Спроси у Ясеня, стр. 123
Нарисовался я в девяностом в Москве, как чертик из табакерки. Женился. И живу с тех пор тихо. Никого не убиваю. Только одно с меня Седой потребовал – быть в курсе. Странное требование, правда, друзья мои шпионы? Требование просто дикое. Другим говорят: ушел от дел, забудь все и больше ни во что не суйся. А мне вот до последнего дня вменялось в обязанность быть в курсе и иногда, не очень часто, сдавать Седому аналитические отчеты. И ждать тебя, Рыжая. Вот и все.
Верба спросила:
– Ну, раз ты в курсе всех дел, скажи, зачем же Базотти убил Ясеня?
– На это я могу ответить довольно коротко. Базотти просил Малина создать самостоятельную структуру, он искренне хотел иметь в России не просто подчиненный себе филиал. Но он не представлял себе, во что это превратится, недооценил специфику нашей страны. И в какой-то момент в его воображении вновь возник чудовищный образ абсолютно неподконтрольной суперспецслужбы, о которой мечтал Чистяков, вновь пережил Седой ужас бессилия перед могуществом другого человека, Малин привиделся ему новым Андроповым.
– Бред, – сказала Верба.
– Это еще не весь бред. Покойный маразматик бредил с фантазией. Малина он убил еще и из ревности. Да, да, и точно так же из ревности он убил твою девочку. Ты нужна была ему безраздельно: никаких мужей, никаких девочек, он мечтал о том дне, когда ты начнешь работать только на него… А в самолете заодно он убрал Джефа, который вдруг начал догадываться о невиновности перуанца в убийстве тех двоих, что были на встрече с Андроповым…
– А граната в окно?
– Ну, граната в окно, это уже мелочь. Так, шутка гения. Конечно, он никого не собирался убивать. Но его манера оставалась неизменной: делать все чужими руками. И не просто чужими руками, а выстраивать ситуацию так, чтобы каждое убийство было нужно кому-то еще, кроме него. Чистяковых с не меньшим энтузиазмом убивал Андропов. Малина – прямо-таки с наслаждением убирал со своей дороги Григорьев. Гранату с искренней целью запугивания швыряли бандиты, ну и так далее. Вот только к концу этого года Седой почувствовал, что машина убийств разогналась в России не на шутку. Ему уже просто не под силу остановить ее.
Вот почему он ждал тебя в Майами. Он хотел спасти свою Рыжую от российского беспредела. Он бы рассказал тебе все и не пустил обратно в Москву. Вот только карты легли по-другому. Совсем по-другому. От судьбы не уйдешь.
– Хорошо. Если вы такой информированный, – задал, наконец, я свой вопрос. – Что сейчас происходит в Москве?
– За точность анализа не ручаюсь, но полагаю, что господин Ларионов устраняет неугодных. Столкнув лбами РИСК и ФСБ, он надеется уничтожить и тех, и других. А движущей силой выступают у него бандитские кланы Москвы и Кавказа. Вот, примерно так.
– Кто?! – вскочила Верба. – Ларионов?
И тут позвонил Тополь.
Полковник Никулин вышел тогда из дому вместе с нами. Его персона совершенно не заинтересовала григорьевских головорезов, арестовавших нашу охрану и севших нам на хвост. Никулин, попрощавшись, зашагал в другую сторону. И мы еще не уехали, когда оттуда, из-за угла, раздался выстрел.
– Что это? – спросил я.
– А черт его знает, – ответила Верба рассеянно. – Ты слышал, что сказал Тополь? Мы не можем сейчас отвлекаться.
– Где Верба? – спросил Тополь, расталкивая меня в три часа дня по багамскому времени.
– У себя.
– Да вы чего, обалдели? – удивился Тополь. – Дрыхнут все по отдельности! Онанизмом что ли занимались всю ночь?
– Наверно, очень устали, – соврал я.
– С генералом Трофимовым неувязочка, – пробормотал Тополь.
– С каким генералом? – не понял я.
Очевидно, реплика предназначалась для Вербы.
– Не мог он так много знать и так долго находиться в тени. Что-то здесь не чисто. Ведь только в апреле этого года Базотти его шлепнул…
– А-а, – сообразил, наконец, я, – еще раз послушал апокалипсис от Игната.
– Да, – сказал Тополь.
И тут в мою комнату ввалились Платан и Клен с огромной настоящей елкой.
