Следствие ведет простофиля, стр. 5

Возле подъезда никого не было. Филя быстро огляделся и увидел под дальним фонарем мелькнувшую за угол дома бесформенную тень. Казалось, что ящик стоял у мальчишки на плече.

Но от свежего воздуха, как ни странно, на Филю напал такой приступ кашля, что он откашливался, наверное, минуты три. За такое время можно не только за углом скрыться, но и на другой конец улицы попасть!

Но главное – направление. Продолжая кашлять и отплевываться на ходу, наплевав таким образом в самом прямом смысле на правила хорошего тона, Филя ринулся вдогонку.

И вдруг рядом с ним раздался удар, посыпались осколки стекол, похожие на сухие льдинки, и завыла автомобильная сирена.

– Стой! Стоять! Ни с места! – заорал страшный голос. – Стрелять буду!

Уже и без того потревоженную тишину вечера прорезали сразу три оглушительных выстрела. Впрочем, Филя был разочарован. Вообще-то он всегда считал, что пистолет стреляет намного громче. А оказалось, что петарды, которыми балуются мальчишки, взрываются намного оглушительней. Конечно, не всякие, а те, что потолще. Которые скорее похожи на бомбочки, чем на петарды.

Но все-таки выстрелы из пистолета, хоть они и звучали не так громко, были страшнее, чем самые громкие петарды. Филя вобрал голову в плечи и присел от страха, затаился за первой попавшейся машиной.

И вдруг чья-то сильная, показавшаяся железной рука почти приподняла его в воздух.

– Ага! Спрятался! Значит, ты тут на стреме сидишь, а дружок твой по машинам шарит!

Филя с трудом посмотрел в сторону – мешал поднятый чужой рукой вверх воротник – и увидел злющее, перекошенное незнакомое лицо. Больше всего поразило Филю, что над этим лицом красовалась… милицейская фуражка! А когда он увидел, что милиционер размахивает рукой, в которой зажат пистолет, то ноги Фили сами собой ослабели и подкосились. – Стоять! – опять услышал он крик. – Отвечай, быстро, куда он побежал?

– К-кто? – пролепетал Филя.

– Конь в пальто! Говори, где твой сообщник! – очень громко, на весь двор, заорал милиционер.

Филя успел подумать, что это он специально так кричит, чтобы привлечь внимание.

Но внимание всех жильцов, скорее всего, привлекли не только эти крики. Выстрелы, звон разбитого стекла и вой сигнализации сделали свое дело. Вверху захлопали окна, зазвучали вопросительные голоса, и через минуту из подъезда один за другим начали выходить люди. Они окружили милиционера и Филю, наперебой спрашивая:

– Что случилось? Что за шум? Кто стрелял?

– Я стрелял, – уже спокойно ответил милиционер. – Не волнуйтесь, граждане. Стрелял вверх, в воздух. Пытался остановить преступника. Вот, полюбуйтесь – разбили в машине окно, чтобы вытащить магнитолу. Хорошо, что я неподалеку проходил.

Какой-то дяденька недоверчиво спросил:

– Вот этот мальчик разбил окно?

– Да не этот, – ответил милиционер. – Преступник убежал. А этот – его сообщник. Ну ничего! Он расскажет нам, куда его дружок скрылся!

Тут Филя увидел, как из подъезда выcкочил папа, сбежал по ступенькам и стал пробираться сквозь толпу. Сразу почему-то закружилась голова, и Филя лишь успел почувствовать, как папа подхватывает его под руки…

Глава III. ИСПОРЧЕННЫЙ ТЕЛЕФОН

Кошка Дуся покачивалась вверх-вниз. Потому что она устроилась дремать, свернувшись клубочком, прямо на животе у Фили. Он дышал, а кошка покачивалась. Филя улыбнулся и вспомнил любимое свое занятие во время отдыха на море: покачиваться на волнах, лежа на надувном матрасе.

Правда, однажды он так увлекся, то есть уснул, что потом его буксировали к берегу на спасательном катере. Волн на море не было, а легкий ветерок дул со стороны берега – и матрас потихоньку стало относить все дальше и дальше. Филя пригрелся на солнышке, задремал и не заметил этого… Ему снилось, что его зовет мама. И можно сказать, – сбылся этот сон! Когда подплыл катер со спасателями, разбудившими Филю, он услышал наконец, что над морем как-то странно звучит его имя. Вначале он подумал, что это кричат в мегафон, но потом, вглядевшись в сторону пляжа, все понял. Оказывается, мама собрала всех загорающих в своеобразный хор – человек пятьдесят по ее команде дружно ревели: «Фи-и-ля!» Поэтому весь пляж и встречал катер с матрасом аплодисментами и дружным ревом, какой бывает на стадионе.

