Магия венецианского стекла, стр. 6

Звонок босса прервал напряженный ход его мыслей. Ельцов был на взводе – надо полагать, из-за выходки любимой дочери.

– Ты уже в курсе? – прорычал он в трубку так, что у будущего зятя зазвенело в ушах. – Куда ты смотрел, парень? Почему от тебя сбежала невеста?

– Астра… такая своеобразная, – пролепетал Зах, покрываясь потом. – Она любит всех удивлять. Она…

– Чушь собачья! – гремел Ельцов. – Между вами что-то произошло!

– Клянусь… ничего. Я теряюсь в догадках…

– Ну, да, не иначе, как колдун Черномор красавицу умыкнул чуть ли не из-за свадебного стола! В общем, так! – говорил, будто гвозди забивал, Юрий Тимофеевич. – Мне шум поднимать не с руки. Не хватало только, чтобы по Москве сплетни поползли. Ищи свою Людмилу, бестолковый Руслан! Не дай бог, с ней что-нибудь случится. Ответишь головой.

Он закончил фразу почти шепотом, но от его слов у Захара мороз пошел по коже. Поездка в Богучаны уже не казалась ему самым страшным, что может произойти.

* * *

Память снова услужливо предоставила картину народного гулянья, смутную, виденную то ли в детстве, то ли в другой жизни, – Масленица или святки. Повсюду лежит снег, морозно, идет пар от дыхания людей, от подносов с горячими пирогами, от блюд с горками блинов, от огромных пузатых самоваров с начищенными боками, в которых отражается зимнее солнце. Пар валит из лошадиных ноздрей, застывает, серебрится вокруг них инеем. Лошади запряжены в сани по-праздничному: с колокольцами, с бумажными цветами, с лентами. В санях уже валяются пьяные, которым невмоготу держаться на ногах.

Площадь кишит народом, ряжеными, продавцами блинов и сбитня. Посиред вкопан столб с привязанными вверху призами, – кто залезет по гладкой поверхности, сможет достать пару хороших сапог или выделанную шкурку лисы. Крепкий парень, сбросив тулуп, уже карабкается по столбу под улюлюканье, свист и одобрительные крики толпы. В воздухе пахнет медовым отваром, сдобой, дымом костров; слышен женский хохот, пьяная ругань, бойкие крики зазывал…

На Масленицу, кажется, сжигают чучело – безобразное, из грубой соломы, с отвратительной ухмылкой на ярко раскрашенном «лице». А здесь чучела не видно. Зато краснощекие девки в расшитых передниках, повязанных поверх полушубков, наливают всем желающим чай, подают блины, обильно политые маслом, принимают монеты и смятые бумажные деньги, улыбаются во все белые зубы…

Напитки покрепче разливают и пьют незаметно. Почти всем хмель уже ударил в голову, но мужики будут продолжать пить до темноты, пока самые рьяные поклонники Бахуса не свалятся, где придется. Хорошо, если не замерзнут в высоченных сугробах. Забияки сойдутся в кулачных боях, пустят кровь… обагрят белый снег и разбредутся, довольные, кто куда.

Никому, скорее всего, не приходит на ум скрытый, сакральный смысл подобных празднеств, их предвечная суть. Все забыли, что круглая форма блинов символизирует солнце и что на подобных гуляньях в людях пробуждается зов древних языческих богов, которым надоело прозябать в забвении и которые еще не сказали своего последнего слова в сей земной потехе.

Ряженые зверствуют. Вывернутые мехом наружу тулупы, на головах красуются козлиные рога, медвежьи и волчьи морды с оскаленной пастью – страшно, противно глянуть. Они пристают к молодым девушкам, отпускают грязные, непристойные шутки, гогочут. Толпа вторит им восторженным ревом. Добровольные помощники охотно выволакивают приглянувшихся ряженым молодок, принуждают выполнять все требования разнузданных, разгоряченных обильными возлияниями мужиков. Ряженые на время становятся представителями «иного», потустороннего мира, наступающего на «этот», привычный и повседневный. Они входят с ним в контакт, воздействуют на него, сливаются с ним, проникают в него… и не терпят сопротивления. На это существует согласие обеих сторон, иначе откуда взялась бы ликующая толпа, охотно исполняющая «священную» волю ряженых?

