Зеленый омут, стр. 48

ГЛАВА 11

Сиур, начальник охраны «Зодиака», весьма красивый и элегантный молодой мужчина с прекрасно развитой мускулатурой, модной короткой стрижкой и приятными чертами лица, сошел с поезда и отправился по адресу, где до недавнего времени проживал Артур Корнилин с женой. Наведя справки и примерно зная, как обстоят дела, он не надеялся застать там кого-нибудь, – просто хотелось посмотреть на дом, почувствовать его настроение, вибрации, если угодно. Он всегда так делал. Место происшествия может много рассказать о людях и событиях, которые там произошли.

Дом и мастерская Корнилиных произвели на него удручающее впечатление. Мрачная безысходность, – так, пожалуй, он назвал бы ощущение, возникшее у него, как только он открыл завязанную ржавой цепью калитку.

– Эй, вы кто?

Мужчина в фуфайке и выглядывающей из-под нее клетчатой рубашке подошел к забору, уставившись на Сиура воинственным взглядом.

– Я покупатель. Дом ведь продается?

– А-а… – разочарованно протянул бдительный страж. – Я сосед Корнилиных, – представился он. – Вот, присматриваю, чтобы не влез кто. Сейчас народ ушлый! Охочий до чужого добра, – глаз да глаз нужен.

Сиур с ним согласился, спросил, где хозяева.

– Артур умер, – сосед то ли не знал подробностей, то ли не хотел распространяться. Он старался делать вид немногословного и солидного, умудренного опытом человека, которому не до глупостей. – А жена его, Нина, уехала.

– Куда?

Сосед сдвинул на затылок кепку и почесал лысеющий лоб.

– Не знаю.

– Как же так? Она что, никому не сказала, куда переезжает? Кто же тогда занимается продажей дома?

– Маклер, – с трудом выговорил непонятное слово сосед. – С ним связаться надо.

– Спасибо, тогда я к нему и обращусь.

Сиур решил, что здесь больше делать нечего. Нужно разыскивать Сергея Горского, единственного, с кем Артур поддерживал в последнее время дружеские и деловые отношения.

В подъезде, где жил Горский, было пыльно и сумрачно. Сиур долго звонил, пока не открылась соседняя дверь и не выглянула любопытная хозяйка в махровом халате и бигуди.

– Воистину, соседи – это кладезь информации! Без них, как без рук! – подумал Сиур и спросил, – А где Сергей?

– Так он женился недавно! Они оба уехали, и Аленка, и он.

– Куда? Я издалека приехал, всего на один день, Сергея повидать. Мы учились вместе.

– Они в село отправились, к Аленкиной родне, свадьбу праздновать.

Словоохотливая тетка с удовольствием растолковала Сиуру, как добраться до села. Мужчины были ее слабостью, тем более такие.

– Если это свадьба, то я – китайский мандарин, – подумал Сиур, увидев у добротного деревянного забора бабок в черных платках, с горестным и многозначительным выражением на лицах.

Старики в старомодных черных пиджаках чинно сидели на лавочках, возле них крутились и бегали дети. Из дома, открытых настежь дверей и окон раздавались душераздирающий плач и причитания.

– Черт! Вот угораздило! – подумал про себя Сиур. – Надеюсь, что хоронят не того, с кем я собираюсь поговорить.

На него никто не обращал внимания. Судя по приготовлениям, покойника собирались выносить. Свершался заученный, раз и навсегда заведенный ритуал – невысокая женщина раздавала платочки и рушники, которые люди почему-то завязывали на руку, все шло чин-чином, степенно и без суеты. Никто не плакал, не горевал, все выполняли распределенные между собой роли, и только из дома все раздавался тягучий, заунывный плач.

Сиур вошел в комнату, и сразу узнал Сергея Горского, по особой, присущей преуспевающим людям манере держаться, модной одежде, стильной стрижке. Он стоял у гроба с безучастным и несколько растерянным выражением лица, вместе с молодой заплаканной женщиной, по-видимому, его женой. Рядом голосила высокая дородная баба, властная и величественная даже в этот момент горя.

– Надежда-то как убивается, – шептались любопытные старухи. – При жизни с матерью почти не разговаривала, а теперь вот…кается.

