Загадки последнего сфинкса (Последняя трапеза блудницы), стр. 56
Это бесконечное обвинительное заключение утомило Маслова, он вспомнил, что завтра станет свидетелем очередного триумфа своего недруга, что тот поручил ему произнести по сему поводу речь, – и заскрипел зубами. Почему он не отказался? Почему не послал Домнина к черту? К дьяволу?
Я вынужден распродавать коллекцию отца, расставаться с дорогими моему сердцу вещами, семейными реликвиями, а Игорь с жиру бесится. Снимает на ночь элитный клуб, чтобы показать публике написанную им картину. Подумаешь, событие! На столах будет обильное угощение: шампанское, устрицы, икра, ананасы, жареные куропатки. Женщины придут в умопомрачительных туалетах и приведут богатых мужчин, которые привыкли не считать денег. Все эти нувориши, ни черта не смыслящие в искусстве, будут аплодировать, восхищенно вздыхать и кричать «Браво!». И над всем этим великолепием огней, музыки, вин, яств, женской красоты и мужской щедрости будет царить вышедшая не из пены морской, как Афродита, а из-под кисти господина Домнина блудница, роскошная куртизанка, воплощение соблазна и греховной любви…
Маслов говорил сам с собой. При всем затаенном негодовании он не мог не признать, что есть в полотнах Игоря некая магия, черная или белая – не ему судить.
Он опять представил себе мастерскую художника, обрамленную бронзовыми завитками багета картину, стоящую в тишине и темноте, наполненной ее колдовскими вибрациями, и задрожал от вожделения. О, как бы он хотел причинить Игорю такую же боль, какую испытывал сам! Пусть попробует, каково это, когда отбирают самое дорогое…
Много лет назад они с Домниным, оба студенты, стояли на набережной Невы и любовались каменными сфинксами.
– «Его лицо прекрасно, а рот несет печать изящества», – произнес Феофан, повторяя слова арабского путешественника о Сфинксе из Гизы. – Хотел бы я побывать в Египте и посмотреть на этого исполина! Древние считали Сфинкса живым существом, которому боги повелели следить за порядком. Когда поведение людей переходит границы дозволенного, он спрыгивает с пьедестала и удаляется в Ливийскую пустыню…
– Зачем? – спросил Домнин.
– Зарывается там в песок. Я бы на его месте поднимал песчаную бурю!
Они заговорили о скульпторе, который высек из скалы гигантскую статую.
– Я не верю, что Большой Сфинкс создан рукой человека, – твердил Маслов. – Он слишком велик.
– Имеешь в виду размеры?
– Конечно, нет. Египтяне называют его Шепес Анкх — Живой Образ.
Недавно Феофан вспомнил о том разговоре, сделал гипсового сфинкса и послал Игорю, но художник, видимо, не понял намека…
Потом, выбирая на продажу из собранных отцом произведений живописи копию Кнопфа, Маслов остановился на «Ласках». Художники эпохи модерна нередко прибегали к изображению сфинкса, открывая в этом мифическом персонаже символ другого мира , существующего бок о бок с миром людей…
Глава 29
Первые дни марта почти ничем не отличаются от зимних. То же можно сказать и о ночах. Морозец и мелкий снежок, ветер, хруст под ногами, безлюдные улицы, стылый свет фонарей, огни вывесок и витрин. Холод пробирается за воротник, щиплет щеки.
Астра и Матвей замерзли, стоя в темноте подворотни.
– Что мы здесь делаем? – сердился он, потирая уши. – Кого-то ждем?
– Возможно, нам повезет, и мы увидим что-то интересное.
– Как бы не так!
Астра не сводила глаз с заветной двери.
– Там кто-то есть? – спросила она у Матвея. – Как думаешь?
– По-моему, никого. Окна закрыты жалюзи, да и время позднее. Нормальные люди давно разошлись по домам спать.
– Где ты видел нормальных людей? – хихикнула она.
По улице, отбрасывая на снег черную тень, скользнула фигура в надвинутой на лицо шапочке. Астра затаила дыхание и вцепилась Матвею в руку. Человек прошел мимо, приостановился. Блеснул огонек – одинокий прохожий прикуривал сигарету. Через минуту он свернул, и его шаги стихли в глубине переулка.
– Долго мы здесь торчать будем? Пока не превратимся в ледяные статуи?