Начинается ритуал «воскрешения покойника». Ряженые заставляют девушку поцеловать «мертвеца», – да так горячо и страстно, чтобы тот «ожил». Она упирается, ей противно, отчего-то страшно и стыдно. Толпа недовольно ропщет, готовая безжалостно наказать непокорную. Двое парней срывают с девушки платок, распахивают на ней короткий полушубок из овчины, грубо лезут руками за пазуху, щупают грудь, задирают подол, дескать, не подчинишься, – хуже будет. Они силой, хватая ее за плечи, наклоняют к распростертому на санях «покойнику», заставляют прижаться лицом к его лицу… губами к губам…

Девушка, дрожа от отвращения и ужаса, ощущает лицом горячие, липкие губы лежащего, исходящий от него запах водки и пота. У нее меркнет в глазах; «покойник» держит ее за шею, не отпускает. Она рванулась, и если бы ее рот был свободен, закричала бы. Удовлетворившись, «мертвец» привстал, и толпа, словно единый организм, испустила восторженный, восхищенный вздох. Девушка упала без памяти на руки подруг, ее увлекли внутрь толпы, и она растворилась в ее многоликости.

Столь же грубые и жестокие игрища продолжаются, сопровождаемые хохотом, скабрезными частушками, прибаутками и откровенным насилием. Ряженые вызывают неподдельный страх – подчиняться им противно и стыдно, но отказаться от участия в предлагаемых «развлечениях» не смеет никто. Толпа долго не расходится. Над ней витают пары алкоголя и сексуального возбуждения.

Может быть, языческие боги питаются сексуальной энергией?

Прекрасная и жестокая египетская Хатхор – богиня любви и экстатического опьянения – одновременно покровительствует смерти. У нее много лиц. Хмельной дурман превращает яростную львицу Сахме то в грациозную кошку Бастет, то в «сладостную золотую» Хатхор – воплощение женственности и изысканной эротики.

Во время праздника богини-кошки египтяне выпивали много виноградного вина и пива, а потом отправлялись в плаванье по Нилу. Мужчины и женщины садились на пышно изукрашенную барку; звенели систры – любимые музыкальные инструменты Хатхор, а почитатели богини позволяли себе непристойные высказывания и жесты в адрес всех, кого встречали на своем пути. Они глумились над жителями других городов, где причаливала барка, недвусмысленно высказывались и даже – стыдно признаться – задирали подолы и обнажали некоторые части тела…

Обычаи разных времен и народов бывают в чем-то такими схожими!

Глава 4

Астра чувствовала себя странником, бредущим, куда глаза глядят. Никогда раньше ей не хотелось покинуть свой дом, отстраниться от близких. Что-то надломилось в ее душе… или просто наступил час перемен. Еще пару дней назад она готовилась к свадьбе, строила планы, составляла список гостей. А сегодня сама мысль о женихе и предстоящем замужестве стала невыносима. Ей вдруг опостылело все вокруг!

Астра пересчитала по пальцам годы, отданные учебе, встречам с Захом, скучным и бессмысленным вечеринкам, каким-то совершенно ненужным, пустым и пошлым разговорам, посещениям модных кафе и клубов, элитных салонов и выставок, где нудные снобы состязались в высокомерии, – и ужаснулась. Она с детства мечтала заниматься интересным делом, которое бы захватило ее целиком, а вместо этого постигала актерское мастерство ради того, чтобы угодить матери и при случае блеснуть в обществе: «Я – актриса!»

Актриса, не сыгравшая ни одной роли. На самом деле она и не собиралась работать в театре или сниматься в кино. Быть знаменитой артисткой хотела в молодости ее мать – несколько раз пыталась поступить в ГИТИС, отчаялась и пошла в Плехановский. Наверное, она подсознательно стремилась увидеть в театральной карьере дочери осуществление своих амбиций. Так часто бывает.

– Папа мог бы устроить тебя в какую-нибудь престижную студию, – время от времени предлагала она Астре. – У тебя потрясающая профессия! Почему ты боишься сцены? Давай обратимся к хорошему психологу.