В непомерно большом гробу лежала крошечная сухонькая старушонка, почти мумия. Желтое личико размером с кулачок пряталось в завязанном на голове темном платке.

– Кажется, на этот раз не опоздал, – подумал Сиур, прислушиваясь к разговорам окружающих. – Смерть, похоже, естественная.

Люди, пришедшие проститься с покойницей, жались по углам, опасливо перешептывались, переглядывались. Несколько раз еле слышно прозвучало слово «ведьма». К гробу, усыпанному сиреневатой, остро пахнущей травой, никто не подходил.

Сиур решил для разговора с Сергеем выбрать более благоприятный момент, где-нибудь по дороге на кладбище. Из услышанного он понял, что умершая – мать бабы Нади, той самой дородной плакальщицы, которая одна только и убивалась у гроба. Зовут ее, вернее, звали, – Марфой, что ей лет под девяносто, и что выглядит она очень странно, потому как при жизни была моложавой, здоровой и цветущей, а тут…словно не она это вовсе. Не узнать! Высохла, видно, от грехов своих несчитаных, немереных. Занималась всю жизнь колдовством, и все ее боялись, когда она была жива, а теперь боятся ее мертвую. Сила ее «нечистая» должна к кому-то перейти, иначе ведьма никак успокоиться не может.

День стоял удивительно прозрачный, звонкий и прохладный; на фоне ярко-синего неба золотом горела листва, изумруд елей, багряные рябиновые ягоды. В воздухе, как во время бабьего лета, летали длинные паутинки. Было тепло. Пахло крапивой и базиликом, который рассыпали на всем пути следования к маленькому деревенскому кладбищу.

Сиур решил, что пора действовать, и ускорил шаг, стараясь незаметно догнать Горского. Молодой человек несколько отстал от своих жены и тещи, которые всхлипывали и подвывали на всю округу. Видно было, что его раздражало все происходящее, – растянувшаяся на километр бестолковая процессия, прекрасный осенний день, не вязавшийся с мертвым телом в гробу, сама процедура похорон, напоминающая некую нелепую и трагическую пьесу, грубо исполняемую бездарными актерами. Сергей думал о своем, явно озабоченный чем-то, несравненно более значимым для него, чем происходящее действие. Он не сразу обратил внимание на незнакомого мужчину, шагающего рядом. Мужчина в третий раз спрашивал, кем Сергею приходится умершая.

– Вроде бы родственница, – неохотно процедил сквозь зубы Горский. Он не был расположен к разговору.

– А кто та девушка, которая плачет?

– Ну, получается, моя жена, – еще неохотнее ответил Сергей.

– Что-то его гнетет, – подумал Сиур. – Только это не смерть старухи. Что-то другое. Но что? Скорее всего, он рассказывать ничего по доброй воле не будет: напряжен очень, напуган. А такого, как он, испугать непросто.

Сиур неплохо знал подобный тип людей – циничные, безжалостные, сильные хищники, идущие напролом к своей цели, не считаясь ни с кем и ни с чем.

Сергею не нравился ни сам незнакомец, представившийся любителем искусства и почитателем творчества Артура Корнилина, ни его расспросы, неуместные и неприятно настойчивые. Мужчина совсем не напоминал коллекционера картин или завсегдатая богемных тусовок. У него был скорее вид «силовика», с вкрадчивыми и опасными манерами, твердым жестким взглядом уверенного в себе и своих возможностях человека. Ни его взгляд, ни его повадки не предвещали ничего хорошего. Сергей испытывал плохо скрываемое желание как можно скорее избавиться от напористого собеседника.

– Кто эта девушка? – внезапно заинтересовавшись одиноко стоящей поодаль Лесей, спросил незнакомец. В его взгляде мелькнуло удивление, смешанное с недоверием и любопытством. Он рассматривал Лесю со все возрастающим интересом.

– Да практически никто… – с облегчением вздохнул Горский, радуясь, что разговор свернул в сторону. – Сын бабы Нади нашел ее у порогов. Она немая и немного не того, сдвинутая…Не помнит, кто она, откуда. Лесей ее назвали уже в селе. Надо же как-то называть?

Сиур согласился: называть как-то надо. Без этого неудобно.