В ответ на слова Карелина на улице показались двое пьяных – тот, который крепче держался на ногах, вел второго домой.
– Где ты живешь-то? – донеслось до наблюдателей. – Д-давай… ищи…
Заблудившийся любитель спиртного затянул песню. Отголоски его вокала еще долго раздавались из снежного мрака.
– Одни забулдыги бродят… – ворчал Матвей. – Их мы, что ли, караулим?
Астра не на шутку замерзла: ног она уже не ощущала, губы свело. Ожидание явно затягивалось. Может, она ошиблась, и никто сюда не придет?
– Ты взял свои железки? – шепотом спросила она.
– Взял, но…
Матвей хотел сказать, что действия, на которые она его толкает, называются «незаконным проникновением в чужое помещение», однако Астра потянула его за рукав, и он молча пошел за ней. Хруп-хруп… Эхо их шагов ударялось о стены старых домов, много раз перестраивавшихся. Фундаменты здесь закладывались, наверное, еще в восемнадцатом веке.
– Сигнализации нет, – объяснила Астра, показывая ему дверь с большой металлической ручкой. – И замки самые обычные.
– Странная беспечность…
– Не все люди панически боятся воров. К тому же сигнализация не панацея, это я тебе как дочь богатых родителей говорю. Кому надо, тот и бронированную дверь откроет, и сейф… и все, что угодно.
Матвей приметил на соседнем доме камеру наружного слежения, но здесь, за углом, ее обзору мешал большой каменный выступ.
– Все равно странно, – упрямо повторил он, оглянулся по сторонам и полез в карман за отмычками.
Эту науку он постиг еще в юности, когда отец брал его с собой на тренировки по выживанию в экстремальных обстоятельствах.
– Мужчина должен уметь любой замок открыть подручными средствами, – учил своих питомцев Карелин-старший. – В жизни всякое случается. Может дверь захлопнуться, а в квартире маленькие дети остались или суп на плите варится. Может замок заклинить… Можно ключи потерять.
– А можно в чужую квартиру попасть, где деньги лежат! – сострил кто-то из подростков.
– Любое умение человек либо во благо использует, либо во вред. Медицина тоже учит не только как вылечить, но и как убить. Добро и зло – близнецы. Все зависит от мотива. И помните: злое дело на себя беду навлекает, доброе – вознаграждается.
«Не все в нашем существовании так однозначно, – думал Матвей, поворачивая отмычку. – Что я сейчас делаю? Благо творю или преступление?» Он слышал сзади горячее и частое дыхание Астры, она подгоняла его:
– Скорей, кто-то идет, кажется…
Тревога оказалась ложной. Они скрылись за дверью, очутились в глухой плотной темноте, внешние звуки как отрезало: остались только дыхание старых стен, шорохи и слабое потрескивание рассыхающегося дерева.
– Что это шуршит?
– Мыши! – нарочно припугнул свою спутницу Карелин. – Или тараканы.
– Зря стараешься, – усмехнулась она. – Я боюсь исключительно змей и скорпионов.
Он посветил фонариком и нашел выключатель.
– Черт, не работает. Лампочка перегорела, наверное. Что мы здесь забыли вообще?
– Ты запер дверь?
– Она захлопывается. Замки давно пора выбросить. Не нравится мне эта легкость, с которой мы сюда попали. Кто-то будто нарочно…
– Тсс-с…
Они замерли, прислушиваясь. Где-то в недрах помещения раздался тихий шелест.
– А вдруг нас поджидают? – прошептал Матвей.
– Кто?
– Сфинкс! Сидит и точит отравленные когти.
– Хватит. Идем спрячемся. Если до пяти утра ничего не произойдет, отправимся восвояси ни с чем.
– Главное, чтобы нас тут милиция не застукала.
– Смотри, накликаешь!
Деревянные половицы отзывались скрипучими стонами на каждый шаг непрошеных гостей. Пользуясь слабым лучиком фонаря, они пробрались в укромное место, устроились поудобнее и затаились.
– Даже если включить свет, нас не увидят, – обнадежила Астра и зевнула. – Только не усни.
– Зря я тебя послушал, – ворчал Матвей, борясь с дремотой. – Глаза слипаются, есть хочется. Больше никаких ночных вылазок! Эта последняя. Если все обойдется…