Спроси у Ясеня, стр. 81

– Конечно, распутаем, – шептал он, – конечно…

Это было в Пяндже. На погранзаставе. Ночь была тихой, тихой, теплой, теплой и очень звездной. И мы точно знали, что здесь нас никто, никто не слушает.

Глава девятая

Короткий, хоть и весьма болезненный приступ демокардии больная пережила. Ноги и руки слушались еще плоховато, но глаза уже смотрели строго вперед, а всеслышащее правое ухо держала старушка востро. Особенно хорошо помогли регулярные инъекции гэбэмилицина и партоцекамола, с параллельным применением мощной красноарминовой блокады. Голодание тоже отразилось на самочувствии благотворно. Так что кремлевские врачи не без оснований утверждали, что еще до конца текущего столетия полушария головного мозга больной сделаются идеально гладкими, а вместо сердца, переставшего биться от избытка лекарств, застучит… да нет же, не застучит, а заработает ровно, без перебоев отлично зарекомендовавший себя в прежние годы пламенный мотор. И может быть, больная даже вспомнит свое имя: Расея – так, кажется, ее величали. Но если не вспомнит, тоже не беда, ведь ей уже придумали новое, красивое такое – ССГБ (Союз социалистических государств-братьев)…

Фельетон с таким замечательным началом лег на стол высокопоставленного сотрудника КОСа (Комитета охраны социализма) Валерия Лобачева. Конечно, фельетон света не увидел. Не должна была больше видеть света и написавшая его журналистка Лиза Острикова. Все звали ее Лайза, потому что в институте она училась в те годы, когда модно было говорить на английском лучше, чем на родном и ставить в пример России западную культуру. Но после того, как в девяносто девятом опустился Новый Железный Занавес, стало как-то не актуально хвалить Америку и писать ядовитые политические фельетоны. Лайза этого не поняла, и объяснить ей простые азбучные истины взялся лично полковник Лобачев.

По ходу допросов молодой полковник сначала недоумевает, потом восхищается Лайзой и, наконец, влюбляется в нее.

Лобачев из тех, кто пришел в органы на последнем взлете романтического отношения к госбезопасности – в восемьдесят восьмом году, в перестройку. Тогда под водительством сурового романтика Крючкова он вел очень серьезную борьбу с организованной преступностью. В августе девяносто первого сразу решительно осудил своего шефа, и у Бакатина быстро стал майором. Организованной преступностью больше никто не занимался. Ну, а на торжественных похоронах демократии Валерий стоял у самых истоков новой структуры – КОСа. В генералитет пока не попал, но был начальником сверхсекретного Особого отдела.

Считавший сам себя жестоким, беспринципным, хитрым, изворотливым, Лобачев вдруг меняется на глазах. Впрочем, хитрость и изворотливость, кажется, нужны ему теперь больше, чем когда-либо.

На допросах он вынуждает Лайзу признать участие в крупном антипартийном заговоре, затем устраивает ей псевдопобег, в истинный смысл которого посвящено лишь высшее руководство КОСа и Партии. И наконец, Валерий внедряется в ряды заговорщиков под видом агента ЦРУ, якобы давно работающего в отечественных органах. Но никаких заговорщиков на самом деле нет – есть только свободолюбивая журналистка Лайза, и чтобы оправдать смысл начатой операции, полковник сам создает эту подпольную организацию и даже реально выходит на контакт с американской разведкой. Ведя эту двойную, тройную, возможно, четверную игру, он так увлекается, что, конечно, перестает в душе быть истинным косовцем и убежденным социалистом. Безусловной для него остается лишь любовь к Лайзе. А подпольная организация все ширится и активно действует по всей стране. Под неусыпным контролем КОСа, разумеется.

Меж тем сгущаются тучи в мировой политике. Новый Железный Занавес никого не устраивает, назревает Третья мировая война. К этому моменту проблема всеобщего и полного ядерного, а также химического разоружения полностью решена, благодаря небывалой активности Объединенной России. "Атомный зонтик" навсегда исчезает – мировая война вновь превращается в реальную угрозу.

