Этрусское зеркало, стр. 65

Он спустился в низину, покрытую мелколесьем. Под ногами чавкало. Запахло торфом. Местные васильковские и ключевские грибники считали это место гиблым и обходили его стороной. Говорили, что под слоем почвы якобы прячется подземное озеро, и можно в него провалиться. Здесь недалеко Глеб нашел островок, заросший осинником и волчьими ягодами, на котором часто уединялся, жег костер. Сырые дрова не хотели разгораться, и Глеб соорудил для себя поленницу, притащил еловых веток, накрыл ее. В поленнице была припрятана и старая канистра с бензином.

Выбравшись на островок, он сразу почувствовал под ногами твердую землю, положил тело Алисы и, стараясь ни о чем не думать, принялся разбирать поленницу, готовить костер. Большой погребальный костер для своей возлюбленной. Она любила огонь и не была бы против.

Дождь совершенно прекратился, и Глеб счел это добрым знаком. Значит, Алисе по душе его приготовления. Он делал все как в лихорадке, сам объятый пламенем нервного возбуждения – не замечая ни времени, ни звуков, ни ветра, ни стука своего сердца, как бы выпав из мира живых вместе с Алисой. Они оба были теперь на другом берегу – не доступные никому и ничему: свободные...

Когда пламя занялось как следует, раздуваемое ветром, охватило тело Алисы, Глеб покачнулся – ему показалось, что он отрывается от земли вместе с ней, улетая в черное, бездонное, полное дождевых туч небо... прорываясь сквозь них к далеким прекрасным звездам...

Он сел на мокрую землю и закрыл глаза. Жар пламени ласкал его страстно, исступленно, как иногда, в редкие мгновения интимности ласкала его Алиса... она дарила ему свое последнее тепло, последний огонь любви, последний горячий поцелуй...

Глеб пришел в себя, очнулся... когда на краю мглистого неба появилась первая стылая прозелень...

– Я спал? – пробормотал он, не желая возвращаться оттуда... где нет ни ревности, ни страданий, ни потерь... – Мне снился страшный, ужасный сон!

Он посмотрел на остатки ночного костра и понял, что сон продолжается. На ватных ногах Глеб поднялся, собрал все в кучу, обложил дровами и снова поджег. На этот раз горело быстро, а то, чего огонь не одолел – Глеб закопал, засыпал прелой листвой.

Пора было уходить. Как в тяжелом дурмане Глеб шел обратно через низину и сосновый лес. В дом войти не смог... Привел себя в порядок во дворе, ополоснувшись ледяной водой из бочки. Он не ощущал холода – двигался как заведенный, без мыслей, без чувств.

Поднялся хмурый рассвет, и Глеб, подчиняясь положенному ритму, отправился на стройку. По дороге он осознал всю бессмысленность своей жизни, работы, учебы... Для него теперь все изменилось, настала иная пора – время возмездия. Алиса не просила его об этом – он сам так решил.

– Остальное вы знаете, – заключил Конарев свое длинное повествование.

Воцарилась тишина.

– Ты, часом, не спятил, парень? – хрипло произнес Фарбин, первым нарушая молчание.

Глава 28

Глебу налили еще коньяку и закрыли его, сонного, в одной из комнат. Чтобы не натворил глупостей.

– Вы ему верите? – спросил Альберт Демидович сыщика, когда они остались наедине.

Господин Смирнов развел руками:

– Это имеет значение? Думаю, все так и было. Во всяком случае... теперь мы знаем, где Алиса. Будете звонить в милицию?

– Вы меня удивляете, – вздохнул Фарбин. – Зачем? Бедная девочка... Неужели она... ее больше нет? Невозможно представить!

Он склонился, сжал руками голову.

– Глеб пришел сюда, чтобы наказать убийцу, – сказал Смирнов. – Он думал, что это вы... или Рогожин. А поскольку Савва Игнатьич умер без его вмешательства, он взялся за вас. Глеб винит вас в равной степени. В его глазах вы оба заслуживаете мести. Как бы то ни было, Алису вы у него отобрали – соблазнили ее своим богатством, неограниченными возможностями, вы развратили ее, вовлекли в блуд. Рогожин рисовал ее обнаженной...

