Иллюзии красного, стр. 106

Кухня оказалась огромной и прекрасно оборудованной, вместе с тем сохранившей приметы старины. Наряду с газовой плитой присутствовала настоящая печь, с полукруглой чугунной заслонкой, побеленная и разрисованная желтыми трилистниками.

– Это творчество моей дорогой бабушки! – с нежностью и теплотой в голосе пояснил хозяин. Видно было, что женщин своих он любит. – Она и меня научила.

– Эти акварели в комнате, они ваши?

– Немного.

– Как это понять? – удивилась Валерия.

– Эту красоту создал не я. Озеро в окружении деревьев, камыш, лес, освещенный солнцем, – бытие природы. Я только отразил то настроение, которое она в нас вызывает.

– Мне очень понравилось. А это что? – Валерия указала на огромный глиняный горшок, стоящий на столе.

– Бабуля замешивает в нем хлеб. Она убеждена, что настоящее тесто получается только в глиняной посуде.

Валерии еще никогда не было так хорошо. Она достала с полки чашки, сахар и вчерашний пирог с вишнями. Кофе получился густой, с ароматной пенкой. Ветер из сада шевелил вышитые занавески на открытом окне, в которое влетали и вылетали пчелы с громким жужжаньем.

– Хотите полить пирог медом? – предложил Никита. – Это вкусно.

Мед тоже оказался отличный, с попадающимися в нем пчелиными крылышками, пахнущий сладостью цветущего луга в жаркий день.

Время то ли остановилось, то ли летело так быстро, что они его не замечали. Остатки вчерашнего дождя исчезали в ярких солнечных лучах, поднимаясь вверх душистым травяным паром. Валерия и Никита выбрались в сад, который тихо шевелил ветками, изредка роняя в густую траву груши и яблоки. Она села на теплую широкую скамейку в тени, задумалась. Никита тоже молчал. Слышно было, как перекликаются в синей вышине ласточки.

– Как тихо, – наконец, сказала она. – Как будто сон о счастье. Знаете, что мне иногда кажется? Что я жила в богатом поместье, с каменными балконами и просторными залами, где в зеркалах отражались паркет и люстры с множеством свеч. Эта француженка Полина – гувернантка, которая написала дневник, так живо все изобразила, что я… Надо, чтобы вы тоже почитали. Тогда вам будет легче меня понять. Я как будто жила там, в той подмосковной усадьбе, любила, тосковала, неведомо, о чем, болела, а потом… умерла. Это мои серьги. Именно так я почувствовала. Вы не посчитаете меня сумасшедшей? История невероятная. Но она оказалась правдой. Склеп ведь существует. И там лежу… – она поправилась, – лежит Александра. Мне так хочется видеть ее! Наверное, есть портреты. Это было модно в те времена. Во всяком случае, ее описание, этой девушки – как будто обо мне. Если бы я стала описывать свою внешность, то…

– Наверное, она похожа на вас, – задумчиво произнес Никита. Ему нравилось смотреть на Валерию. Ее волосы блестели на солнце, на щеках играл румянец, а пушок над губами прелестно оттенял их коралловый цвет, необычный, как вся эта неожиданно появившаяся в его жизни женщина, возмутившая привычный покой, волновавшая каждым движением жаркого тела, каждым словом, полным скрытой печали.

– Вы давно знаете Вадима?

Неожиданный вопрос отвлек его от странных внутренних ощущений. Было ли это желанием? И да, и нет.

– Очень давно. С детства.

– А кто он? Чем занимается?

Валерия только сейчас осознала, что Вадим, в отличие от Никиты, не произвел на нее впечатления уравновешенного и довольного жизнью человека. Напротив, в нем чувствовался серьезный внутренний надрыв, нервность и болезненность, несмотря на хорошую маску видимого благополучия.

– Даже не знаю, – каким-то бизнесом. Раньше автомобилями, а сейчас вроде бы компьютерами. Он не любит говорить о делах. А я не люблю расспрашивать. Я его просто люблю. Безо всяких условий.

– Разве так бывает?

– Судя по всему, да.

– Вы хороший человек, Никита. Искренний. Это такая редкость!

