Третье рождение Феникса, стр. 61

Смирнов молчал. Что скажешь на такое? У него вылетели из головы все вопросы, которые он собирался задать госпоже Симанской. Похоже, она сама еще не совсем оправилась от болезни, вот и несет сущий бред, не лучше покойного папеньки. Заинтересовали сыщика только последние слова умирающего доктора – про этюды и тетушку Англес. Тут есть над чем подумать.

Ева, напротив, оживилась. Она все приставала к Марии Варламовне с вопросами, но та как будто впала в спячку.

– Отец был прав, – бормотала она. – Он велел никому не рассказывать! А я оказалась непослушной дочерью. Руслан настаивал, и мне пришлось… После того ограбления он решил, будто я что-то я скрываю от него. Эта история была моей единственной тайной, и я… не сдержала слова, данного отцу. Я все рассказала Руслану, и он меня бросил. Он подумал, что я его обманываю. Руслан был прав. Он ужасно разозлился. Разве из-за подобных глупостей врываются в чей-то дом? Я его понимаю и прощаю. Наверное, он принял меня за сумасшедшую. Знаете, есть скрытые формы психических заболеваний… возможно, это так и есть. Я ненормальная!

Ева принялась убеждать ее в обратном, но Симанская ее не слушала.

– Кажется, у меня поднялась температура, – вяло произнесла она. – Хочется отдохнуть.

Смирнову и Еве ничего не оставалось, как откланяться.

Глава 26

Неудавшаяся встреча с шантажистом не давала Тарасу покоя. Он измучился, меряя шагами рабочий кабинет. Все валилось у него из рук. Фирмой «МиМ» руководил старший менеджер; Петр Гусев, начальник охраны, в третий раз проверял помещения и телефоны на наличие подслушивающих устройств; секретарша вздрагивала от каждого звука в кабинете шефа. А господин Михалин думал, думал… не о бизнесе, не об убийце Феликса Мартова и даже не о себе, он думал о…

Надо позвонить, спохватился Тарас. Он набрал номер Смирнова и выпалил, забыв о приветствии:

– Сегодня десятый день!

– Я помню.

– И все?! Вы мне ничего больше не скажете?

– Не люблю забегать вперед.

Господин Михалин вспылил:

– Что вы называете «забеганием вперед», позвольте спросить?! Сегодня – последний день, когда можно еще предпринять какие-нибудь меры!

– Неизвестный звонил вам?

– Нет, – сник Тарас. – И это самое ужасное.

– Не паникуйте, Тарас Дмитриевич, и не торопите меня, – невозмутимо сказал Всеслав. – Я близок к цели. Уверен, спешка все испортит. Не такое уж плохое у нас положение – вымогатель сбит с толку вашими словами, он в смятении, ищет выход. Он вам позвонит, не сомневайтесь.

– И что я ему скажу?

– Соглашайтесь на его условия. Не из-за вас сорвался предыдущий разговор, и он это тоже понимает. Ему нужна информация, которую знаете только вы, или он ошибочно решил, будто бы вы владеете некими сведениями. Это не важно. Главное – он обязательно позвонит. И вы ему скажете то, чего он ждет от вас.

Господин Михалин пришел в отчаяние.

– Неужели вы мне не верите?! Я понятия не имею, чего он хочет, этот чертов вымогатель, и почему он ко мне привязался?! Зато ему отлично известно, чем меня можно прижать. Как я ему могу сказать то, не знаю что?

– Дайте мне пару дней.

– Пару дней? – задохнулся Тарас. – Вы шутите. А если он позвонит раньше?

– Будем надеяться, что этого не произойдет, – сказал Смирнов. – Молитесь, господин Михалин, – другого совета я вам дать не могу.

Сыщик положил трубку и посмотрел на Еву.

– Мне еще не все понятно, – сказал он. – Зато, с разрешения Татьяны Савельевны, я привез из Кострова вот этот шедевр, принадлежащий кисти Варлама Симанского.

Он достал из папки небольшой пейзаж и показал его Еве.

– А где рамка? – спросила она.

– Пришлось снять, – объяснил Всеслав. – В портфель не помещалась. Отгадай, как сия картина называется? Грешный ангел!

Ева с благоговением взяла в руки акварель покойного доктора.

– Почему ты раньше не показал ее мне? До визита к Марии Варламовне?

