Этрусское зеркало, стр. 34

– Может, кто-то будет ехать, а мы его спросим, – виновато сказала Ева.

Смирнов выругался и сел за руль.

– Пускай в ход свою знаменитую женскую интуицию, – предложил он. – Другого выхода нет. По этим дорогам только Соловей-разбойник ездит, и то раз в сто лет!

Он вернулся назад и доехал до пропущенного поворота.

– Может, сюда?

– Ага! – испуганно кивнула Ева.

Пока они блуждали, совсем стемнело. Перспектива заночевать в машине посреди леса не радовала. И тут им повезло. В непроглядной тьме появились две светящиеся точки, которые быстро росли. Ева выскочила из автомобиля и замахала черной вуалью. К счастью, водитель оказался не робкого десятка, притормозил.

– Эй, случилось что? – крикнул он, не открывая дверцы потрепанного «жигуля».

– Мы заблудились! – завопила Еваа, подбегая к «жигулю». – Нам в Васильки надо! Подскажите, как доехать!

На шофера – мордатого здоровенного парня – произвела впечатление траурная одежда Евы и ее неожиданная в таком месте – лес, ночь – изысканная красота.

– Васильки-и? Это, дамочка, вы не туда свернули. Езжайте за мной.

Водитель старых «Жигулей» показал им нужный поворот, дал необходимые пояснения и с сожалением попрощался.

– На день рождения к брату тороплюсь, дальше проводить не могу. Ночь на дворе, а мне утром на работу возвращаться. Вам сами Васильки нужны или Новая Деревня, где богачи себе коттеджи строят? Ее на карте нету, не успели нанести.

– И то и другое, – не задумываясь, выпалила Ева. Ей понравилось, что мордатый водитель продолжал рассыпаться в любезностях, не глядя на ее спутника.

Всеслав только хмыкнул, когда она помахала парню рукой, и тот исчез в ночи вместе со своим «жигулем».

– На Васильки этот поворот, – показала Ева на дорогу, уходящую в редколесье. – А на Новую Деревню – следующий, рядом с просекой. Куда едем?

– Эх, была не была! Махнем на стройку!

Через полчаса езды по тряской, ухабистой грунтовке они выехали на вполне приличный участок дороги.

– Буржуи заасфальтировали подъезд к своим поместьям, – ехидно заметил Смирнов. – Но жлобство никаким богатством не прикроешь! Часть дороги так и оставили разбитой... Все равно ведь по ней ездить надо, сделайте же по-людски. Нет! Поближе к «имениям» асфальт положили, а подальше... пусть держава старается.

– Может, у них денег не хватило.

В ответ Славка долго смеялся – до слез.

Среди редеющего леса издалека виднелся свет прожекторов. Работали и по ночам.

– Да у них тут ударная стройка, – продолжал веселиться сыщик. – Идут на рекорд!

– Хватит иронизировать, – разозлилась Ева. – Лучше подумай, как нам разыскать Глеба. Что мы ему скажем?

Она проголодалась и хотела спать. Вторая бессонная ночь давалась труднее, чем первая. Но признаваться в этом Ева не собиралась. Тем более что Всеслав выглядел молодцом: сна ни в одном глазу и сам как огурчик – будто привык к круглосуточным бдениям.

– Думать особо нечего, – усмехнулся сыщик. – Посмотри на свой наряд! Плюс ночное время. Ну, зачем люди в трауре могут кого-то искать, невзирая ни на что? Сделай скорбный вид, и вперед!

– А если спросят, кто мы такие?

– Отвечай уклончиво, – посоветовал Смирнов. – И сразу начинай хлюпать носом.

– У меня по заказу не получится!

Ей пришлось замолчать, потому как они подъехали к наполовину возведенному особняку, где вовсю кипела работа. Свет прожекторов слепил глаза.

– Эй, вы кто? – подбежал откуда ни возьмись охранник в камуфляже.

Ева открыла дверцу и вышла. Парень оторопел, глядя на ее траур, на ее красивое, печальное лицо.

– Мы ищем Глеба Конарева, – всхлипнув и прижав к глазам носовой платочек, пробормотала она. – Помогите нам! Это срочно.

– Глеб? Не слышал о таком... – У парня язык не поворачивался спросить, что случилось. Как будто и так не понятно? – Эй, бригадир! – крикнул он, задирая голову вверх. – Спустись на минутку!

Разговор с бригадиром занял минут пять. Глеб Конарев у них не работает, но здесь, через два участка строится еще один коттедж.

– Вон, видите огни? – показал в сторону леса охранник. – Спросите там.

