Печать фараона, стр. 79

– Интересно ты говоришь... он! Сам ведь подозреваешь в убийствах женщину?

Смирнов покачал головой.

– Убийца есть убийца. Он, она... пол тут ни при чем.

– Хорошо. Допустим, Марина – подозреваемая. Это ее видели в общежитии в тот день, когда погибла Грушина. Понятно и то, почему Вероника открыла дверь комнаты и впустила убийцу: она не опасалась подруги. Но ведь в метро ты тоже погнался за женщиной в оливковом пальто, и напрасно. Вообще, какое отношение Марина имеет ко всей этой истории? Почему именно она?

Сыщик улыбнулся, ответил вопросом на вопрос.

– Началось-то все с нее? Ты же сама говоришь, что случайностей не бывает. Мы сделали большой круг, как заблудившиеся в лесу грибники, и вышли на то самое место, откуда отправились в путь.

– Кто тогда убил Яну Хромову? Марина? За что? Ни про печать Тутмоса, ни про розенкрейцеров, ни тем более про вышивки она знать не могла.

– Не имеет значения, – сказал Смирнов. – Если Комлевой нет в живых, как ты склонна считать, то где же тело? Она просто ушла из общежития и не вернулась.

Ева не смогла ответить. Она наморщила лоб, но и это не помогло.

– Откуда тебе известно, что они со Стасом были любовниками, и про видео? Он тебе рассказал?

– Нет, конечно. Я сам придумал, для усиления эффекта!

– Марина же не дура, она сразу поймет...

– Кем бы ни был убийца, он надеется, что Стас мертв. Думаю, того факта, что Киселев живехонек, да еще и намекает на «интимные подробности», будет достаточно для женщины, которая решила отправить его на тот свет. Она и раньше имела на то причину, а теперь эта причина не удвоится, а утроится! Когда преступника загоняют в угол, он превращается в дикого зверя и руководствуется не разумом, а слепыми инстинктами хищника. Он пойдет на все, лишь бы спастись.

Ева имела свое мнение на сей счет. Никто не может превратиться в дикого зверя, не будучи им изначально. Просто зверь дремлет до поры до времени и просыпается в определенных обстоятельствах, обнажая звериный оскал.

– Стас знает о твоих художествах? – серьезно спросила она. – Ты же его подставляешь! Сначала прячешь от всех, заставляешь притворяться покойником, потом используешь как живца.

– Не самый плохой вид охоты, – ничуть не смутился сыщик. – Что прикажешь делать, когда нет времени на раздумья? Дать убийце ускользнуть? А как же обязательства перед клиентом?

У Евы не было уверенности, что их послание вообще кто-либо прочтет, и она высказала вслух свои сомнения.

– Я рассчитываю на жадность того, кто рискнул запросить миллион у Ордена Розы и Креста, – объяснил Всеслав. – Даже если братство проигнорирует столь наглый вызов, непременно найдутся желающие приобрести печать Тутмоса, ведь содержание письма, которое забрал неизвестный, составлено таким образом, чтобы рассеять сомнения в его подлинности. Тот, кто предпринял эти усилия и хочет получить деньги, будет ждать ответа, и, следовательно, проверять почту. Поверь мне!

– Значит... о письме знал кто-то еще, кроме Хромовой? Вера Петровна! Вдруг она показывала содержание письма не только мне?

Смирнов хитро прищурился.

– К ней мог явиться монах, как к Валерию Хромову... против гипноза пышная дама не устояла бы.

– О-о, сколько сарказма! – фыркнула Ева. – Между прочим, зря! Монах не монах, а монахиня к Вере Петровне приходила и называла пароль.

– Прямо не книжный магазин, а явка подпольной организации «Молодая гвардия»... вернее, «Монастырская гвардия», – сыщик довольно захохотал. – Здорово я придумал?

Ева надулась. Манера Смирнова смеяться над самыми серьезными вещами ужасно раздражала ее.

– Будет смешно, если твое «липовое» послание никто не получит! – огрызнулась она. – То-то я повеселюсь!

