Шарада Шекспира, стр. 61
– Звали...
– Простите? – Плетнев вскинул на сыщика недоумевающий взгляд.
– Константин мертв, его убили несколько дней назад.
Хирург выпустил из рук фотокарточку, откинулся на спинку стула.
– Вы меня разыгрываете?!
– Смерть не любит, когда с ней шутят, – серьезно сказал Смирнов.
– Но... это же... Кошмар! Знаете, Лейла восхищалась талантом Кости. Он был таким выдумщиком! Взял себе псевдоним человека, который и вправду жил в Англии в шестнадцатом веке. И еще он показывал Лейле какое-то место, где пересекаются времена.
– Что?
Плетнев замялся.
– Ну, она так говорила, что Костя водил ее в один странный переулок, или... не помню. Вроде бы там находится точка пересечения времен. Москва – удивительный, неразгаданный город. Недаром Булгаков выбрал его местом действия для «Мастера и Маргариты». Сюда не побрезговал заглянуть сам Воланд!
Сыщик вышел из клиники в глубоком раздумье. Если он косвенно вмешался в дела торговцев человеческими органами, то понятно, почему его хотят остановить. Любой ценой. Но зачем было похищать Еву?
– Не проще ли этим ребятам убить меня? – прошептал он, усаживаясь в машину.
«А как же «наследство Дениса»? – выскочил, как чертик из коробочки, его внутренний голос. – Мертвый, ты не сможешь вернуть им «украденное».
Глава 26
Тому, кто назвал себя Потрошителем, приснился эротический сон. Раньше ничего подобного с ним не происходило. Он расценивал секс как обязательную составную часть любви между мужчиной и женщиной. Поэтому заслуживают презрения те, кто торгует своим телом. Они преступают законы – и человеческий, и небесный. И должны быть наказаны!
Ева еще в Эдемском саду сговорилась со Змием и ввергла Адама в пучину грехопадения. Он и охнуть не успел, как был изгнан из обители блаженства и очутился по уши в пороках, грязи и мучениях. Теперь сыны Адамовы, вместо того чтобы проводить дни свои в беззаботных наслаждениях, вынуждены влачить жалкое существование и добывать тяжким трудом хлеб свой.
Подобные мысли, как и эротические сновидения, раньше были чужды сухому рациональному уму того, кто назвал себя Потрошителем. Он жил механически, воспринимая происходящее как данность и не внося в нее ничего своего. Его мир казался ему незатейливым и простым, правильным, как школьное расписание. Тот, кто назвал себя Потрошителем, вначале был отличником и привык получать пятерки. А потом незаслуженно пострадал.
Благополучный и безопасный внутренний мир рухнул, как карточный домик... И оказалось, что он имел двойное дно. То, что открылось после сокрушительного обвала, не поддавалось описанию. Это были извилистые, темные пещеры, полные монстров и адских тварей, какая-то клоака, кишащая гадами. Тот, кто назвал себя Потрошителем, заглянул туда – и ужаснулся. Он понял, почему эти лабиринты были надежно скрыты не только от посторонних глаз, но и от его собственных. Некоторое время он балансировал на краю этой бездны, но не удержался и начал медленно сползать в нее.
Тогда он еще не был Потрошителем. Ему и в голову не приходило называть себя так. Откуда выплыл этот страшный образ? Может быть, из тех мрачных глубин, о которых он до поры до времени не подозревал?
Эти неизведанные глубины хранили в себе разукрашенные, насквозь пропитанные соблазном видения. То, чего не было и не могло быть в обыкновенном житейском сексе, – эротика, где изыск и садизм конвульсивно сливались, ласки обращались в наказание. И где непреодолимое влечение порождалось не любовью, а ненавистью и жаждой мести.
Как можно желать женщину, которую ненавидишь? Оказывается – можно.
Эротический сон перенес действие из холодных и темных казематов в роскошно убранную спальню. Страстная любовница в королевском платье отдавалась отчаянно, яростно, до полного изнеможения... и умирала. Он вонзал нож в ее трепещущее сердце. Чтобы она не смогла изменить ему, повторить то же с другим.
