Готическая коллекция, стр. 34

– Мы когда под отель дом себе здесь присматривали на косе, – вклинился Базис, – специально хотели, чтобы и дом, и место с историей было, с аурой. Слышите, как излагает, а? Это она все еще тогда наизусть вызубрила. Мы думали, все это к нам туристов привлечет. Ну, как в Штатах, где в отели специально дома с привидениями превращают. И народ туда валом валит, и деньги платят владельцам.

– Умолкни, лучше бокалы пока перемой. – Юлия закурила. Кравченко галантно поднес ей зажигалку. – Я рассказываю как могу. Итак, началось все с того, что поймал наш здешний пастор Водяного и вознамерился сжечь его на костре на рыночной площади как исчадие ада и посланца преисподней. Но на дворе был уже век Просвещения, и костры инквизиции давно уже были в Европе не в моде. К тому же в это самое время приехали из Кенигсберга в Пилькоппен два студента. Один был племянник пастора, а другой жених его юной дочери, белокурой красавицы Агнетте.

Оба студента чрезвычайно заинтересовались происшедшим. Оба наперебой начали убеждать пастора, что костер – это пережиток варварства и что не лучше ли прямо сразу направить гонцов в Дерпт, в Кенигсберг и в Дрезден, вызвать университетских профессоров и бакалавров, чтобы и они смогли взглянуть на морское диво и составить о нем научный отчет королю. Все это слышала и юная Агнетте, и ей до смерти захотелось самой взглянуть на Водяного. Его держали в сарае, запутанным в сети. На месте того знаменитого сарая сейчас как раз наша автомастерская.

Катя следила за Медовниковой: ну и ну, даже голос изменился у хозяйки гостиницы. Да что голос, изменились ее манеры, жесты, взгляд.

– Среди ночи, дождавшись, когда в доме все уснут, встала Агнетте с постели и направилась в сарай, – продолжала Юлия. – Сердце ее сжималось от страха и любопытства. В Пилькоппене ходили слухи, что Водяной – жуткое страшилище, в тине и рыбьей чешуе. Но когда Агнетте вошла в сарай, подняла свечу и увидела его, запутанного в сеть, то… Как поется в старой здешней песне: «Печален Водяного взгляд, а волосы золотом горят». Это был самый прекрасный юноша на свете, похожий на королевича из-за моря…

Катя невольно проследила, куда был направлен в этот момент ее взгляд – на Чайкина. Тот сидел и пил пиво. Дергачев сидел рядом, ссутулившись, тяжело облокотившись на стол.

– Юноша страдал от жажды и холода. Он был совершенно голый. Кожа его была гладкая и загорелая, тело сильное и мускулистое, и на нем не было рыбьей чешуи. И Агнетте, которая была невинной девушкой, ощутила, как лицо ее пылает от стыда, потому что она еще ни разу не видела обнаженного мужчины. И почувствовала она, что сердце ее рвется на части от жалости и сострадания. Водяной попросил у нее напиться, и она принесла ему воды в ладонях. Он коснулся ее рук губами и назвал ее по имени, и она поняла, что сделает для него все. И тогда он попросил ее взять нож и разрезать сеть. И она сделала это и протянула к прекрасному юноше руки, но… «И тогда схватил ее Водяной – точно горло стянула петля». Он утащил Агнетте с собой на дно залива. И держал у себя восемь лет, и жил с ней как с женой, и она родила ему семерых детей: четверых мальчиков и трех девочек. Но однажды, на девятый год, весенним днем услышала Агнетте звон нашего церковного колокола. И заплакала, загрустила, стала умолять Водяного отпустить ее на землю на утреннюю мессу повидать людей и отца. И Водяной согласился, но взял с нее клятву, что на вечерней заре она вернется к нему.

