Точка сингулярности, стр. 1

Точка сингулярности

Ант Скаландис

ПРОЛОГ

(Из романа Михаила Разгонова «Точка сингулярности»)

Когда раздались первые выстрелы, мы сидели на пепельно-сером песке океанской отмели, хрумкали чипсы и запивали их хорошо охлажденным пивом «Миллуоки Олд» из принесенной полчаса назад упаковки. Ничто вокруг не предвещало беды. Огромное солнце садилось прямо в воду, заливая расплавленным золотом маленький коралловый остров в километре от берега, и угрюмые темные скалы будто растворялись в пылающей водной ряби. Тот, кто хотя бы однажды видел океанский прибой – широкий и могучий даже в самую тихую безветренную погоду, – тот никогда не перепутает его с обычными волнами, накатывающими на берег любого из внутренних морей, как нельзя перепутать тяжелые вздохи тигра в темноте джунглей с уютным посапыванием домашнего кота. Однако и дыхание океана в тот вечер было ровным, спокойным, умиротворяющим.

Татьяна вздрогнула, конечно, от первого резкого звука, но даже она не обернулась, только руки ее и спина напряглись на какую-то секунду. А я и вовсе с непонятной уверенностью сразу сказал себе: «Ерунда. Вся эта пальба не имеет к нам ровным счетом никакого отношения». Меж тем моя правая ладонь, жившая собственной, совершенно отдельной жизнью, нырнула в карман пиджака и привычно нащупала там теплую рубчатую рукоятку старенького «ТТ». На дне большой спортивной сумки валялась еще и «беретта» – полегче, поудобнее, поскорострельнее, – но ввязываться в боевые действия приходилось, мягко говоря, не часто, и под одеждой я постоянно носил с собою именно любимый «ТТ» – скорее как талисман, чем как средство самозащиты.

– Ну, и для чего я сюда приехал?

Мне пришло в голову, что пора, наконец, поинтересоваться и этим.

– Для того же, для чего и я, – сказала Татьяна. – Чтобы все начинать сначала. С нуля.

Это было слишком общо, я ждал продолжения.

Кажется, меня доставили сюда на вертолете. Точно я уже ничего не мог вспомнить. Хотя в баре «боинга» за обедом выпил совсем немного хорошего ирландского виски, а в вертолете – и того меньше – рюмочку текилы с лимоном и солью, как полагается. Впрочем, я насыпал крупные кристаллы между большим и указательным пальцами и выдавливал сок из несчастного фрукта только из уважения к двум летевшим вместе с нами мексиканцам. На самом деле я всегда восхищаюсь изысканным и ни на что не похожим вкусом настоящей серебряной текилы и совершенно не понимаю, для чего нужно глушить тонкий букет агавы грубо-контрастным впечатлением от соленого цитруса.

Потом, от места посадки, мы, кажется, ехали с Татьяной на лошадях, которых позже привязали к столбам, торчащим из песка посреди пляжа. Кажется, довольно долго целовались, прежде чем опустились в шезлонги и начали пить пиво. Однако целовались мы еще и раньше, едва только встретились, и было это совсем неплохо, даже здорово, хотелось поскорей остаться вдвоем, неважно где, только бы вдвоем, без свидетелей… А вот поговорить как раз и не успели.

– Начать с нуля, – повторила Татьяна, потом выдержала солидную, по-актерски эффектную паузу и грустно сообщила: – Трахаться сегодня не будем.

– Хорошо, – сказал я рассеянно.

Теперь, на вечереющем пляже я как-то совсем не думал об этом. Странно.

– Чего ж тут хорошего? – удивилась Татьяна. – Просто времени, похоже, не остается.

Я вздрогнул от ее последней реплики. Я вдруг вспомнил с магнитофонной точностью, что мы повторяем слово в слово собственный исторический диалог трехлетней давности. Однако для продолжения давнего спектакля требовался, как минимум, еще один персонаж, который сейчас отсутствовал.

Я привлек Татьяну к себе и прошептал:

– Я снова люблю тебя! Как тогда. Слышишь? Мне достаточно, чтобы ты просто сидела рядом.

