Вуду. Тьма за зеркалом, стр. 22
41
– Итак, джентльмены! – торжественно проговорил Джамбоне, – обратите внимание на то, что вот здесь и здесь… – он показал на грудь мертвого тела, – у нашего гостя имеются разрезы.
– Что? Разрезы?.. – Вильямс наклонился над трупом.
Харди, не приближаясь, во все глаза следил за скальпелем, который Джамбоне держал в своей крепкой руке.
– Да, я могу открыть их, потому что они очень глубокие. Наш приятель был выпотрошен сколь глубоко, столь же и аккуратно…
– Может быть, не стоит?.. Что вы хотите нам показать?.. – морщась, проговорил Харди.
Харди вперился в Вильямса…
– Да, Марко, если можно обойтись без выворачивания кишок этого несчастного… – ответил тот на его немую мольбу.
– Да, в принципе я могу вас избавить от этого! – без всякого огорчения произнес Джамбоне.
Он убрал скальпель, хищно занесенный было над грудью черно-белого человека.
– С самого начала, джентльмены, вы не обратили внимания на то, на что обратил внимание я. Из нашего подопечного торчал маленький проводок.
– Проводок?.. – Томас выдавил из себя жалкое подобие улыбки.
– Да. Такая маленькая петелька. Видимо, кому-то, кто создал этого голема, просто было в тот момент недосуг прятать ее поглубже. Привлеченный проводком, я раскрыл эту своеобразную дверку, которая была замаскирована на груди черно-белого человека и обнаружил звуковоспроизводящее устройство, управляемое по радио и трубку, что вела от груди в сторону, где у человека расположены голосовые связки. Все эти нехитрые по нашим временам приспособления лежат вон там, в комнатке, у меня в шкафу. Не волнуйтесь, все извлечено со всей возможной аккуратностью. Так что если другие эксперты захотят их исследовать, я не испортил никаких следов…
– Конечно! Конечно, их надо исследовать! – проговорил Харди.
– Мое мнение… Хотя это, конечно, выходит за рамки моего исследования. Черно-белый человек – не более чем кукла, жуткий муляж. Злоумышленник выдавал его за живого.
– Звуковоспроизводящее устройство в нужный момент издавало звуки, которые доносились как бы изо рта черно-белого человека. Но он должен был шевелить губами!.. – произнес Вильямс.
– Я обнаружил следы от проколов. Они очень тонкие, но в них можно вдеть прочную хирургическую нить или тонкую леску. Если кто-то дергал за нее, то ощущение, что черно-белый человек шевелит губами должно было создаваться полное. К тому же, если все это происходило в полутьме…
– Не проще ли было создать какую-нибудь пластиковую куклу?.. – запальчиво спросил Харди.
В этот момент странное подозрение, в которое он отказывался поверить, шевельнулось в голове Вильяма Вильямса.
– Видите ли… – проговорил задумчиво Джамбоне, – я думаю, вы вряд ли на ощупь спутаете куклу с человеком. А наш подопечный, судя по всему, занимался сексом…
42
– Оказавшись в Джексоне, – продолжал рассказывать Ивану Лувертюру Джон, – я решил не откладывая двинуться на Брод Роад. После слов радиоинженера о том, что в свое время в одном из журналов было упомянуто: «Ди Джовине приобрела себе уютный домик на Брод Роад», у меня сложился образ некого респектабельного квартала. Пристройка, которая была изображена на полученной от Джона фотографии, имела странно модернистский вид, по ней судить о достатке владелицы было нельзя, да и фотограф не захватил объективом окружающих подробностей.
– Квартал оказался бедным? – проговорил Лувертюр, припоминая свой недавний поход в гости.
– Он оказался негритянским!.. – воскликнул Джон. – Трущобой его не назовешь… У афроамериканцев, которые живут в домах на Брод Роад, денежки водятся. Тем не менее… Что-то изменилось на Брод Роад с поры, когда миссис или еще мисс Ди Джовине приобрела здесь свое уютное гнездышко. Предположить, что она решила поселиться в центре негритянского квартала, невозможно. Учитывая предрассудки, которых в обществе полно, еще более странно: как она до сих пор отсюда не съехала?!
Иван Лувертюр покачал головой. Что такое предрассудки, он теперь знал отлично.
– В глазах таксиста, которому я назвал адрес, промелькнуло некоторое недоумение. «Зачем, черт побери, тебе понадобился негритянский квартал?!» вероятно, подумал он. Когда мы подъехали к дому, я увидел стоявшие у ограды полицейские машины и множество толпившихся вокруг чернокожих. Я расплатился и вышел из машины. Калитка была отворена настежь. Когда я вошел в нее, меня никто не остановил, никто не задал вопроса. Меня все принимали за представителя полиции, моя белая кожа служила здесь пропуском. Оказавшись в доме, я прошел через прихожую и обратился к первому попавшемуся мне на дороге негру. Я проговорил что-то достаточно туманное о том, что веду собственное расследование – интересуюсь деятельностью Ди Джовине. Я полагал, он подведет меня к полисмену, однако он не сделал этого…
43
Гилберт Стеффенс сидел в кафе. Столик его располагался не у окна, а как бы на второй линии. Тем не менее отсюда, из глубины зала, он видел Аделу, сидевшую в другом кафе на противоположной стороне улицы. Они с подругой заняли столик у большой витрины, в которой были разложены старинные предметы обихода: кофейники, мельницы, какие-то чашки. Отсюда Стеффенс не мог различить всех этих подробностей, но он не раз бывал в том кафе с Аделой и хорошо знал тамошнюю обстановку.
В кафе, где он сидел сейчас, Гилберт прежде ни разу не был. Ему не нравилась атмосфера – дешевые цены привлекали развязную, разношерстную публику. Но ведь прежде он никогда не доходил до того, чтобы следить за Аделой.
В этом бедламе она вряд ли могла различить его даже случайно. Адела, разумеется, не догадывалась, что он следит за ней. После очередной, последней по времени ссоры, мучимый ревностью, он, неожиданно для самого себя, сорвался с места и поспешил за ней следом, держась на расстоянии и отчаянно стараясь остаться незамеченным. «Пора кончать с этим!» – все время повторял он себе в ярости. Не с отношениями, нет… С такими отношениями!.. Адела была слишком горда и независима. Невозможно было с этим смириться. И вот, поспешая за ней в густой уличной толпе, страдая от собственного унизительного положения, наконец-то решился: победит Аделу, сделает ее окончательно своей!
В последнее время он ее дико ревновал, и это только сильнее подталкивало Гилберта к тому, чтобы решиться на задуманное. Собственно, и следить-то за ней начал лишь по одной причине: хотелось растравить боль до крайней степени – застать ее с другим, воочию убедиться… Он бы не стал устраивать сцен, он бы просто несколько минут издалека понаблюдал за этой парочкой и потом, незамеченный ими, удалился. Через какое-то короткое время, Гилберт был уверен, она бы опять вернулась к нему – такой уж у нее был характер…
Но Адела оказалась лучше, чем он полагал: по мобильному телефону она вызванивала не любовника, а подругу. «Ну и что с того? – старался убедить себя Гилберт. – Быть может, мне просто не повезло и я не застал ее с тем, другим…»
Ее заносчивость была для него опасна… В одном из фильмов, который хранился в его электронном собрании, содержалась мощная идея. Картина была снята в начале тридцатых годов в Голливуде и была из первых, посвященных теме… «Постой, постой!» – вдруг вслух пробормотал он.
Сидевшая за соседним столиком девица с бледной лошадиной физиономией и афрокосичками на голове покосилась на него: странный тип! Разговаривает сам с собой!.. Впрочем, один ли он был здесь странным…
– Голливуд… Вуд… Вуду… Голливуд… Вуду… – исступленно бормотал Гилберт, впервые обратив внимание на странное созвучие.