Заговор посвященных, стр. 37

– Понимаешь, Давид, – продолжал Попов. – Девушки на тебя жалуются. Приходят ко мне плакаться в жилетку. Нельзя же так, в самом деле.

Давид представил себе крупную, фигуристую, всегда жизнерадостную Олесю и как она размазывает по пухлым розовым щекам тушь, а потом утыкается шмыгающим носом в жилетку Яна Попова, на полголовы ниже ее ростом. Он чуть не рассмеялся и решил продолжить ряд своих фантазий, но Ян опередил его:

– Надеюсь, ты понимаешь, Дейв, что Климова уволилась из-за тебя?

– Это что, Геля вам сказал? – не удержался Давид.

– Да при чем здесь Геля! Оставь Гелю в покое, – рассердился Ян и чуть не добавил в духе официальной версии для прессы и народа: «Геля серьезно болен». – Вот, смотри. Мы обязаны что-то делать с этим. Как-то реагировать должны.

И Попов протянул ему лист бумаги, щедро исписанный знакомым мелким почерком.

Мерзкая эта бумажка называлась так: «Приложение к заявлению об уходе». И представляла собой длинный, обстоятельный рассказ о том, какой нехороший человек Давид Маревич. Помимо чисто эмоциональных оценок, там содержались факты, как-то: товарищ Маревич, оказывается, занимался сексом в извращенных формах с сотрудницами фирмы прямо в своем кабинете и в рабочее время; товарищ Маревич также собирал с сотрудников деньги на обеды и часть из них тратил в личных целях, например, на коньяк, который выпивал регулярно; а еще товарищ Маревич при девушках говорил грубые слова, курил в неразрешенных местах и позволял себе высказывать в адрес начальства, в частности товарища Девэра, замечания оскорбительного характера.

В общем, все остальное – это были уже семечки, а с Девэром Аллочка вообще промахнулась – не реагирует он на такие «сигналы», Давид точно знал. В сущности, самым неприятным оказалось это чертово обвинение в воровстве. А всего хуже – он сразу-то и не заметил! – всего хуже было, что под «приложением к заявлению» стояла не одна, а две фамилии. Рукою Илоны сделана была маленькая приписка: «Ознакомившись с заявлением т.Климовой, не могу не поддержать ее, так как многие из описываемых фактов готова подтвердить как свидетель, а об остальных смею догадываться».

Матерь Божья! Эту-то корову когда надо было трахать? Она вроде и не просила.

Молодая, лет двадцати пяти, но толстая и обрюзгшая какая-то, при этом мнящая о себе, кокетливая и патологически обидчивая Илона Ручинская с самого начала была не слишком симпатична Давиду. Очевидно, женщины тоньше мужчин чувствуют это, антипатия быстро стала взаимной и постепенно усиливалась. По фирме ходили неизвестно кем распускаемые слухи, будто Илона выдающаяся минетчица. Поэтому Давид иногда приглядывался повнимательнее к ее пухлым губкам и мысленно задавал себе вопрос. Удивительно! Казалось бы, какая разница, с кем предаваться такому милому занятию – это ж вам все-таки не в объятия падать, – и тем не менее, с ней, с Илоной, не хотелось. Вот, выясняется, почему: предвидел незаслуженный гнусный выпад. Или наоборот: если девушка способна читать мысли, ну хотя бы ощущения, ей было с чего озвереть. Вообще во всей полноте сексуальная жизнь Илоны считалась загадкой, но одна ее часть была у всех на виду: юную минетчицу нашел для себя ветеран-правозащитник Лазарь Ефимович, старше ее едва ли не втрое. За него, конечно, все радовались: во, мол, старик, дает, ни тюрьмы, ни лагеря не сломили, да, были люди в наше время, и даже мягко подшучивали, дескать, юная добрая самаритянка занимается регулярно «воскрешением Лазаря». Но вот зачем самой Илоне нужно было такое «воскрешение», оставалось не понятно. Ведь не за деньги же, в самом деле, она работала.

И вот теперь эта самая сотрудница Маревича госпожа Ручинская решила выступить в роли блюстительницы нравов. В пору было захохотать, но на это у Давида пороху не хватило. А жаль. Каб не Геля со своими запоями, каб не Посвященные эти, каб не страх перед КГБ…

– Вы ознакомились, Давид?

Он кивнул. И председательствующий Гастон продолжил:

– Мы же все интеллигентные люди. (Вспомнил! Слава Богу.) Мы не станем разбирать по пунктам всю эту гадость. (А здря, батенька, здря! Там архиинтересные пунктики попадаются!) Давайте просто сделаем какой-то вывод. (Ты смотри, зараза, даже не дает последнего слова подсудимому. Что ж, я его сам возьму.) Есть предложения?

– Гастон, вы с ума сошли! Это же все вранье, ребята! Вы что?!

– Без эмоций, Давид, без эмоций. Конечно, вранье, – легко согласился Гастон, – но ведь нет дыма без огня. Ян правильно сказал об общей нездоровой обстановке.

– Ну, так я и предложение выдвину, – поднялся зачем-то Ян. – Думаю, надо подыскивать новую кандидатуру на директорский пост. Это, братцы мои, объективная реальность. Не обижайся, Дейв, ты хороший парень, будешь с нами работать, просто эта должность не для тебя.

– По-моему, ты торопишься, Ян. Давайте будем считать, что достаточно этого разговора, а дальше, как говорится, поживем – увидим.

– Э, да я действительно тороплюсь, – скаламбурил Ян, уходя от дальнейшего обсуждения и, глянув на часы, вылетел из кабинета.

– Не берите в голову, Давид. Ян сегодня не в духе. Но работа с людьми – это действительно самая сложная работа. Так что вы просто подумайте сами, хотите ли вы ее продолжать. Если нет, мы найдем вам другую должность без понижения оклада. Обещаю. И, кстати, Юра, – он обратился к Шварцману, – расскажи нашему юному другу о последнем коммерческом успехе фирмы.

А последний коммерческий успех оказался действительно немалый. Торговец от Бога, Шварцман сумел поменять два тиража популярных американских детективов на партию новых «Москвичей»-2141 по свободно-рыночным, разумеется, ценам, с поправкой на различную степень дефицита того и другого товара, а великий Гроссберг при участии талантливой Олеси изящно оформил эту сделку юридически, так что родному государству почти ничего не досталось в виде налогов. Давид уже слышал что-то об этой давно замышлявшейся операции века, но теперь Гастон объявил, что и фамилия «Маревич» включена в список будущих автовладельцев.

Это называется «ложка меда в бочку дегтя». И на том спасибо, друзья. Спасибо, спасатели мира!

– Вот уж действительно пожар на складе ГСМ, – пробормотал Давид.

– Что вы говорите? – не расслышал Гастон.

– Да это я о своем, о девичьем.

Глава пятая

ОДИН НА ОДИН С КГБ

Последний муж Маринки был сценарист с телевидения, и напрочь она разругалась с ним, а не с режиссером, поэтому, когда начались съемки нового фильма по чьему-то совершенно другому сценарию, режиссер начал ей названивать и просить о помощи. Маринка ломалась, канючила какое-то время, мол, я теперь в солидной фирме работаю, однако ее болезненная любовь к кинематографу победила, и тем паче, что съемки шли по ночам, бессменный в течение многих лет ассистент Марина Ройфман снова включилась в творческий процесс без отрыва от «основной работы». Столь бешеный ритм заставил ее резко сократить количество поглощаемых спиртных напитков, что радовало Давида, однако и на секс сил теперь оставалось не много, что его огорчало. Поэтому в итоге Маревич сумел, согласовав вопрос с Юрой Шварцманом, вывести Марину из-под смертельного удара Гастона и договориться о работе на полставки.

Но в том январе съемки были как-то особенно интенсивны, Давид перестал видеть свою гражданскую жену по ночам и начал подозревать ее любимого режиссера в коварных планах сделаться четвертым мужем. Самому Давиду такое ни в коем случае не грозило, и он пытался относиться к этому псевдоадюльтеру философски. Но все равно было грустно: вроде и не один, а вот поди ж ты, опять одинок.

В дверь позвонили. Десять вечера. Поздновато уже для незваных гостей.

– Кто там?

– Откройте, я из милиции.

В начале девяносто первого в ответ на такие просьбы иногда еще открывали запросто. Но Давид на всякий случай глянул в глазок, благо есть. Человек не прятался. Пришел без формы, но в глазок совал какое-то удостоверение. Фиг прочтешь таким образом.