Тот, кто назвал себя Потрошителем, проснулся, все еще переживая увиденное. Ему теперь все подвластно, и сон можно превратить в явь. Стоит только захотеть! Полчаса он лежал, обдумывая способы, которыми можно принудить женщину полюбить, и не нашел ни одного надежного. Тогда он заставит ее отдаться под угрозой смерти – это будет восхитительно!
Но сначала надо добиться, чтобы Любитель Совать Нос в Чужие Дела вернул украденное. Проклятый проныра! Ему удается многих одурачить.
– Только не меня! – зло прошептал Потрошитель. – На мне ты обломаешь зубы, нахальный ублюдок!
Он встал и занялся привычными делами, находясь в странном возбуждении, в какой-то неестественной подвешенности. Временами ему казалось, что он становится видимым: люди, его окружающие, могут догадаться, кто он на самом деле. Он и сам путался. Прежняя жизнь отодвинулась далеко, стала призрачной. Может быть, Потрошитель всегда жил внутри его, искусно скрываясь под вторым дном?
Ему с некоторых пор удавалось смотреть на мир из разных точек – глазами того, кем он считал себя с рождения, и глазами Потрошителя. Первый вариант перестал удовлетворять и радовать. Благополучный с виду, способный, трудолюбивый, умный человек оказался без вины виноватым, не смог снискать заслуженные им уважение и любовь, и вдобавок над ним нависла угроза позора и разоблачения. Этот человек подчинялся правилам, чтил законы и общественное мнение. Он вынужден был оставаться в тени, зализывать раны.
Потрошитель же презирал правила и попирал законы, живя по принципу вседозволенности. Он мстил без рассуждений, без оглядки. Он так же предпочитал находиться в тени, но чувствовал себя по-другому. Он превратился в карающую Тень, неотвратимый призрак возмездия! Из своего мрака он смеялся над копошащимися на свету ничтожными людишками. Никто не в силах понять его, разгадать ход его игры! Никто...
Любитель Совать Нос в Чужие Дела, прилипчивая ищейка! Это он влез в налаженную, спокойную жизнь порядочного человека и сломал ее!
– Ты мне за это ответишь! – шептал ночами тот, кто назвал себя Потрошителем. – За все заплатишь! Умоешься кровавыми слезами!
День же проходил как обычно, по давно заведенному порядку. Чтобы побывать в своей темной пещере, подвале, где томилась ненавистная узница, Потрошитель улучал подходящее время и, приняв меры предосторожности, спускался туда. Там он обустроил себе тесную каморку, где хранилось все необходимое: одежда Палача, нож, запас снотворного, которое он добавлял в воду для жертвы, кое-какие продукты, кипы газет и ножницы.
Здесь, при угрюмом огоньке свечи, он вырезал буквы и наклеивал их на тетрадные листки в клеточку, составляя слова и предложения. На этот раз он «написал» следующее: «Будь ты проклят, Наглая Ищейка! Дни твоей сучки сочтены, так что поторопись. Наследство Дениса – тебе известно какое – положишь в пакет и оставишь завтра вечером на троллейбусной остановке у дома Адамовых. Точное время сообщу дополнительно, жди. Обо всем, что накопал по делу хирурга, забудешь! Не вздумай шутить со мной! Тогда девку обратно не получишь никогда. Она будет умирать медленно и мучительно... с каждым стоном и криком проклиная тебя, а не меня! Если выполнишь мои условия, она еще поживет».
Потрошитель не собирался отпускать пленницу. Он еще не наигрался с ней в смертельно-эротические игры. Он еще не видел ее крови, только слезы. А что они значат? Соленая водица. Слезами пощады не вымолишь. Палач – последняя инстанция между Богом и людьми. А продажные твари пощады не заслуживают!
Он закончил послание и прикинул, что бы такое приложить к нему для убедительности. Дабы сделать Ищейку посговорчивее. Волосы! Окровавленную прядь волос несчастной овечки.
«К нему домой я больше не пойду, – решил Потрошитель. – Дудки! Он может подстроить там ловушку для меня. Неоправданный риск присущ плохим игрокам, которые слишком увлекаются».
Солнце клонилось к закату. Его свет, проходя через тонкий слой облаков, придавал воздуху оттенок старой меди.