– Не знаю. Наверное, я слишком много себе позволяю. Например, быть искренним. Или чувствовать. Это очень большая роскошь, Валерия! Многие люди накрепко закрывают для себя обе возможности. Хотя я никогда не мог взять в толк, почему. А вы?

Валерия вспомнила Евгения, его вычурные речи, в которых сквозило фальшивое восхищение. Даже не то что фальшивое, а… как бы это поточнее выразить…восхищение со смыслом, с подоплекой, – что она словно обязана так или иначе выказать свою признательность, чем-то воздать… Словно у всего, что он делал и говорил, был скрытый смысл. Все это делалось с определенной целью. Возможно, и не осознанной. Но она, эта цель, – была, и делала все ненастоящим.

– Я такая запутанная, – сказала она сама о себе. – Наверное, люди боятся.

– Чего?

– Разочарований, обмана. Или предательства. А может быть, того, что они могут потерять то, что им станет дорого. И тогда придется страдать. Лучше уж…

– Ничего не иметь! – добавил за нее Никита.

– Да. Честно говоря, я и сама так думала.

– А теперь?

Он ждал ответа. Валерия посмотрела на небо, по которому носились ласточки, и вздохнула.

– А теперь я понимаю, что это ужасный самообман. Все равно, что отказаться от собственной крови, от боли сердца, которая и есть счастье. Я даже думаю, что это и не боль вовсе… Такими мучительными наши чувства делают наши собственные страхи, ревность, зависть, несвобода… много что. Желание и страх – наши вечные антагонисты. Уступить первому? Но как преодолеть второе? Как избавиться от него?

– Наверное, это зависит от силы… Сила желания сметет все страхи. Они испарятся. И будет смешно, что нечто могло бы остановить нас…

Валерия подумала, что насколько сильно человек может желать, настолько он жив.

– Никита, – спросила она. – А наши желания сбываются?

– Всегда. Рано или поздно они сбываются.

На следующий день Валерия позвонила Владу, сообщила, что с ней произошло и где она находится. Посоветовавшись с Никитой, она пришла к выводу, что обязательно должны быть люди, которым доверяешь безоговорочно. Поэтому она назвала Владу адрес, по которому в случае нужды, ее можно будет разыскать, и сказала, что она хочет некоторое время пожить в доме Никиты. Влад подумал, что это неплохой вариант, и дал «добро».

ГЛАВА 36

Тина просматривала полученные библиотекой для читального зала журналы. Хотелось есть. Где Людмилочка? Нельзя ее посылать за едой. Наверняка стоит в кондитерской и никак не может решиться, что же купить, бисквит со сметанным кремом или миндальные пирожные. Самовар давным-давно закипел! Теперь придется его еще раз включать, а то чай не заварится.

Она сложила журналы стопкой и вздохнула. Какие сейчас красивые издания! На отличной бумаге… Обложка верхнего журнала привлекла ее внимание. Фотография или репродукция? Внизу мелкими буквами надпись – «Натюрморт с зеркалом». Как необычно!

Огромные красно-желтые яблоки и крупный синий, почти черный, виноград на красной скатерти, среди тяжелых складок. Очень красиво. А это что? Роза! Пышная бело-розовая роза на толстой ножке, с двумя большими бутонами. На столе, среди фруктов и складок скатерти – зеркало в черной рамочке. Стекло зеркала, как жидкий кисель, вытекает из рамы… А в самом зеркале, которого, в сущности, нет – отражается лицо женщины…

Тина задумалась. Она отложила журнал. Увиденное ей не понравилось – какая-то недобрая, зловещая эстетика. Лицо женщины в зеркале показалось знакомым. Что за чепуха? Она снова вернулась к натюрморту, он притягивал своей мрачностью, скрытым за внешней красивостью страхом. Женщина в зеркале словно цыганка – черные волосы, прямой нос, огромные глаза прикрыты тенью ресниц. Уголки губ недовольно опущены.

– О чем мечтаем?

Людмилочка сверкала желтыми глазами, вытаскивая из сумки пирожные: миндальные и медовые.

– Долго думала?

– О чем? Да что с тобой? Ты что, не выспалась сегодня? Самовар вскипел? Пойду, сполосну чашки.

– Два раза.

– Что два раза? – Людмилочка остановилась, подозрительно посмотрела на Тину.