Черная роза, стр. 112

Мари вышла на свежий воздух. Белые зубцы гор торжественно блистали в лунном свете. Снегопад, наконец, прекратился, и завтра они смогут продолжить путешествие.

Ее захватила величественная картина ночных Альп, – необъятный простор, где только ветры, снега и звезды, застывшие над горными вершинами. Ничего, кроме черного неба, ветра и звезд!

– Ты скучаешь?

Шарль подошел неслышно, как только он один умел это делать. Он оказался хорошим проводником и отличным спортсменом. Ей нравилось, что он немного влюбился. Что, кажется, не удивительно: в группе она была единственной женщиной.

Мари улыбнулась.

– Разбуди меня завтра пораньше!

– Хорошо.

Шарль был счастлив, что может стоять с ней рядом, как бы случайно прикасаясь локтем к ее плечу. Он был высок и строен, с развитыми мышцами и длинными, сильными ногами. Его добродушное, немного мальчишеское лицо имело приятное выражение удовольствия от жизни, удивления ее красотами и другими чудесными дарами, которые она преподносила ему, обычному пареньку из парижского предместья. Шарль уже несколько лет занимался альпинизмом, и почти все время проводил в горах. Он обожал безмолвие и строгую красоту Альп, смутно видневшиеся громады туч, задержанных утесами, узкие каменистые дороги, крутые склоны которых сплошь бывали покрыты душистыми коврами цветов, многочисленные водопады и снежные поля, сверкающие ледники, тесные долины и дымящиеся пропасти.

– Я бы не смог жить без гор! – сказал он Мари. – Я думал, что это моя единственная любовь… пока не встретил тебя.

Мари познакомилась с Шарлем на занятиях по йоге, куда они с Лили ходили «разгонять тоску». Лили тогда бросил ее жених, журналист и торговец антиквариатом, а от Мари ушел Ален. Шарль сразу пригласил ее в зимние Альпы, и она решила уехать, исчезнуть для всех, и в первую очередь для Алена, если он вздумает вернуться.

Шарль – славный парень, веселый и добрый, но… Что ему сказать? Она промолчала, не отводя взгляда от темного, лежащего прямо на горных хребтах, неба.

– У нас появился новый турист, – добавил проводник, чтобы сгладить возникшую неловкость.

– Да? Кто?

– Не знаю… Сегодня под вечер он явился в гостиницу, рассказал, что отбился от своих из-за снегопада. Теперь пойдет с нами.

– Ты согласился взять его?

– Почему нет? Ты против? – Он удивленно посмотрел в ее взволнованное лицо. – Я пытался связаться по рации с его группой, но так и не смог. Не сидеть же парню в гостинице до нашего возвращения?!

– А почему я его не видела?

– Он сразу лег спать. Очень устал, замерз…

Мари поймала себя на том, что боится. Но кого? Чего? Нехорошее предчувствие сжало ей сердце. Впрочем, жизнь с Аленом настолько расшатала ее нервы, что это было неудивительно. Горы благотворно влияли на ее раненую душу, и она почти успокоилась. Как оказалось, ненадолго.

– Ладно, пойдем и мы спать, – сказала она.

Хозяин гостиницы сидел в холле, когда они вошли, читал газету. Камин еще потрескивал, догорая. Единственная настольная лампа разливала в углу тусклый желтый свет.

– Принесите нам немного коньяка, – попросил его Шарль.

Он видел, что Мари чем-то обеспокоена и решил, что это его неуместные признания в любви так расстроили ее.

Хозяин принес коньяк, холодное мясо и омаров.

– Это все, что осталось от ужина! Если хотите, месье Шарль, я сварю кофе.

Шарль вопросительно посмотрел на Мари, она покачала головой.

– Нет, спасибо, я и так плохо сплю…

Она действительно потеряла сон после своего замужества. Ален Шаррон оказался настоящим чудовищем, прекрасным и обворожительным, как ангел! При знакомстве он представился приближенным к серьезному кинематографу человеком, фотографом, художником. У него водились деньги, и он располагал свободным временем. А главное, – Мари было интересно с ним. Ален часами мог рассказывать пикантные истории из жизни французских королей, рыцарей и придворных дам, кардиналов и пап, тамплиеров и турецких султанов, с их гаремами, полными красавиц, с их свирепыми янычарами [51] и мудрыми визирями [52] … Чего только не знал этот бледный, с лицом потомственного аристократа и пронзительным взглядом черных глаз, молодой мужчина, в которого она влюбилась без оглядки. После смерти отца Мари осталась совсем одна, и Ален подставил свое плечо, предложил деньги, дом и свои любовь и заботу.

Они встретились на выставке старинных вещиц и не смогли расстаться друг с другом. Бродили по осеннему Парижу, полному лимонной листвы и кожуры от каштанов, сидели в маленьких кафе, слушая песни шансонье, любовались медленным, плавным течением Сены между каменных берегов. Какое волшебное это было время! Мари, словно пьяная, не видела ничего вокруг, кроме своего кумира, – Алена Шаррона, – великолепного, остроумного, оригинального, экстравагантного, безумно влюбленного. Боже, как она была слепа и глуха! Как беззаботна! Как счастлива! Но час расплаты оказался ближе, чем можно было бы предполагать.

Жуткий дом, в который он привез ее после свадьбы, словно темная и мрачная могила закрыл от Мари яркий и чудесный мир. Разговоры о любви сменились разговорами о загробной жизни, мертвецах, утопленниках и повешенных.

– Эстетика смерти возвышенна и поэтична! – с пафосом восклицал молодой супруг. – Она сродни белой лилии на черной глади мертвого озера! Разве ты не чувствуешь, как лик смерти преображает все вокруг, как разливается музыка небесных сфер в преддверии Вечного Покоя?

Мари замирала от ужаса, глядя в его черные, горящие исступлением глаза. А иногда, все реже, он превращался в того, прежнего Алена, который покупал ей жареные каштаны и угощал белым вином и креветками в бистро. Она запуталась. Кто он, Ален Шаррон? Гениальный сумасшедший? Или, все-таки, редкий оригинал с извращенным вкусом? Хуже всего была неодолимая любовная тяга, которую она испытывала к своему мужу, несмотря ни на что!

Где Ален работал, и работал ли вообще? Этого Мари не могла понять, а спросить боялась. В свой кабинет он ее не пускал. Однажды, ночью, она взяла из ящика стола ключи и тайком пробралась туда. Ничего особенного в кабинете супруга не оказалось, – кроме огромных цветных гравюр в духе Босха [53] : откровенные сексуальные сцены в окружении диких зверей, среди фантастических монстров и с самими этими монстрами, другими странными существами и огнедышащими зверями. На стеллажах стояли старинные сосуды непонятного назначения, статуэтки и фигурки, кованые ларчики, веера из перьев, серебряная посуда. Особенно много было предметов церковного культа – одеяния священников, католические головные уборы, кресты, кадила, свечи и прочее, названия чему Мари не знала. Противоположная от окна стена была сплошь увешана эротическими календарями. Столь странное, причудливое и несовместимое смешение стилей и тематики производило отталкивающе-завораживающее впечатление. Мари, в смятении, не могла отвести глаз от этого пышного и непристойного великолепия.