Дамоклов меч над звездным троном, стр. 29

– А ты бы пошел на его концерт? – спросила Катя.

– Конечно, – Костя Смагин кивнул, – вот мужики были, вот рок был. А сейчас рок сдох. Остались только вики, прасковьи и прочие дебилки. Светке нашей на радость.

– Дурак! – девушка Света вскочила. – Самый умный, да? Да знаешь, кто ты после этого?

– Света, он совсем не хотел тебя обидеть, – вмешалась Катя.

– Он всегда вот так со мной. Дурак! – девушка выскочила из телестудии.

– Чего она? – спросил Смагин. – Ненормальная?

– Она нормальная. А ты грубиян хороший, – сказала Катя. – Сейчас распечатаешь фотографии, пойдешь в информационный центр и извинишься перед ней.

– За что?

– За то, что несовпадение вкусов в музыке – не повод для того, чтобы оскорблять человека, который расположен всей душой к тебе. Ты ей нравишься, неужели не замечал?

Смагин покраснел, включил распечатку. Принтер начал выдавать снимок за снимком.

– Между прочим, Виктор Долгушин сейчас в Москве, – заметила Катя. – Только концерта его все равно не будет.

– Вот, – Костя Смагин протянул ей фотографии. – Откуда ты про Долгушина знаешь? Из «Досуга»?

Катя покачала головой:

– Нет. Костя, а тебе сколько лет? – спросила она.

– Двадцать, а что?

– Ничего, так. Удивительно, что ты еще что-то знаешь про «Крейсер Белугин», про «Наутилус» что-то помнишь.

– Как это понимать? – Смагин насупился. – Я кто по-твоему – одноклеточный? Дебил?

Катя забрала снимки, потрепала его по плечу. Грустно, но по сравнению с юным, красным от смущения Смагиным она чувствовала себя старой, как черепаха Тортилла.

У себя в кабинете она снова вернулась к сличению номеров на жетонах. Переписала их для себя на этот раз все в столбик. Уже знакомая ей запись с жетона Блохиной «К2011У№258» теперь шла последней. Первым был номер с жетона неизвестного мужчины из Петергофа: «К33У№2512». Строго под ним Катя записала номер с жетона Манукяна: «К1510У№208».

Набор букв и цифр выглядел совершенно хаотичным и бессмысленным: какие-то сотни, тысячи – чего?

Катя записала для себя в блокноте: «Спросить у Никиты – пытаются ли они установить место, где были изготовлены жетоны? Можно ли установить место, где производилась гравировка надписей?»

Жетоны были не только одной из главных деталей, объединяющих все три убийства в серию. Они являлись своеобразной визитной карточкой убийцы. Он оставлял эти знаки на трупах намеренно. «Возможно, – подумала Катя, – и это тоже для него, как и разрезание, удаление одежды с трупов – своеобразный ритуал. А значит, и надписи имеют тоже ритуальное значение. Кроется ли в них какой-то шифр? Или это просто чисто произвольный набор букв и цифр? Может быть, буквы «К» и «У» означают инициалы самого убийцы? Например, какой-нибудь Константин Устинов или Кирилл Утробин, или же, наоборот, Устин Карпов? Интересно, эта версия Колосовым проверяется – нет?»

Одно ясно: раз убийца каждый раз берет эти жетоны с номерами на место очередного убийства, значит, он придает им совершенно особое значение. Эти жетоны, возможно, чем-то чрезвычайно важны для него самого… Чем-то важны… Чем же?

Нет, сказала Катя сама себе, обо всем этом надо будет еще не раз хорошенько подумать на свежую голову, в тишине. Бессонная ночь и рейд в подпольный притон не располагают к разгадке цифровых головоломок. И вообще тут нужен специалист по шифрам, а возможно, и по тайнописи.

Она отложила фотоснимки и снова вернулась к справкам – перешла к материалам по убийству в Белозерску. Значит, труп Манукяна был обнаружен 21 августа, утром. А убийство произошло днем раньше – 20-го… Внезапно что-то привлекло ее внимание, она вчиталась в справку. Нет, все правильно, так и написано – двадцатого августа…

Что-то снова мелькнуло – мгновенной далекой молнией, озарением, но… В кабинете раздался пронзительный телефонный звонок – и Катя сразу же отвлеклась и забыла. Звонил Сергей Мещерский. Он был переполнен вчерашними новостями. У Кати тоже имелось, что порассказать ему.

