Вторая попытка, стр. 29

11

Фары встречной машины были расставлены слишком широко – грейдер не грейдер, но уж какой-то грузовик – это точно, в крайнем случае «хаммер». В последнее время в городе появилось несколько этих супервездеходов, причем с частными номерами, – супервездеходов, продаваемых в Америке (где их и делают) только с разрешения Конгресса.

Виктор притормозил и опасливо вертанул руль вправо, одновременно нащупывая в кармане пистолет. Что здесь может быть нужно за несколько минут до комендантского часа какому-то грузовику или пижонскому «хаммеру»? Ох, не к добру это!

Но машина оказалась не «хаммером» и даже не бэтээром. Это был огромный автобус «мерседес», и единственная фара Викторова «форда» высветила яркую надпись по борту: "РЕЧНЫЕ ВОЛКИ", а еще – одинаковые лица у окон, дружно повернувшиеся в его сторону.

"Господи, куда же они едут, несчастные?" – подумал Виктор, но уже через несколько секунд напрочь забыл о спортсменах: в конусе света возник полосатый шлагбаум, будка, полицейский. Сцепление, тормоз, ручку в нейтраль.

Подъехавший с той стороны «кадиллак» был покруче давешнего «ситроена». Виктор вышел из машины, Селена тоже.

– Бросай свою колымагу здесь и садись ко мне, – сказала она.

Они не отъехали еще и ста метров от КПП, когда Селена бросила руль и накинулась на Виктора, как дикая кошка. Оба передних сиденья, повинуясь какой-то кнопке, стали медленно раскладываться, превращаясь в настоящую двуспальную кровать.

– Я люблю тебя, Вик, – шептала Селена.

– Погоди, – смеялся он, – я же больше всего на свете хотел искупаться. Я хотел искупаться до .

– Это чудесно, – шептала Селена. – Все будет как ты хотел. Но я дополняю от себя: сделаю так, что ты искупаешься и до, и после. Ладно?

Она не стала одеваться, садясь обратно за руль, только теннисные туфли натянула вместе с гетрами – все-таки босиком неприятно давить на педали. «Кадиллак» рванул с места, как дикий мустанг, все пять поворотов до дачи они прошли на скорости не меньше пятидесяти миль в час, с визгом тормозов и пулеметной дробью гальки по чужим заборам, ветер свистел в открытых со всех сторон окошках и верхнем люке, мотор ревел как раненый зверь, и обнаженная Селена была похожа на амазонку, объезжающую непокорного жеребца. Отправляясь встречать гостя, она оставила открытым въезд на участок, а теперь вышла закрыть, и Виктор любовался ее изящной фарфоровой фигуркой в свете луны на фоне тяжелых мрачных ворот, проскрипевших в ночи тревожно и тоскливо.

Прочь тревогу, прочь тоску!

Они нырнули в бассейн, взметая веером сверкающие серебряные брызги. Они резвились в воде, как два молодых дельфина, и вода вскипала, и шальной прибой лупил в искусственные кафельные стены, а большая луна на черно-бордовом небосводе сделалась совсем красной то ли от чудовищной жары, то ли просто от стыда за то, что ей приходилось видеть…

– Селена, – сказал Виктор, все еще тяжело дыша, когда они поднялись в верхнюю комнату и окунулись в ее нежную прохладу и белизну. – Скажи, Селена, что будет завтра?

– Завтра? Может быть, ничего не будет. А может быть, будет бой.

– С бедуинами?

– Ага, с ними.

– А они воевать-то умеют? – серьезно спросил Виктор.

– Они все умеют. К сожалению, – проговорила Селена, глядя куда-то в сторону.

– Ну а убить-то их можно? – спросил Виктор еще серьезнее.

Селена повернулась и долго смотрела на Виктора молча.

– А ты много знаешь, – произнесла она наконец.

– Не очень. Просто я наблюдательный человек. Нам, писателям, инженерам человеческих душ, это совершенно необходимо.

– А-а-а, – протянула Селена, – наблюдательный. – И добавила после паузы: – Можно их убить, можно. Не совсем так, как обычных людей, но можно. Их уже убивали.

– Кто же это? – поинтересовался Виктор.

– Не мы, – коротко ответила Селена.

Они помолчали. Потом девушка поднялась и достала из бара бутылку коньяка и два классических фужера «тюльпан», а из холодильника – бутылку шампанского.

– Шампанского я не пью, – сказал Виктор. – Практически никогда. Или это по поводу Нового года?

Селена вздрогнула:

– Почему ты говоришь о Новом годе?

– Потому что господин Хафиис велел мне подготовить новогоднее приветствие нашему Народу.

– Велел? – переспросила Селена.

– Шучу. Ничего он мне не велел. Просто объяснил свою точку зрения. И я вроде все понял. Давай выпьем по такому поводу. Со мной это редко бывает, чтобы я все понимал.

Селена выпила шампанского, а Виктор все-таки коньяку.

– Слушай, – сказал он через полминуты, неторопливо прочувствовав тонкий букет коллекционного "Наполеона", – давненько я не пробовал такого божественного напитка! – И тут же без перехода: – Ну неужели вы не можете с ними договориться?! Неужели опять надо заливать кровью полгорода? Или полстраны? А может быть, полмира?

– Может быть, – сказала Селена тихо. – Мы пытались и пытаемся договориться. Среди нас нет сумасшедших, и мы не хотим убивать ради убийства и умирать ради смерти. Но с бедуинами невозможно договориться. Мы просто не можем найти конструктивной базы для переговоров. У нас к ним очень много требований. У них к нам – никаких. Им от нас ничего, ну абсолютно ничего не нужно. У них уже все есть. Они всего достигли. Они, по их собственному мнению, уже победили. Они живут своей, ни от кого не зависящей жизнью и не хотят подчиняться нашим законам.

– Да и Бог с ними. Пусть живут как хотят.

– Только не на нашей территории, – процедила Селена сквозь зубы.

Она даже побледнела от ярости и была как-то по-новому, необычно хороша.

– Тоже мне территория! – не унимался Виктор.

Было так интересно злить эту девчонку! В конце концов, он просто не видел другого способа вытянуть из нее хоть что-нибудь, молчит ведь обычно как партизан, как доктор Голем молчит, и только улыбается хитро, а тут вдруг такие откровения пошли!

– Какая это наша территория? – рассуждал Виктор. – Их же за колючей проволокой держат. А теперь еще эти танки…

– Вот именно, что теперь, – откликнулась Селена. – И может быть, уже поздно. А колючая проволока… Они за нее сами спрятались. Они же по городу ходят как по своим баракам, они уже по всему миру ездят, это же не единственный такой Лагерь, и бедуинов с каждым днем становится все больше и больше! Это же тихая агрессия, это страшная тихая экспансия!..