– Подумаешь! Ну, допустим, я ошибся, и письмо придет на бесхозный ящик, полежит там без толку, этим все закончится. Придется искать другой способ выманить убийцу из его норы. Хотя я почему-то уверен в успехе нашего плана.

– Твоего.

Сыщик кивнул.

– Ладно. Глупо отказываться от авторства такой гениальной идеи! Вот увидишь, как только мы отправим письмо... Стасу останется жить считаные часы. Нужно принять меры безопасности. А для подстраховки... давай напишем господину Войтовскому.

– Диктуй, – сдалась Ева.

В конце концов, у нее нет собственных предложений, так пусть хоть Славка проверит свои догадки. Она уже не раз убеждалась, что его головокружительные и порой нелепые планы отлично срабатывают.

– Господин Войтовский! – со значением произнес Всеслав. – Если вы до восьми вечера позвоните по этому телефону, – он продиктовал номер своего мобильника, – то я расскажу вам, где находится печать, которую вы ищете. Надеюсь, предупреждать вас о строгой конфиденциальности не стоит. Я профессионал, и перехитрить меня вам вряд ли удастся.

Ева подняла на него горящие азартом глаза.

– Отсылать оба письма? Прямо сейчас?

– А зачем тянуть? Конечно. И тогда нам останется... ждать.

– Но как же Стас? – заволновалась она. – Его надо предупредить.

– Это моя забота.

Глава 31

Леонард Казимирович не поверил своим глазам, когда случайно, просто для порядка решил проверить электронную почту. Впрочем, ни к чему обманывать самого себя: не просто так он включил компьютер и поинтересовался, нет ли для него сообщения, – ведь уже несколько дней он не делал этого, занятый другими проблемами. Вдруг появилось нестерпимое беспокойство, какой-то даже душевный «зуд», который предвещал жизненные перемены. Такое состояние господин Войтовский переживал дважды – перед тем, как получить известие о смерти дяди и получении наследства, и перед встречей с Герцогиней.

– Что это? – прошептал он, перечитывая послание от неизвестного. – «Если вы до восьми вечера не позвоните... печать... перехитрить меня вам вряд ли удастся». Кто мог узнать? Каким образом? Дневники дяди не могли попасть в чужие руки! Это исключено. Или... существовали еще записки? Нет! Значит, это она... Но письмо написано от лица мужчины: «Я профессионал...» Чушь! Полнейшая ерунда.

Войтовский посмотрел, когда отправлено послание, – всего час назад! – и подивился своей интуиции. Он сидел, окаменевший от изумления, смешанного с суеверным ужасом. Прошло минут десять, пока он чуть успокоился и смог мыслить здраво. Ей не свойственны такие фокусы, выходит, письмо написал какой-то мужчина. Откуда ему стало известно про печать? Машинально взгляд Леонарда упал на часы – до указанного неизвестным времени оставалось четыре часа. Может, все-таки позвонить? Полчаса прошли в нарастающих мучениях.

«Если мне выпал козырный туз, а я не сумею выиграть эту партию, то никогда не прощу себе, – думал Войтовский. – Невероятно, но факт: кто-то имеет сведения о печати и о том, что я ищу ее. Кто бы это ни был, я должен позвонить. Денег у меня не требуют, никаких условий не ставят... просто предлагают поговорить по телефону. Это мне совершенно ничем не грозит!»

Так он уговаривал себя, колебался, дрожал от возбуждения, разрываясь между желанием немедленно схватить трубку и набрать номер и страхом навредить себе, разрушить каким-то образом соглашение, заключенное с Герцогиней. Впрочем, а было ли это соглашение на самом деле? Скорее он придумал его, а она не отрицала. Где она, кстати? Не мешало бы с ней посоветоваться.

Леонард Казимирович много раз пытался связаться с ней, не получалось. Герцогиня, как назло, отключила телефон! Чем это она занята, интересно? Где пропадает? Ни вчера, ни сегодня он ее еще не видел.

По истечении тридцати минут он не выдержал и набрал указанный в письме номер.

– Послушаю, что мне скажут, – беззвучно произнес он, приникая к трубке. – Игра стоит свеч! Она стоит неизмеримо больше!

– Это я вам писал, – без обиняков признался приятный мужской голос. – Нам необходимо встретиться.