Черная роза, стр. 45

Никита стряхнул снег с валенок и толкнул ногой дверь. Большая охапка дров едва помещалась у него в руках, на непокрытой голове таяли снежинки. Пока он ходил в сарай, кофе вскипел, наполнив густым запахом кухню. На сковороде дожаривались отбивные. Он аккуратно перевернул их на другую сторону и отправился в гостиную.

Камин разгорелся. В его багровых отблесках еще бледнее казались ранние зимние сумерки за окнами. Валерия еще спала, и он старался ступать еле слышно, чтобы не разбудить ее. Здоровье жены все сильнее беспокоило его: всю сегодняшнюю ночь она прокашляла, и вчерашнюю тоже. Ни травы, ни мед, ни горячее вино не помогали. Засыпая коротким поверхностным сном, Валерия просыпалась от мучивших ее кошмаров.

– Что это такое, Никита? – спрашивала она со слезами в голосе. – Почему мне так плохо? Давай уедем куда-нибудь, на море… Я хочу смотреть, как солнце садится за желтые дюны и слушать, как шуршит горячий песок.

– Сейчас январь, Валерия, – мягко уговаривал ее Никита. – Крымские зимы сухие, но не такие теплые, как ты себе представляешь!

– Ах, мне все равно! Пусть будет прохладно, – зато под окнами будет шуметь прибой, днем и ночью… Как мне надоели снег и холод! Этот пронизывающий ветер, который завывает по-волчьи, этот засыпанный снегом сад, двор, белые крыши! Я ненавижу белый цвет!

Она плакала, а Никита гладил ее по голове, как маленькую девочку, пока она не отбрасывала в раздражении его руку.

– Прекрати относиться ко мне снисходительно, как к глупому и капризному ребенку! Тебя же бесит моя тоска, мои жалобы?! Так выскажи свое недовольство! Что ты прикидываешься святым мучеником, который вынужден безропотно сносить отвратительные сцены?! Будь же искренним, в конце концов!

После таких вспышек ярости и горя, у Валерии начинался приступ кашля, который ничем нельзя было успокоить. Никита не обижался на ее несправедливые обвинения, он понимал, отчего это происходит и ждал, когда придет время перемен. Он любил эту женщину со всеми проявлениями ее сложной и горячей натуры, пылкими страстями, которые сменяли периоды невыносимой скуки, болезнями, бессонницей, – со всем ее странным и неспокойным внутренним миром, похожим на течение бурной реки. Кто-то послабее мог бы захлебнуться и утонуть, но только не Никита. Он любил все захватывающее, грозное и прекрасное, как горный поток, срывающийся с отвесных скал, грохочущий и сверкающий в солнечных лучах. Стихия, непредсказуемая и завораживающая, как дымящаяся бездна, – а не тихая заводь, – была песней его сердца. Он ничего не боялся, кроме неподвижности и бездействия.

Вспышки Валерии огорчали его лишь постольку, поскольку они мучили ее саму, провоцируя этот ужасный кашель, от которого она таяла на глазах. Может быть, она права? И им действительно лучше сменить обстановку?

Никита задумался и чуть не сжег мясо. Оно покрылось ровной румяной корочкой, – лишние пара минут на огне могли все испортить. Зазвонил телефон.

– Черт! Разбудит Валерию! – Никита поспешно взял трубку. – Она заснула только под утро… Алло?

Сбивчивый рассказ Лиды был плохо слышен. Она звонила с сельской почты: связь работала из рук вон плохо, и половину сказанного не удалось разобрать. Однако, услышанного Никите было достаточно, чтобы понять, – время пришло! То, чего он ждал так долго, – начинается! Медлить больше нет смысла, иначе события запросто могут выйти из-под контроля. А вот этого как раз и нельзя допустить. Ни в коем случае!

– Никита?

Валерия, бледная, в теплом свитере и лосинах медленно спускалась вниз по лестнице. Ее пышные черные волосы были собраны сзади в небрежный пучок, но это ничуть не портило ее редкостную, восточную красоту.

– Прости, я тебя разбудил.

Она недовольно скривилась. Его терпимость и доброта к ней казались Валерии неискренними. Она ненавидела притворство, и видеть в этом состоянии Никиту было для нее мучительно.

– Мясом пахнет! – сказала она, стараясь отвлечься от неприятных мыслей. – Будем завтракать?

– Садись! – обрадовался он, подвигая кресло к накрытому столу. – Выпьем красного вина?

Круглый стол, накрытый толстой старинной скатертью стоял у самого камина, чтобы Валерия не мерзла. Никита принес горячие отбивные, соленые помидоры и бутылку вина.

– Кто звонил? – спросила Валерия, пробуя вино. – Вкусно! Это крымское?

Никита кивнул. Он обдумывал, как лучше объяснить Валерии, что им немедленно нужно ехать в Харьков, а оттуда в лесной дом, к бабе Наде и девочкам. Кажется, это то самое место…

– О чем ты мечтаешь? – перебила она его мысли.

– Извини, я…

– Что ты все время извиняешься? – в ее голосе зазвучали истерические нотки. – Я не настолько больна, чтобы со мной так сюсюкаться. Я не ребенок! – Она отложила вилку и уставилась на мужа своими темными глазами. В блестящих зрачках отражались языки пламени. – Кто тебе звонил? Ты скажешь, или мне нельзя это знать?

Ее губы задрожали, а глаза наполнились слезами.

– Звонила Лида, – Никита решил, что лучше не спорить. – У них там происходит кое-что интересное. Ты хотела сменить обстановку… Может, съездим на пару недель?

Валерия пожала плечами. Харьков не Крым, моря и песка там нет, а есть все те же холодные ветры, мокрый снег с дождем и угрюмый шум елей по ночам. Но все-таки это перемена! Баба Надя чудесно готовит вареники и галушки, а с Лидой и Элиной есть о чем поговорить.

– Почему бы и нет?

Никита скрыл вздох облегчения: он боялся, что Валерию придется долго уговаривать. Она замечательная женщина, – в серьезный момент никогда не подведет!

Лида с Элиной брели по лесной тропинке. Снег здесь, в плотной тени елей, не растаял, а только обледенел сверху, и идти было скользко.

– Ты все рассказала Никите? – спросила Элина.

Они возвращались из села, с почты, откуда пытались дозвониться Сиуру. Его не оказалось на месте, Влада тоже. Зато Никиту им удалось застать дома.

– Разве по телефону это возможно? – улыбнулась Лида. Она была довольна, что поход в село состоялся не напрасно.

Элина согласилась. Она сначала хотела войти в кабину вместе с Лидой, чтобы слышать разговор, но передумала. Тесное пространство нагоняло на нее тоску.