ГЛАВА 15.

БАРОН ТУЗЕНБАХ

Это был еще один не совсем обычный день для Вадима Кравченко. Позже, когда все они попали в круговорот непредсказуемых и трагических событий, именно этот день представлялся ему самым настоящим затишьем перед надвигающейся бурей.

День этот он целиком провел рядом со своим клиентом Алексеем Ждановичем и был им весьма удивлен.

Ночью после гонки по Москве он проводил Ждановича и Лилю на «Крейсер Белугин». Утром же вновь присоединился к своему клиенту уже не на нулевом причале, а в гостинице «Россия». Известил его о своей «передислокации» сам Жданович. Он позвонил Кравченко на мобильный:

– Здорово, охрана, спишь?

– За вами еду, Алексей Макарович, – изумленно ответил Кравченко. Он как раз выходил из офиса Чугунова, готовясь мчаться на всех парах в Северный речной порт. Служба на два фронта оказалась не таким уж простым делом. В офисе Чугунова даже в отсутствие шефа возникали разные неотложные дела. Их приходилось решать чуть ли не экспромтом, мгновенно.

– Мне твой телефон Виктор дал. Между прочим, ты это сам должен был сделать. На фига такой охранник, с которым и потрепаться по телефону нельзя, – заметил Жданович благодушно. – Да не рыпайся ты, не гоняй зря машину на Речной. Тебя ж, наверное, «Россия» больше интересует? Ну вот, я как раз сейчас туда еду. Встретимся через двадцать минут в холле на рецепции. Если где застрянешь, поднимайся сразу в мой номер – триста сорок второй.

Кравченко переориентировался на гостиницу. Что ж, в принципе ничего нет такого в том, что Жданович снял себе по приезде в Москву номер. Так любой уважающий себя человек поступает, а уж когда-то гремевший на все постсоветское пространство рок-музыкант подавно. Другое дело – где снять…

Кравченко еще утром уточнил для себя по Интернету все, что касалось выступления в концертном зале Кирилла Бокова. Информации, рекламы было хоть отбавляй. Предстоящий концерт широко комментировали в прессе, сплетничали в чатах. Видно было, что Боков многим интересен и концерт его ждут с любопытством. До концерта оставались сутки. Кравченко прикинул: можно было потратить время на установление точного расписания репетиций Бокова в самом ГКЦ, однако никаких преимуществ такие сведения не давали. Вообще, клиент его не Боков, а Жданович. И он, Кравченко, именно его должен сопровождать всюду, как тень. Запретить Ждановичу ехать в гостиницу «Россия», в свой номер он не вправе. Запретить Кириллу Бокову репетировать – тоже. Так что же тогда дергаться, из кожи лезть, психовать? Надо просто выбрать путь наименьшего сопротивления – постоянно находиться возле клиента, не упуская его из вида, и в случае надобности вмешаться в ход событий по ситуации.

Решив для себя этот важный вопрос, Кравченко успокоился, закурил сигарету. А, все ерунда. Ничего не случится. Он тоже, знаете ли, не профан, он профи… Он не допустит ничего такого. Все будет чинно-благородно.

В гостинице он действительно увидел Ждановича в холле возле рецепции. Тот о чем-то разговаривал с красавицей-администратором. Заметив Кравченко, он помахал ему и затем подошел:

– Привет впередсмотрящему.

Кравченко очень вежливо и очень сдержанно поздоровался. Исподволь он все еще не переставал разглядывать своего клиента как некий редкий экспонат. Не хотелось казаться в его глазах этаким остолопистым Железным Дровосеком. Но и мальчиком для битья тоже казаться не хотелось. Что, собственно, их разделяло? Почти пятнадцать лет разницы? Или сознание того, что он, Кравченко, фактически вырос на песнях, которые сочинял и пел человек по фамилии Жданович? Да, несомненно, это было самое главное. И вчерашняя гонка по ночной Москве тоже свою лепту внесла. И то, что он, Кравченко, фактически ее проиграл…

– Я подумал, чем тебе из-за угла меня караулить, – Жданович через стеклышки круглых очков вопросительно взирал на Кравченко, – лучше уж мозолить глаза друг другу, верно? А если верно, сослужишь мне, парень, службу в дружбу. Ты на машине, а мне свою сегодня пришлось вернуть друзьям. Завтра опять пригонят. А сегодня надо, попросили. Ну, значит, покатаешь меня сегодня ты, лады?