Но, побыв на земле, вдохнув аромат весенних цветов и трав, Агнетте не захотелось возвращаться на дно залива. Водяной ждал ее до заката. А когда последний луч солнца погас, он поднялся на поверхность и вышел прямо возле ступеней церкви из нашего черного пруда – «Водяной поднялся на свет – до церкви оставил мокрый след». Кто из жителей его видел, тот с криками ужаса бежал прочь, потому что вид Водяного на этот раз был ужасен, как вид покойника, много месяцев пролежавшего в воде. Сгнившая плоть клочьями сходила с его тела, и клочьями же падала на землю с его рыбьего хвоста сгнившая чешуя. И вот такой жуткий и безобразный Водяной вошел в церковь и потребовал Агнетте назад. Но она, потрясенная его видом, закричала: «Нет, убирайся в свой проклятый пруд, урод! Никогда не вернусь я к такому чудовищу!» Но Водяной сказал: «Ты жена мне, Агнетте, ты родила мне семерых детей, как же нам быть с ними?» И Агнетте крикнула: «Ты троих заберешь, я возьму четверых – пусть им родной будет земля». Но он покачал безобразной жабьей головой своей: «Нет, я троих заберу, и троих я отдам, но, сокровище честно деля, мы седьмого должны разрубить пополам».

В ту ночь никто из жителей поселка не спал, в домах жгли огни до рассвета и молились, а на заре черный пруд забурлил, вода его покраснела от крови, и со дна всплыло искалеченное, изуродованное тело ребенка – седьмой, самой младшей дочери Агнетте и Водяного. И Агнетте страшно закричала и бросилась в море с высокой дюны, а жители Пилькоппена, потрясенные таким злодейством, кинулись к своим лодкам. Сразу несколько десятков рыбачьих шхун вышли в море и залив. Даже в пруд забросили десяток сетей, чтобы снова изловить Водяного и сжечь его на костре. Но Водяного так и не поймали. В одну из сетей попался только его серебряный плащ, полный рыбьей чешуи. Рыбаки привезли плащ на берег, и, когда развернули, чешуя, подхваченная ветром, разлетелась во все стороны, а с ней в Пилькоппен и окрестные поселки пришла чума. Это была месть Водяного. Много народа умерло от болезни, чума свирепствовала на косе два долгих года, и на старом немецком кладбище у шоссе до сих пор можно еще встретить могилы, где стоят одни и те же даты 1709 и 1710 годы. Так что ошибиться, кто лежит под теми плитами, нельзя.

Юлия умолкла. В баре тоже все молчали.

Мещерский первым нарушил эту странную хрупкую тишину:

– Юленька, оказывается, вы прекрасный рассказчик.

Кравченко хмыкнул, подошел к стойке и заказал Базису еще порцию водки. В этот момент в бар вошел Линк, поздоровался со всеми дружелюбным кивком и тоже направился к стойке. Базис тут же засыпал в кофеварку молотого кофе.

– Я прежде думала, нам с Ильей эта история пригодится для нашего бизнеса, – Юлия невесело усмехнулась. – Мы ведь даже вывеску хотели сначала сделать тут «Отель «У Водяного». Но потом как-то передумали… Я ведь в этих краях не чужая. Все детство мое прошло здесь, на косе. У меня тут тетка родная жила с мужем, они на консервной фабрике работали, так что… Литовцев тут до перестройки немало жило. Сейчас все за шлагбаум, в Ниду, перебрались, а прежде… Они много чего порассказывали. Вздор, конечно, глупости. Но мы с Ильей все же решили, зачем местных гусей дразнить? И сменили вывеску на ту, что сейчас. Хотя в этом дурацком «Пане» гораздо меньше колорита.

– А что, значит, это еще не конец? У истории про Водяного есть продолжение? – спросила Катя.

Глава 18

ВОДЯНОЙ – ВЕРСИЯ ВТОРАЯ

– Это конец легенды. Но, кроме сказок, рассказывают также и о весьма реальных и довольно загадочных событиях, порой случавшихся в этих местах в прошлые годы, ну еще при немцах, – неожиданно подал голос Базис.

Все взоры тут же устремились на него. Катя заметила, что и Чайкин слушает теперь с любопытством. Но Базис не стал торопиться. Подлил из кофеварки горячего кофе Линку.

– И какие же это реальные события, Илья? – тревожно спросил Мещерский.

– А такие, что были случаи, когда тут при весьма странных обстоятельствах пропадали дети, подростки. Некоторых так больше и не видели. А некоторых потом находили мертвыми, и всегда непременно возле воды или в воде.

– Ты-то, ну ты-то откуда про все это знаешь? – спросил Кравченко. – Ты же нездешний…

– Я тут живу уже шесть лет. Пока мы тут строились с Юлей, много чего наслушались. Жена вон вам сказку рассказала, а я факты приведу. Например, еще в начале века, когда в соседней литовской Ниде обосновалась колония художников из Кенигсбергской художественной академии…