Глава 15

Незадолго до описываемых событий.

Глеб стоял у вагона электрички и незаметно оглядывался, чтобы Колька не увидел. Неужели Алиса не придет? Не захотела ехать, так пусть бы хоть проводила.

Стрелка часов неумолимо двигалась, приближая час отправления поезда. Стало ясно – Алиса не придет. Глеб опустил голову и вошел в вагон – так и ехал всю дорогу в тамбуре, бессмысленно глядя на пробегающие мимо дома, станции, на мокнущий под дождем лес. Дождь пошел сразу, как только отъехали от Москвы, – он словно оплакивал то прекрасное и мучительное, которое больше не повторится. Глеб знал, чувствовал – их с Алисой разъединяли этот гулкий ход поезда, этот дождь, этот сырой, грохочущий тамбур, эти бегущие вдоль насыпи подмосковные сосны. Московская зима, полная огней и мороза, колких метелей, страстных поцелуев в подъезде, миновала. Миновала и трепетная, сладостная весна, и теплая, дождливая половина лета. Все прошло для Глеба.

Неважно, что будут еще тянуться июль, август... наступит прозрачный, золотой сентябрь... Без Алисы это потеряет смысл и значение. Тускло раскрашенный сон, который придется досмотреть до конца, – такою станет жизнь Глеба. А может, не стоит продлевать агонию? Может, обрубить все одним махом, сплеча?

Эта мысль не испугала Глеба, и он понял, что дошел до самого края, где кончаются все дороги. Однако он все еще что-то делал: ехал в поезде, смотрел на залитое дождем стекло, думал... он даже вез с собой теплые вещи, смену белья... Завтра он приступит к работе – будет класть кирпич, поднимать вверх стены чужого дома... Ребята обрадуются, увидев его, начнут хлопать по спине, предлагать водку. Он наверняка выпьет – много, чтобы забыться. А потом в хмельном сне к нему придет Алиса... И никто, ни один человек не догадается, что жизнь Глеба кончена – раз и навсегда. Он их всех обманет, введет в заблуждение, притворяясь живым, тогда как на самом деле он умирает. Или уже умер...

– Эй, парень, что с тобой?

Глеб вздрогнул и очнулся. На него смотрел курящий мужик в ветровке и сапогах.

– Бледный какой... – пробормотал мужик. – Гляди, не упади. Двери-то автоматические – раскроются, и... поминай, как звали!

– Хорошо бы, – вздохнул Глеб.

– Да ты что, парень?! – возмутился мужик. – Инвалиды вон ходют, просют, на гармошке играют... а ты здоровый, с руками, с ногами – и киснешь? Работать, что ли, не хочешь?

Глеб со стоном отвернулся.

– Ну, ладно, ладно... не серчай, – примирительно забормотал мужик. – Курить будешь?

Глеб с отвращением покачал головой.

– На жизню обижаться нельзя, – продолжал философствовать мужик. – Грех это! Ты молодой еще, у тебя все впереди... Баба, что ли, бросила? Так ты плюнь на ее, парень! Плюнь и разотри... Баб вокруг немерено – всяких! – и рыжих, и черненьких, и этих... блондинок, – хоть пруд пруди. На любой вкус.

– Замолчи... – процедил Глеб сквозь зубы.

– Молчу, молчу, – охотно согласился мужик, радуясь тому, что парень хоть что-то сказал. Раз говорит – значит, оттает, придет в память.

Глеб приехал в Васильки затемно, уставший и опустошенный. Прошлым летом он снимал у одних стариков дом на краю деревни, у самого леса. Оттуда удобно было добираться по соснячку, по дубовой рощице до Новой Деревни, где строили для московских бизнесменов роскошные особняки в два-три этажа, с башенками и фигурными крышами, обнесенные высокими каменными заборами. Некоторые походили на настоящие миниатюрные крепости или средневековые замки – словом, кто во что горазд.

Новая Деревня разрасталась медленно, но основательно. Бригада Глеба строила уже третий дом; ребята привыкли к Василькам, завели знакомства с местными жителями, брали у них молоко, творог, яйца, соленое и свежее мясо. Деревенские продукты были вкуснее магазинных, хорошо утоляли молодой здоровый голод. Кто хотел – снимали часть дома или комнату у деревенских стариков, которые составляли большинство населения Васильков. Кто хотел, мог жить во времянках и вагончиках рядом со стройкой. Глеб предпочитал домик на окраине деревни – тихо, спокойно, не будят по утрам крики рабочих, шум бетономешалок, подъезжающих и отъезжающих грузовиков.