– Слишком много фактов приводят в замешательство, – улыбнулся Смирнов. – Я хотел сохранить твой ум в рабочем состоянии, дорогая. Я слишком ценю твое мнение, чтобы помешать тебе составить его без помех.

Ева любовалась пейзажем и спросила совсем не о том, о чем должна была.

– Почему ты не выяснил у Маши, где она была с весны, когда уехала из Кострова, и до Рождества?

– Твой покорный слуга примерно догадывается где, – признался сыщик. – Я боялся спугнуть ее. Если птичка улетит, искать ее придется долго.

– Грешный ангел… – задумчиво произнесла Ева, разглядывая пейзаж. – Вечеринка у Зориной!

– Что? – удивился Смирнов. – Вечеринка?

Взгляд Евы затуманился, устремляясь за пределы окружающего мира…

– Там произошло что-то необычное, мимо чего пробегает, не задерживаясь, наше с тобой внимание, – медленно произнесла она. – Мы забыли спросить у Марии Варламовны две вещи. Знакома ли ей Катя Жордан? И что все-таки произошло на той вечеринке?

Смирнов встал и задернул шторы на окнах. Ему хотелось посидеть с Евой в тепле, в уютном свете лампы, за накрытым к ужину столом, за чашкой крепкого чая, забыв обо всем: о чужих тайнах, наивных детских сказках, о человеческих странностях и даже об убийствах. Он и раньше догадывался, что простые радости необходимы среди самых увлекательных приключений, а минуты тишины и покоя рядом с дорогим тебе существом не заменишь ни остротой ощущений, ни бурными страстями. Человек рано или поздно устает от всего, кроме взаимной любви. Он хочет перемен и пускается на охоту за нездешними диковинками, но неизменно возвращается к своему берегу… к огню в ночи, у которого ждут только его и никого другого…

Ева грубо нарушила грезы Смирнова.

– Славка! – сказала она. – Звони Симанской.

– У них нет телефона, – машинально ответил он, еще витая в розовых облаках. – А соседка уже спит. Взгляни на часы!

– Жаль… Ну, что ж, тогда я расскажу тебе о Фениксе. Я тут порылась в библиотеке твоей мамы… и кое-что откопала.

– Может быть, мы раньше поужинаем? – предложил сыщик и понял, что поторопился.

– Никакого ужина, пока ты меня не выслушаешь! – заявила Ева, сверкая глазами. – Это важно.

– Ладно, – покорно согласился Смирнов. – Тем более что скоро придется завтракать. Совместим две трапезы в одну.

Ева пропустила его колкость мимо ушей.

– Я уловила связь, – сказала она. – Между историей Марии Варламовны и статьей «Невыразимое имя».

– Я тоже! Они обе – сущий бред.

– Ничего подобного! Наоборот! – горячо возразила Ева. – Бредом это кажется только на первый взгляд. На то и весь расчет! Ты послушай… Феникс – символ бессмертия, возрождения. Предчувствуя смерть, он разжигает костер из листьев дикой корицы и сжигает себя в огне. А потом восстает из пепла!

– Замечательно, я рад за него. Только при чем тут два убийства? Намекаешь, что кто-то из покойников восстанет или уже восстал? О! Я понял, дорогая, – захохотал сыщик. – Имя Мартова как? Феликс! Почти что Феникс. Одна буковка не в счет. Значит, господин Мартов восстал из мертвых и прикончил Вершинина. Только ведь убийство в Кострове произошло гораздо раньше! Ошибочка. Виноват, господин Мартов никого не убивал – он воскрес и теперь шантажирует своего друга Тараса. Все правильно! Кому, как не самому Мартову, знать подробности убийства? Он видел…

– Прекрати! – возмутилась Ева. – Не кощунствуй, когда речь идет о… – она запнулась, подбирая подходящее слово, – о неразгаданных тайнах прошлого! Большинство людей привыкли воспринимать только видимые проявления жизни, упуская самое главное – то, что предопределяет ход событий. И ты, Смирнов, оказался в их числе. Как тебе не стыдно? Сколько я бьюсь, пытаясь изменить твою твердолобость, а воз и ныне там! Между прочим, египетское название Феникса – «бенну». «Бен» в Египте выражал сексуальность и созидание! Тебе не мешало бы прочитать Тексты Пирамид!

– Боюсь, мне это не по силам, – притворно вздохнул сыщик. – Хотя не отрицаю, что тщательное изучение Текстов Пирамид баснословно повысило бы продуктивность моей розыскной деятельности.