Шарада Шекспира, стр. 38
В конце концов, бестелесный дух опасен не более, чем эти сверкающие в неоновых отсветах снежинки. Что он может ей сделать? В крайнем случае, она просто постоит в тупичке в ожидании свидания с потусторонними силами, да и отправится восвояси. О таком лучше никому не рассказывать. Не только Смирнов может принять ее за ненормальную, но и другие тоже.
Ева шагала по белому от снега тротуару, замирая в предвкушении того, что предстояло ей, – нереальной встречи с призрачным существом. Страх и любопытство смешивались с холодком жути, навеваемой этим густым снегопадом, мраком, притаившимся в проулках, под арками проходных дворов, куда не проникал свет фонарей и витрин. Совсем некстати пришли на ум лондонские трущобы, кишащие питейными домами, курильнями опиума и борделями, где орудовал Джек-потрошитель, настигая своих жертв.
Воображение живо перенесло Еву из заснеженной Москвы в туманный осенний Уайтчепел, район английской столицы, который больше века назад избрал местом своего страшного промысла жестокий убийца. Волосы зашевелились у нее на голове, а сердце судорожно дрогнуло и забилось сильными, быстрыми толчками. Ева в ужасе оглянулась – улица была пустынна, и только сзади на некотором отдалении маячил едва различимый в снежной мути силуэт мужчины.
Крис!.. Разве он не предупреждал ее о том, что в городе появился Потрошитель и чтобы она была осторожна? Кажется, он так и сказал ей по телефону. О боже! Еву охватила ледяная волна, подкатившая к горлу и застывшая там упругим комком. Устилающий тротуар снег гасил звуки, но шаги идущего сзади человека раздавались у Евы в ушах гулким звоном, зловещим, как и все вокруг. Огни куда-то пропали, и тусклый свет из окон падал ржавыми пятнами на девственный хоровод снежинок. Темный силуэт медленно приближался.
Ева вспомнила, что Джек-потрошитель совершал свои убийства между одиннадцатью вечера и четырьмя часами утра. Так говорил Смирнов.
– Чушь! – тряхнула головой она, и рыхлый мокрый снег посыпался ей за воротник.
Холодный «душ» отрезвил ее. Она в Москве, а не в Лондоне, и нынче двадцать первый, а не девятнадцатый век. Какие трущобы Уайтчепела? Обыкновенная московская улица! К тому же Потрошитель убивал проституток, а она порядочная женщина. Ева невольно улыбнулась – успокаивая себя, она еще и оправдывалась, что, мол, дамой легкого поведения уж точно не является. Перед кем?!
Мужчина-прохожий поравнялся с ней, обогнал, его фигура в длинном модном пальто напомнила ей... Дениса? Этого еще не хватало!
Ева приостановилась, глубоко вдохнула. Мужчина впереди тоже замедлил шаг. За завесой летящего снега его нельзя было толком рассмотреть. Он обернулся, и Ева в страхе зажмурилась, чтобы не увидеть лица бывшего любовника. Она бы этого не вынесла!
– Он умер, умер... – твердила Ева, стуча зубами. – Он не может идти по этой улице и оглядываться. Он мертв!
Придя в себя, она приоткрыла глаза. Мужчина исчез, растворился в мелькании снежинок или свернул в переулок. Случайный прохожий был просто похож на господина Матвеева. Просто похож – фигурой, статью, манерой одеваться.
Еве пришлось немного постоять, унимая бешеный стук сердца. Что это ей мерещится сегодня? То Потрошитель, то Денис Матвеев. Оба мертвы.
– А я иду к третьему, – прошептала она онемевшими губами. – Тоже мертвому. Я схожу с ума! Славка тысячу раз прав. Он бы ни за что не позволил мне заниматься подобной ерундой. Безумие какое-то...
Но Ева уже не могла отказаться от задуманного. Отдышавшись, она двинулась вперед. Ноги сами принесли ее к низкой арке, за которой таился в кромешной тьме тупичок. Точка пересечения времен, как назвал его Кристофер. Вернее, Константин Марченко.