– Врешь ты все, поросенок, – улыбнулась она.

– Не-а, – я помотал головой. – Рассказывай. Рассказывай, наконец, что случилось.

Солнце уже почти целиком ухнуло в океан, коралловый остров сделался похож на несчастного черного жука, угодившего в еще не остывшее апельсиновое желе. А за нашими спинами продолжали стрелять. Однако вместо подробных объяснений происходящего мне довелось услышать от Татьяны лишь несколько странных сентенций, одна загадочнее другой:

– Два года назад наша хваленая Международная служба контроля, она же Служба ИКС фактически прекратила существование, – поведала она, словно это было какое-то откровение или фраза, имеющая ритуальный смысл. – Служба почила в бозе вослед за своим российским филиалом. Но МСК или ИКС – это только имя, пустой звук в тишине. Организацию можно назвать и службой «игрек» и даже службой «зет», намекая на первую букву слова «зеро». Служба может превратиться в нуль, в дым, в ничто, но мы, Причастные, с этого нуля начнем и пойдем дальше. Понимаешь?

– Нет, – честно признался я. – Не понимаю.

– А все очень просто. Причастные – это ведь не звание и не должность, это… как национальность, даже еще глубже – как принадлежность к биологическому виду в животном мире. Поэтому Причастные и не могут отказаться от своей миссии, – терпеливо объяснила Татьяна и добавила: – Даже если они сидят в Берлине и пишут романы на французском языке.

– На английском, – автоматически поправил я. – По-французски писать мне пока еще слабо.

– Какая разница! – буркнула она.

И вправду разницы никакой. Просто камушек был брошен в мой огород. Это я, один из Причастных, демонстративно ушел от дел надолго, вернулся к литературным занятиям и свой последний роман действительно сам переводил теперь на английский, откровенно вызывая на поединок тень великого и горячо любимого мною автора «Лолиты». Нет, это была еще не паранойя, но что-то вроде. «Уж если убегать от проблем внешнего мира, – рассуждал я, – так убегать основательно».

А убежать хотелось, особенно после того экстравагантного приключения прошлой зимой, когда они все-таки выдернули меня из иллюзорной пасторальной тиши и, бросив в самое пекло, заставили вновь работать во имя и на благо. Чего? Я не успел понять, я тут же выкинул все из головы и вернулся к роману. Между прочим, титанический этот труд начат был еще в девяносто шестом в Ланси, под Женевой. Далеко не закончив русского варианта, я уже стал перетолмачивать первые главы романа на английский – сам не знаю, для чего, так, хохмы ради, серьезное понимание пришло позже. Однако большую часть последнего, как и предыдущего года я прожил – Татьяна была права – в Германии.

И вот теперь она попрекнула меня и Берлином, и романом. Оказывается, у нас у всех есть миссия, про которую никак нельзя забывать. Ах-вах!

– Хорошо, Верба, – смирился я, даже не пытаясь больше возражать ей.

Впервые с момента нашей встречи я назвал ее этим условным именем, как бы подчеркивая наше взаимопонимание и «братство во Причастности».

– И что же мне надлежит теперь делать? Опять руководить?

– Нет, Ясень, – сказала Татьяна, – руководить не надо, как и раньше, впрочем. Надо просто найти ответ.

– На все вопросы сразу, – предположил я почти всерьез.

– Лучше на один, но самый главный, – она грустно улыбнулась и вытащила из маленькой сумочки дискетку в прозрачной твердой упаковке.

О, дьявол! Дискетка была черная с золотом, фирмы «Макселл».

– Та самая? – решил уточнить я, хотя уже понял наверняка и сразу: это именно она.

Верба кивнула.

– И зачем же ты таскаешь с собой такое сокровище?

Темнеющий на глазах океан вдруг заворчал глухо, тревожно, и, как мне показалось, злобно, а притихшая было стрельба за горами вспыхнула с новой силой, автоматы застучали ближе и чаще. Татьяна терпеливо дождалась относительной тишины и ответила: