Московский лабиринт Минотавра, стр. 78

– Почему погиб Олег? – повторил свой вопрос Проскуров. – Отказался участвовать в затее этих маньяков?

– Судя по его записям, да. Они настаивали, но Хованин не поддавался. Даже женитьба брата на Нане не склонила его к согласию. То, что Эдик не показывал ему свою жену, насторожило диггера, и он занял выжидательную позицию: а не попал ли брат под влияние Наны и Владимира? Хованин запутался: не стоит забывать, что его психика была крайне неустойчивой. Заговорщики сделали последнюю попытку убедить Олега в необходимости задуманного. Тщетно! Теперь он никак не мог остаться в живых – ему было известно о готовящемся убийстве, он мог предупредить Эдуарда, и он побывал в подвале рябинкинского дома. Заботясь о сохранении тайны подземелья, Владимир даже помог бригаде Жилина заключить контракт на работу за границей. Прораб и его ребята могли проболтаться, поэтому их следовало отослать от греха подальше.

– Значит, это Владимир повредил «Хонду», – сделал вывод господин Проскуров.

– Он следил за Хованиным, знал его привычки: где тот обедает, где ставит в это время мотоцикл, – подтвердил сыщик. – О подробностях я только догадываюсь, но, полагаю, Владимир мог сам ослабить крепление переднего колеса, пока хозяин «Хонды» сидел в кафе. А потом позвонил инженеру на мобильный телефон, придумал предлог для срочной встречи. Тот поехал, и...

– Колесо, отвалившееся от моего «мерса», тоже его рук дело, – перебил Петр Данилович. – Он имел ключи от гаража, так как ставил туда иногда свою машину. Выходит, и взрыв подстроил мой родной сын! Весело...

– Очевидно, вы ему мешали, – предположил Смирнов. – Тем, что полюбили Феодору. Он своим обостренным, сверхъестественным чутьем уловил это раньше вас. Вы собирались отнять у него не только жену, но и Ариадну, а в ее лице – надежду на спасение. Вы не оставили бы его в покое, разыскивая Феодору, не пощадили бы родного сына, докопавшись до правды. Он понимал: от вас ему не откупиться! Вы тоже стояли на пути к свету, к выходу из лабиринта безумия. У вас не было шанса выжить.

– А я подозревал, что ты... – Петр Данилович запнулся, придвинулся к Феодоре и обнял ее за плечи. – Прости. Но вы ужасно рисковали! – повернулся он к сыщику. – Мы могли не успеть!

– Если бы ситуация не дошла до критической точки, как бы мы поймали убийц на месте преступления? И потом, я же подпилил секиру!

– Голова быка сыграла решающую роль! – засмеялась Ева.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

– А если бы мы ошиблись? – воскликнула Ева, когда они со Славкой уже подъезжали к Москве.

– После ночного разговора с Корнеевым мои последние сомнения рассеялись, – улыбнулся сыщик. – Да и встреча с мнимым похитителем на месте бывших складов состоялась, иначе Проскуров позвонил бы мне. Как все будет происходить, я, разумеется, до тонкостей не знал, но в общих чертах представлял. Этого оказалось достаточно. Фокусы с переодеванием мне проделывать не впервой, если ты помнишь. Приобретаю опыт раскрытия интеллектуальных преступлений с легкой примесью мистики и сумеречного сознания. – Он помолчал. – Послушай, неужели древняя минойская цивилизация погибла из-за того, что Тесей убил Минотавра?

– Это аллегория, идея, выраженная в образах. Между прочим, текст, написанный на обороте плана монастырских подземелий, имеет схожий смысл. Ангел низверг змия древнего в бездну, заключил его и положил над ним печать. Наверное, не для того, чтобы кто-то эту печать сломал и выпустил пленника на свободу!

– Ты права. Я вот все думаю про ключ от лабиринта! Кто такой Тесей? Еще одна маска? Очередное превращение? Ведь если верить мифам, то Минотавр и его победитель – дети одного отца, бога Посейдона? Герой и чудовище – порождение божества, воплощающего в себе обе стороны бытия: свет и мрак?