– Вставайте, уроды! Новый год проспите!
Комната наполнилась совершенно неуместным здесь, но торжественным и ностальгически прекрасным запахом хвои. Из-за спины Клена выскочила Верба и с криком ура, дернула за ниточку хлопушки. Разноцветный дождь конфетти посыпался на всех и на все вокруг.
Все плохие отравились
Игрушки они тоже привезли из Москвы, и пока мы всей толпой наряжали елку в большом зале на первом этаже, шел несмолкающий спор о том, во сколько встречать Новый год. Одни утверждали, что по багамскому, то есть нью-йоркскому времени девяносто шестой наступил пятнадцать часов назад, и мы, придурки, о нем просто забыли. Другие настаивали, что еще только тридцать первое декабря и, соответственно, шампанское надо пить лишь через девять часов. Какое на самом деле число, следовало, конечно, спросить у Гонсалеса, но на это фантазии почему-то ни у кого не хватило, и так как у всех поголовно, даже у вновь прибывших Кедра с Пальмой часы показывали московское время, Новый Год решили встречать немедленно. Настроили телевизор на Москву, послушали бой курантов, опрокинули по бокалу и под НТВ-ешную программу с куклами принялись завтракать. Нанда периодически переключался на первый канал и балдел от ретро-песенок в современном варианте.
Этот дурдом надо было видеть: теплые волны Атлантики, шикарная вилла, завтрак с шампанским в четыре часа пополудни под новогодней елкой, тибетский монах тащится от советских песен пятидесятых годов, подпевая исполнителям, а мальчик Рюшик носится по всему дому вместе с котом Степаном, разматывая серпантин и орет от восторга!
Кто-то предложил послушать последние новости "CNN" или "BBC World", но его гневно осудили. Народ не хотел даже выслушать толком наших друзей из Москвы. Да и какие там были новости у Клена с Платаном? Ну, бравые парни из "девятки" расстреляли в упор Горца-Саркиева. Им такое не впервой. Ну, другого бандюгу – Банкира, Шурику удалось из-под пуль спасти и отправить поближе к Золтану – на Огненную Землю. Ну, пропал куда-то Чуханов, он же Никулин, он же Джаннини, он же Грейв. Застрелился, что ли? Или убил кого-нибудь напоследок, а потом и сам помер от тоски. Ну, не забыли выпустить с Лубянки зятька его Тимофея, чтобы Новый Год встречал дома. Ну, Ларионова отправили в Лефортово. Добрая примета. Значит, на президентских выборах он, как минимум, выдвинет свою кандидатуру, а может быть, и победит. Ну, пытались арестовать Григорьева, а он взял, да и скушал у всех на глазах совсем несъедобный яд.
В общем, как сказал мой сын Рюшик, когда закончился очередной мексиканско-бразильский сериал, "все плохие отравились". А хорошие, стало быть, отдыхали на Багамах и хотели только петь и веселиться.
У нас уже начинались танцы, когда в самый разгар веселья появился Сиропулос. Я заметил, как напряглась Верба, увидев старого грека. Но Тополь вмиг обескуражил его вопросом:
– Никос, быстро отвечай: когда на Багамах встречают Новый год? Тридцать первого или первого числа, если считать по среднеевропейскому времени?
Сиропулос тяжко задумался и, наконец, сказал:
– А на Багамах Новый год вообще не встречают.
– Да не может быть, – обиделся Кедр. – Дамы и мужики, этот Никос просто морочит нам голову!
– Не просто, – возразил Сиропулос. – Господин Горбовский задал мне слишком сложный вопрос. Тут, как это по-русски… – он полез в карман и старательно прочитал по бумажке: – Без пол-литра не разберешься.
После чего под общие аплодисменты извлек бутылку водки "Смирнофф".
– Срочно в холодильник, – распорядился Кедр. – Но мы тоже не с пустыми руками приехали.
И убирая в морозилку смирновскую, он продемонстрировал публике бутылку "Кеглевича".
– А это, – подскочил Платан, – последний писк в Москве: "Водка "Довгань" – невозможно подделать!"
– Ну-у-у, – сказал я, – по-моему детям пора идти гулять.
Белка не возражала. Одевшись в бикини и загрузив все необходимое в большой пакет, отправилась с Андрюшкой к морю. Вместе с ней откомандировали Леху. На всякий случай, ну хотя бы как переводчика для общения с местным населением. Да и мальчику повеселее будет.