Допущенный к самым высшим тайнам государства, полковник Лобачев узнает, что война действительно неизбежна, к ней готовятся, и уже названа дата. Причем независимо от того, кто нанесет первый удар, победит в войне Россия, точнее Оброссия, как ее теперь называют. На чем же основана такая параноидная уверенность военных стратегов. Оказывается, уже давно изобретено новейшее химико-биологическое оружие тотального действия, рядом с которым любая супербомба – просто детская игрушка. Однако применение этого оружия стало возможным лишь теперь, когда окончательно завершена реконструкция спецсооружений бывшего КГБ СССР в единую систему подземных городов, абсолютно изолированных от внешнего мира. Разведка докладывает, что страны НАТО обладают подобной же системой. Но схема вентиляционно-очистных сетей противника уже не является тайной для доблестных разведчиков КОСа, а подземное царство тех, кому принадлежит будущее, полностью автономно, для него вообще не нужна вентиляция. Вот почему неважно, кто нанесет первый удар. Все будет зависеть только от быстроты организованной эвакуации.

Биохимическое средство, проникая повсюду и воздействуя на мозг разумных существ, превратит их в примитивных животных. По расчетам зоопсихологов, это озверевшее человечество самоуничтожится в течение одного-двух лет, не нанеся планете значительного экологического ущерба. Разумеется, понадобятся специально подготовленные отряды бойцов в костюмах высшей защиты для предотвращения на первом этапе глобальных катастроф, связанных с разрушением военных, промышленных и транспортных объектов. Внутренние ресурсы подземных городов рассчитаны на три года. А потом лучшие представители человечества выйдут на поверхность Земли и превратят ее в цветущий райский сад. Вот так.

Лобачев хотел спросить, по какому принципу будут отбирать "лучших людей", но тут же понял, что это наивный вопрос. Во-первых, их наверняка уже отобрали, а во-вторых, ясно же, по какому: по партийному, по классовому, по родственному. Лучшими людьми окажутся трусы, хапуги, убийцы и жополизы. Здорово. Просто великолепно. И он, Валерий Лобачев, останется жить среди них. На него уже выделен билет в будущее. Не в виде бумажки, разумеется. Подобные "билеты" материального выражения не имеют и иметь не могут. Но ему рассказали – значит, теперь он один из них.

Годы работы в КГБ научили Лобачева понятливости. Без дополнительных разъяснений он знал, что рассказывать об услышанном нельзя: его же не уполномочили выбирать "лучших людей". Значит, Лайзу туда никто не зовет. Несколько позже он узнал: проболтавшихся уничтожали сразу вместе с теми, кому они проболтались, не считаясь с количеством жертв, даже наоборот – уничтожали каждый раз чуточку больше людей, чем того требовала разумная необходимость. На всякий случай.

Валерий понял одно: оставаться жить в подземной империи он не хочет. Лучше умереть вместе с Лайзой.

Но и умирать, конечно, не хотелось. Вот когда возник план. Все-таки он был опытный контрразведчик, и все-таки у него была мощная агентурная сеть, хоть и продублированная вся штатными сотрудниками КОСа. Идея была проста, как все гениальное. Склонить руководство к тактике первого удара, и когда будет полностью закончена эвакуация, когда последний паразит Подземной империи задраит за собой герметичный люк, за какую-нибудь минуту до всеобщего уничтожения – взорвать биохимическую бомбу под землей. Сам Валерий должен был геройски вызваться в начальники наземной бригады по предотвращению катастроф – только так он спасет свою жизнь.

Времени у полковника Лобачева оставалось достаточно, чтобы тщательно продумать и подготовить операцию. Он задействовал тысячи людей, даже и не догадывавшихся об истинной своей роли. Он перехитрил всех. Заговор не раскрыли. И только одного не учел старый матерый контрразведчик: эвакуируясь, штатные сотрудники КОСа расстреливали каждый своего подопечного подпольщика. Казалось бы – зачем? Им все равно умирать через несколько часов. Но старая чекистская привычка к контрольному выстрелу в голову оказалась сильнее логики. И Лобачева попросили, прежде чем облачаться в защитный костюм, убить Лайзу. Разумеется, он убил не Лайзу, а тех двоих, которые просили. На сборном пункте не досчитались людей, и очень скоро за ними пришли. Времени осталось лишь на то, чтобы задействовать запасной вариант – подать условный сигнал американскому агенту. Уже через минуту в Лэнгли читали его шифровку, заблаговременно переправленную туда.