– Чушь! Может, я этого и хотел, но получилось по-другому: Алиса оказалась слишком пленительной, влекущей... Ее грех был ангельски невинен! Даже Савва не устоял перед ее чарами. Видимо, он сам подарил ей «этрусское» зеркало – вещь, которой очень дорожил.

– Вы уверены?

– Зная Рогожина – да. Никто не догадался бы вложить в руки мертвой девушки краденое зеркало. Оно принадлежало ей...

– ... и убийца нашел зеркало в сумочке Алисы – больше при ней ничего не было. Он сделал намек. На Рогожина? На Глеба? На вас? Он должен был понимать значение этого предмета, – задумчиво произнес Всеслав.

– Думаете, это сделал я?

Лицо Фарбина дрогнуло, губы сжались. Сыщик проигнорировал его вопрос.

– Мои догадки превратились в нечто большее, когда я увидел «Нимфу» в гробнице, – сказал он. – Я готов был поклясться, что это – оригинал. Потом, когда Ева показала мне фотографии... девушка на картине, ее лицо... голова менады над вашим камином... снимок Алисы... аметистовое ожерелье – все смешалось. Может быть, если бы я знал Алису при жизни, видел бы ее, то намного раньше сообразил бы, что к чему.

– Ничего не понимаю... О какой «Нимфе» идет речь? При чем тут гробница?

– А при том, – многозначительно произнес Смирнов, – что картину украл убийца! Это взаимосвязано.

Альберт Демидович опустил глаза.

– Разве не Глеб убил Алису, избавился от трупа и придумал жуткую историю про ночной костер? Признаться, это все объясняет. Потом сумасшедший ревнивец расправляется с художником, имитируя самоубийство, потом собирается убить меня... Он – маньяк! А в гробнице нет никакой второй картины. И кражи не было! Я вчера, после вашего ухода, звонил Чернову – сам, лично, от своего имени. Он клянется и божится, что мнимое ограбление – не более чем рекламный трюк. Кто-то здорово вас запутал, господин Смирнов, навел на ложный след.

Всеслав не стал возражать. Он посмотрел на часы – было половина одиннадцатого. Как быстро летит время!

– Через час мне позвонят, и я назову имя убийцы. Возможно, это будете вы, господин Фарбин.

– Что ж такое особенное выяснится через час? – мрачно усмехнулся Альберт Демидович. – Надеюсь, вы представите доказательства?

– Всенепременно! Потерпите чуток. Кстати, ваше поручение я выполнил – Алису Данилину... нашел. Так что мы в расчете. Будете откапывать фрагменты костей и проводить дорогостоящую экспертизу? Вряд ли она что-то даст. Останки царской семьи и то до сих пор не идентифицированы.

– Прекратите... – простонал сквозь зубы Фарбин. – Полагаете, вы нашли девушку? Этот Глеб Конарев безумен! Он... впрочем, в одном вы правы: Алисы нет среди живых. Я это почувствовал... наша хрупкая связь с ней разорвалась.

Он налил в стаканы коньяк, один протянул Смирнову. Они молча выпили.

– Кстати, Глеб отпросился со стройки утром двадцать первого августа, – сказал сыщик. – Значит, Алису убили в ночь с двадцатого. Сразу после того, как она ушла из вашего дома. А может, она и не уходила вовсе?

– Уходила, не уходила – я с ней говорил последний раз двадцатого... во второй половине дня. Я себя ужасно чувствовал, еле до постели добрался, – признался Альберт Демидович. – Лег и больше не выходил из своей комнаты: не хотел, чтобы Алиса видела меня таким. А утром узнал, что ее нет в доме.

– От кого?

– Сам смотрел! – раздраженно ответил Фарбин. – Обошел все комнаты. Думал, она во дворе. А ее нигде не оказалось! Спросил у охранника, но он вечером рано уснул, ничего не помнит. Я его отругал, да что толку-то?

– Она могла сама открыть ворота?

– Конечно, могла! Я показывал ей, как... У меня тут не тюрьма, а жилой дом, господин сыщик! Каюсь, не уследил за Алисой, – вздохнул он. – Кому пришло бы в голову, что девочка одна, под дождем отправится на ночь глядя черт знает куда?! Главное – зачем?

– Глеб утверждает, что сапожки Алисы были чистыми, сухими и сама она тоже... не промокла. Значит, ходить под дождем ей не пришлось.

– Он же невменяем! – возразил Фарбин. – Как ему можно верить?