У Евы в груди образовалась пустота, горло пересохло. Захоти она крикнуть – не смогла бы. На подкашивающихся от страха ногах она шагнула под арку, словно нырнула в непроглядный мрак. Глухих стен, образовывающих этот странный закоулок, было не видно, они ощущались по той тишине, которая подступила вплотную со всех сторон, прильнула к Еве, как скользкая холодная тень. Даже снег здесь падал по-иному – более редко и отвесно. Снежинки не летели в лицо, а плавно опускались, укутывая Еву белым саваном. Такое сравнение пришло ей в голову как бы само собой, заставило вздрогнуть.
Несколько минут она слышала только свое прерывистое дыхание, потом чуть успокоилась, и к этим звукам прибавился шорох снега. Ева стояла, боясь пошевелиться. Чего она ждала? Что к ней с черных небес явится дух Кристофера-Кости?
Глаза постепенно привыкали к темноте, и Ева уже смогла различить темный четырехугольник окна на более светлой стене. Того самого окна, за которым горела, мерцая, загадочная свеча. Сейчас окно было мертвым, как и все окружающее пространство.
– Я пришла... – сама того не желая, прошептала Ева и прислушалась.
К шороху снега присоединились потрескивания непонятного происхождения и какое-то шуршание. Вдруг раздался осторожный, тихий скрип, словно медленно открывалась невидимая дверь. Еве стало жутко. И тут она вспомнила, что видела в одной из стен маленькую железную дверцу...
Скрип прекратился. А может быть, Еве почудилось со страху?
– Я пришла... – повторила она, обращаясь неизвестно к кому.
В воздухе пронесся не то чей-то вздох, не то порыв ветра. Снова скрипнуло с той стороны, где была дверь.
«Духи не пользуются дверями», – подумала Ева.
Она лихорадочно расстегнула сумочку в поисках мобильного телефона. Пальцы натыкались на разные женские мелочи – косметичку, носовые платки, салфетки, расческу... Телефона не было. Холодея, Ева вспомнила, что поставила его дома на зарядку. Не веря себе, она еще раз перерыла дрожащими руками сумку. Увы! Теперь Смирнов не узнает, куда она пошла, где ее искать в случае чего.
В случае – чего? Этот вопрос привел ее в панику. Она повернулась, хотела бежать прочь... У самого ее уха кто-то прошептал.
– Куда-а-а? Разве зло-о не должно быть наказано-о-о?
– Крис... не пугай меня! – сдавленно простонала Ева, ощущая слабость и дурноту.
Ноги стали ватными, а сердце затрепыхалось, ухнуло вниз. Что-то тонкое, острое впилось ей в руку, и сознание заволокла густая черная пелена...
Глава 17
Славка, отряхивая снег, поднимался по лестнице, все еще мысленно прокручивал разговор с бывшим участковым врачом. Смерть Елены Адамовой оставалась загадкой, которую предстояло разгадать. Якушкин больше не скажет ни слова, это ясно. Он чего-то боится. Или кого-то.
– Какого черта я ломаю себе голову? – проворчал сыщик, доставая из кармана ключи. – Прижать господина Адамова как следует, и дело с концом. Плевать мне на его больное сердце! Выдержит, он мужик крепкий. Наломал дров, а другие расхлебывают!
Смирнов открыл дверь, вошел. В прихожей горел свет. Опять Ева забыла выключить! Он хотел позвать ее, но вовремя остановился, взглянул на часы. Скоро одиннадцать, может быть, она уже спит.
В квартире стояла непривычная тишина. Обычно Ева то телевизор включит и уснет, то магнитофон. Она любит слушать классическую музыку – Баха, Вивальди, Моцарта. Славка разделся, стараясь не шуметь, на цыпочках прошел в гостиную. Там было пусто, на диване валялся забытый Евой плед, открытая книга. Он взглянул на обложку: «История Англии». Все ясно! Ева пытается распутать преступление многовековой давности. Она неисправима.
Смирнов подошел к дверям спальни, прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Его сердце отчего-то замерло, заныло. Уже без предосторожностей, едва справляясь с внезапно охватившим его волнением, сыщик открыл дверь: спальня тоже была пуста. Кровать аккуратно застелена, шторы задернуты, на прикроватной тумбочке – Евина заколка для волос. Вид этой заколки произвел на Славку неожиданное впечатление: словно произошло что-то ужасное, непоправимое, и заколка – это все, оставшееся ему от Евы. Подчиняясь странному, тревожному импульсу, он распахнул дверцы шкафа. Вещи Евы остались на своих местах: висели на вешалках, лежали на полочках. Она ничего не взяла с собой.