– Не узнаю тебя! – засмеялась Ева. – Рассуждаешь, как философ! Скажи еще, что нить Ариадны – это непрерывность и постоянство осознания, которое может вывести из лабиринта. Ибо тот, кто забыл дорогу, обречен на вечное блуждание по бесконечным коридорам, заполненным темнотой и чудовищами.

Они ехали по трассе, запруженной машинами. Шел мокрый снег. Свернувшийся кольцами каменный город-лабиринт медленно погружался в мутные осенние сумерки. Казалось, пространство и время зыбки и преходящи, как эти тающие на лету снежинки. Где-то между небом и землей с ними происходит мистерия превращения, составляющая вечную тайну жизни.

– Знаешь, кажется, Леонардо да Винчи сравнивал лабиринт с маткой, внутри которой происходит развитие плода, – задумчиво произнесла Ева. – Это символ перехода из одного состояния в другое.

Она замолчала. Крупные хлопья снега налипали на лобовое стекло.

– Заоблачный охотник разошелся не на шутку, – заметил Смирнов. – Только перья летят! Красота... Стихия!

Автомобиль крохотной точкой мчался сквозь густую снежную пелену, между небом и землей, между мирами...

Господин Корнеев и Феодора стояли на балконе ольховского дома, любуясь теми же сумерками. В небе за снежными тучами стояла размытым голубоватым пятном луна.

– Я знаю, что такое нить Ариадны, – нарушил молчание Петр Данилович. – Это нить любви. Меня она трижды увела от смерти. Не случайно господин Смирнов предложил мне надеть одежды Диониса, даже весьма кстати. Ведь именно этот бог влюбился в красавицу Ариадну, сделал ее своей женой и вместе с бессмертием подарил ей венец из сверкающих звезд. В конце зимы я покажу тебе эту Северную Корону.

– А сейчас нельзя?

– На нашем небе ее пока не видно.

– Что будет с домом в Рябинках? – спросила Феодора. – Я не смогу больше переступить через его порог.

– И не надо! Дом продадим, а проклятый подвал я велю засыпать. Черт знает, что это за Леший холм? После такой жуткой истории всякое приходит в голову.

– Легенда о лабиринте ждет того, кто разгадает ее скрытый смысл, – сказала Феодора. – Ключ от бездны утерян. Его нелегко будет отыскать.

Эдуард Проскуров приехал в больницу, куда привезли Нану. После приступа необузданного буйства она впала в кому и лежала безучастная, бледная и чужая. Это была не та женщина, которую он любил, с которой обвенчался в горах, под высоким, чистым небом... Как же так? Что крылось за ее маской невинности?

«Прекрасна, как ангел небесный, как демон, коварна и зла!» Не зря она рассказывала ему в день свадьбы о царице Тамаре, жестокой любовнице.

Проскуров не умел молиться. Он смотрел на заострившиеся, некогда милые черты ее лица и не ощущал ничего, кроме пустоты. Княжна гор, похитившая его душу, выпустила ее из обессилевших пальцев.

Поездка в черном «Фольксвагене», ужасная сцена, разыгранная Владимиром и Наной, непристойный танец в подземелье при свете факелов, отрубленная бычья голова на земляном полу, рассказ сыщика, казавшийся смесью безумного вымысла и жуткой правды, – все это отрезвило Эдуарда. Многое Славка домыслил, но если он в чем-то и ошибся, то несущественно.

– Она придет в себя? – спросил господин Проскуров у невысокой черноволосой врачихи.

Та развела руками.

– Странный случай, – нехотя призналась женщина. – Вы раньше не замечали у своей жены признаков душевного расстройства?

Проскуров хотел ответить «нет», но прикусил язык и только неопределенно покачал головой. Он вспомнил слова Евы, что подавляемое естество, а тем более порок приобретают уродливые формы и проявляются в чудовищном облике.

Через несколько дней Нана, не приходя в сознание, умерла – последняя из троих, побывавших в «сумеречной зоне».

«Где же ключ от лабиринта? – думал Проскуров, вернувшись в пустую квартиру. – Явилась ли смерть избавлением для Наны, Олега и Владимира? И что значит – умереть? Попасть на новый виток спирали? Продолжить скитание по неисчислимым коридорам, полным сомнений, предрассудков, злобы и страха, утрачивая иллюзии, то замирая от предвкушения удачи, то содрогаясь от отчаяния? Где путеводная нить?»