Потом до самого конца отдыха Филя был знаменитостью курортного поселка. И он понял, как тяжело бремя славы. Каждое утро его приветствовали даже бродячие беспризорные собаки, занятые сбором всяких вкусностей на многолюдной набережной. Про людей и говорить нечего – все наперебой старались показать свое остроумие, вспоминая приключение Фили. И про штормовое море шутили, и про акул, и про кругосветное путешествие… Филя уже, чтобы не встречаться с этими «остроумными» дяденьками, научился ходить, как горбун какой-нибудь – наклонившись чуть ли не к самой земле. Чтобы не узнавали.

Даже воспоминания не отвлекли Филю от тяжелых мыслей. Так вот он какой, оказывается, тринадцатый год жизни! Наконец-то дошло до Фили, что невезучий год как раз сейчас и идет. Ведь когда тринадцать исполнится – это уже следующий, четырнадцатый, год начнется. А сейчас он и есть, невезучий.

Да об этом можно было догадаться, и не умея считать! Достаточно вспомнить несколько последних событий этого злосчастного года.

Все началось с переезда, до которого жизнь вспоминалась сейчас Филе, как сказка. Жили-были себе не тужили Лопушковы-родители и сын их Филипп в старом пятиэтажном доме на окраине Москвы. Как в сказке. И совсем не против был Филя жить там и дальше. Но старый дом снесли, и в результате какого-то двойного обмена, который мама почему-то считала подарком судьбы, Лопушковы оказались в самом центре Москвы, рядом с площадью Маяковского, которая теперь называется Триумфальной. Это только кажется, что чем ближе к центру города, тем лучше. Филя готов был доказывать обратное и загибать сто пальцев, считая доказательства.

Во-первых, пустырь. Разве найдется в центре города такой прекрасный пустырь, напоминающий марсианский пейзаж? Во-вторых, речка – хоть и не для купания, хоть и называют ее Вонючкой, но все же природа. Лягушки в ней квакают, утки плавают, люди по берегам гуляют. И в-третьих, и в-четвертых… И аэродром рядом, на котором иногда проходят воздушные праздники, и гигантский овраг…

Филя всегда вздыхал, вспоминая свою родину. Там можно было спокойненько запрятать любой клад, чтобы пришедшие в гости друзья с восторгом потом искали его. Там можно было смотреть ночью на звезды. Однажды Филя увидел летящий метеорит – тот с шорохом скользил по небу, роняя искры. Папа потом объяснил, что такие метеориты называются болидами.

А вот на новом месте клад не спрячешь. Здесь прохожих столько, что обязательно какая-нибудь дотошная старушка поинтересуется: «А ты, мальчик, не бомбу закладываешь?» А звезд вообще не видно даже в самую ясную погоду. Про болиды и говорить нечего.

Новая школа к тому же… Требования в ней совсем не такие, как в прежней, потому что это не школа, а гимназия. И учебный год начался не очень успешно для Фили, судя по оценкам. И друзей здесь нет. Филя смотрел во двор и удивлялся: двора-то и нет в том, привычном для него смысле! Где футбол гонять, где в выбивалу играть? А без этого двор превращается в место, где только старушкам посидеть на скамейке.

Филя думал свои печальные мысли, разглядывая в книге египетские пирамиды, и ему казалось, что на каждой ступеньке пирамиды находится по одному неприятному воспоминанию. Он словно взбирался по этим ступенькам все выше и выше. А наверху, на самой вершине пирамиды, его ожидало самое последнее по времени и самое неприятное по ощущению воспоминание…

Никогда еще в жизни Филю не хватал милиционер, не кричал на весь двор, что вот поймал преступника! Что и говорить, неприятное чувство испытываешь при этом. Филя даже усмехнулся невесело. Мягко сказано – неприятное! Страшно было ему. Теперь он знает на собственном печальном опыте, как это страшно, когда несправедливо обвиняют в преступлении, которого ты не совершал, и смотрят все на тебя – кто со злорадством, кто с сочувствием. А ты ничего не можешь изменить. Кричи сколько хочешь – никто не поверит.