, ты говоришь, там полярная ночь длится?

Мещерский вздохнул. Иван Лыков покидал Москву, станцию «Автозаводскую», Тюфелеву Рощу, Южный порт, трибуны стадиона «Торпедо» и свою сестру Анну – уезжал далеко и надолго. То, что ехать следовало непременно, посоветовал ему по-дружески, по-родственному сам Мещерский. Они возвращались вместе после одного из допросов в прокуратуре. Говорили о случившемся. Но об Анне Мещерский не спрашивал, язык как-то не поворачивался. Лыков сам начал: мол, живу сейчас один – снимаю комнату в коммуналке в Кожухове. Коммуналка – сплошной зоопарк, кого только нет: и алкаш Витя, и два малолетки-близнеца – нацбол со скинхедом, и некто по имени Филипп – теневой дилер по подержанным японским тачкам.

– А как Аня? – не выдержал Мещерский.

– Ничего. Наверное. Живет, работает.

– Салтыков уезжает, Ваня, – Мещерский делал вид, что целиком поглощен поисками ключей от машины в карманах собственного пальто. – Мы с ним разговаривали недавно. Он уже билеты на рейс в Париж заказал. Он берет с собой Изумрудова. Они с ним теперь стали просто неразлучны… Может, они когда-нибудь и вернутся в Лесное, но это будет точно не в этом году. Ты слышишь, что я говорю?

– Слышу. – Лыков кивнул.

– Мне кажется, тебе тоже лучше уехать. Ненадолго. На время.

– Куда?

– Мало ли мест?

– Ну если только на другой конец земного шарика. Я только на такое путешествие, Сергун, согласен. А иначе, – Лыков усмехнулся, – ничего из этого не выйдет.

Мещерский эти невеселые слова Лыкова запомнил. И вплотную занялся «вентилированием» внезапно осенившей его идеи. Идеи свои он обожал претворять в жизнь. И вот вскоре все справки были наведены, вопросы прояснены, согласие Лыкова – принципиальное – получено, анкеты заполнены, документы оформлены.

Из надежных дружеских источников Мещерский знал: на постоянно действующей научно-исследовательской станции «Восток» в Антарктиде предстоит кардинальная ротация кадров. Полярники набирали новую экспедицию, новую команду – научный и, что самое главное, обслуживающий персонал. Охотников торчать два контрактных года на Южном полюсе по нынешним неромантическим временам находилось не так уж много. Мещерский предложил этот вариант Лыкову: не слабо? И тот согласился. В полку полярников прибыло.

– Так сколько там длится полярная ночь? – переспросил Лыков.

– Полгода, – ответил Мещерский.

– А день?

– Тоже полгода. Тебя это не устраивает?

Лыков хмыкнул. Забрал папку с документами.

– Ну что, теперь на вокзал ехать, билеты до Питера брать, а там и на корабль, – он посмотрел на Мещерского. – Ты скажи ей, когда я уеду. Пожелай ей от меня счастья.

– Сам даже не позвонишь, не простишься? – спросил Мещерский. – Иван, ну как же так? Это же самый родной тебе человек, твоя сестра!

Лыков снова усмехнулся – как-то виновато.

– В том-то и беда, Сергун, что она моя сестра. Была б… Эх, ладно. Проехали. Забили.

– Я тебя все спросить хотел, да не решался, – Мещерский даже вспотел от волнения. – В ту ночь, когда мы этого гаденыша поймали, Вальку Журавлева, – ты ехал в Лесное. К ней, к Ане?

– Пьяный я был в дым. Вышел из бара, сел в тачку. Бах – смотрю, уже пилю куда-то на всех парах. Дорога сама ведет, стелется, стерва, – Лыков пожал плечами. – Может, и к ней я ехал, к Аньке, а может, и… Не хочу тебе врать, Сережа. Ненавижу врать тем, кого люблю. Одно скажу – то, что менты меня там, у деревни, тормознули, это к лучшему. Я бы вам там не помощник был в ваших ментовских хитрых делах, а наоборот. Ну что таращишься на меня так печально?

– Ничего. Так. Все утрясется. Я верю – все образуется. Удачи тебе, Иван.

– Где, среди пингвинов? – усмехнулся Лыков.

Мещерский смотрел из окна офиса, как он садится в свой раздолбанный «Форд».

Гуд бай…

От Лесного, от которого за эти месяцы отслаивалось, отпочковывалось, отрывалось с мясом и кровью немало составляющих, отделилась еще одна частица – гуд бай…

Из всего происшедшего Катя решила извлечь для себя максимальную пользу. Как только расследование по убийствам было закончено, она тут же засела за масштабный репортаж для «Вестника Подмосковья».

Никита Колосов зашел в пресс-центр в конце рабочего дня. Катю он застал наедине с компьютером. Вид у нее был ужасно сосредоточенный и забавный – она писала. Пальцы так и прыгали по клавиатуре. На столе царил невообразимый хаос: дискеты, компакт-диски, блокноты, разноцветные листки-памятки, пачка фотоснимков.

– Ты мне звонила? – спросил Никита.

– Где тебя носило? – Катя не отрывалась от текста.