Сон в Нефритовом павильоне, стр. 63

Император гневно взглянул на сановного Хуана и вопросил, отчего тот молчит, ведь речь идет о делах его семьи. Сложив почтительно ладони, Хуан говорит:

— Я ничего не смею сказать вашему величеству, ибо стар и все мое время уходит на верноподданную службу, так что мне недосуг заниматься семейными делами.

Император помолчал, подумал и произнес:

— Вторжение убийцы в дом, даже если бы речь шла о жилище простого горожанина, — вещь из ряда вон выходящая, тем более ужасно, что насилие произошло в доме заслуженного вельможи. Но любой убийца осторожен, его трудно поймать, поэтому надо начать с выяснения — кто его подослал.

Сановный Хуан низко поклонился.

— Я уже докладывал вашему величеству о Фее Лазоревого града, но мои заключения были подвергнуты тогда сомнению. Больше я не осмеливался оскорблять слух вашего величества тем, что можно почесть пустыми женскими дрязгами и сплетнями. Однако эта Фея — женщина неслыханного коварства, она и подослала убийцу, тут даже и расследовать-то нечего. Сам убийца назвал ее имя, об этом все в столице знают!

Сын Неба вскипел.

— Зависть и ревность свойственны людям, но разве допустимо по этой причине покушаться на жизнь человека? Повелеваем схватить убийцу, а Фею Лазоревого града выслать туда, откуда она прибыла в столицу!

— Мы не знаем, откуда она прибыла, — вставил слово советник Ван Суй-чан. — Может быть, лучше заключить ее в тюрьму?

— Мы подумаем об этом, — ответил император. — Пока оставьте саму Фею и займитесь поимкой убийцы.

После приема государь отправился в покои императрицы и в беседе рассказал ей, помимо прочего, о деле Феи и принятых им мерах. Императрица улыбнулась.

— Я тоже слышала об этом. Думаю, что все это подстроено из ревности, и незачем двору вмешиваться в семейные дрязги. Жаль только, что невинный человек может поплатиться жизнью за свою доверчивость.

— Вы совершенно правы, — ответил Сын Неба, — но у меня есть один план, который я приведу в исполнение, как только вернется в столицу инспектор Ян Чан-цюй.

— Что же это за план?

— Для начала я временно вышлю Фею из столицы.

— Это разумно, — кивнула императрица, — по крайней мере, хоть все успокоятся. Обе стороны должны быть довольны.

— Вечно у этого Хуана что-то не ладится, а нам заботы да хлопоты, — нахмурился император.

— Да, и я соглашаюсь сейчас с твоим планом только ради тебя. Я-то знаю, что госпожа Вэй и ее дочь готовы на любой обман, знаю, что они творят зло, надеясь, что я их по давней памяти выручу.

Вызвав наутро сановных Хуана и Иня, государь сказал:

— Мы решили следующее. Поскольку каждый из вас доводится Ян Чан-цюю тестем, то вы должны помогать один другому в беде и действовать заодно. Сейчас вы отправитесь к Ян Сяню и передадите ему мое повеление относительно Феи Лазоревого града — она должна отбыть туда, откуда приехала в столицу. Семейные же раздоры должны быть немедленно прекращены! Окончательное решение мы примем после возвращения Ян Чан-цюя из похода!

Сановный Инь неплохо знал нрав Хуана и его жены, но подумал, что пока и в самом деле самое лучшее — отъезд Феи в Цзянчжоу.

— Ваше величество рассудили мудро, — сказал он. — Мы немедленно едем к Ян Сяню и объявим ему вашу волю.

Когда они вышли из дворца, сановный Хуан задумался: «Не все удачно сложилось в жизни моей дочери, но Фея уедет, и тогда в доме Янов воцарится покой. Поспешу-ка я к ним».

А что случилось потом с Феей, об этом в следующей главе.

Глава двадцатая

О ТОМ, КАК, НАДЕВ ХАЛАТ ОТШЕЛЬНИКА, ЧУНЬ-ЮЭ ПРИЕХАЛА В МОНАСТЫРЬ ГОРНЫЙ ЦВЕТОК И КАК ЮЙ СИ ПИЛ ВИНО И БОЛТАЛ С ПРИЯТЕЛЕМ НА ПЕРЕКРЕСТКЕ

Сановный Хуан, опередив Иня, примчался к Янам и объявил волю императора.

— Таков приказ государя, — добавил он, — и я удалюсь только после выдворения этой девки из вашего дома.

Тут появился и сановный Инь.

— Приказ отдан императором для восстановления мира в вашей семье, — сказал он. — Поэтому лучше всего выполнить его безотлагательно.

Сановный Инь уехал, а старый Ян позвал Фею и говорит ей:

— Я стал совсем глухим и слепым — и вот оно, наказание за то, что не справляюсь с домашними делами. Из-за этих бесконечных раздоров придется тебе на время уехать в Цзянчжоу и там дождаться возвращения Чан-цюя.

Не смея от стыда поднять глаз на стариков, Фея горько заплакала. Старик разжалобился и принялся ее утешать, а потом помог ей собраться в путь. Слуги сложили в небольшой экипаж пожитки Феи и ее служанки Су-цин. Фея простилась с госпожой Инь и вышла из дому. Слезы катились по ее щекам. Она села в экипаж, который покатил по дороге в Цзянчжоу. Столица с каждым часом удалялась все дальше. Начались горы. Фея с грустью глядела на холмы и реки, словно надеялась найти у них утешение. Подул ветер, начался дождь, окрестности затянула мутная пелена, дорогу можно было различить с большим трудом. Пришлось остановиться на постоялом дворе, находившемся в тридцати — сорока ли от столицы. Цзя и служанка уселись у светильника, который зажег предупредительный хозяин. Фея задумалась: «Удивительна все-таки моя судьба!.. В раннем детстве я потеряла родителей, претерпела столько горя и лишений, наконец встретила академика Яна, и наши души слились в едином порыве, и у меня появилась надежда, огромная, как гора Тайшань. А что же сегодня со мною сталось? Куда я еду? В Цзянчжоу у меня ни одного близкого человека, — кто меня там приютит? Года не прошло, как я уехала из этой глуши, а теперь возвращаюсь, словно преступница. Стыд! За что со мной так несправедливо поступили? Если я нарушила законы, почему двор не объявил об этом вслух? Если я плохая жена, то судьбу мою должен был решать только муж, и никто другой! Лучше всего мне, бесприютной, не мучиться и расстаться с жизнью прямо здесь, посреди дороги, ведущей в изгнание!» Она разрыдалась. Су-цин, как могла, попыталась успокоить ее.

— Небу ведомо, что у вас чистая, словно снег или лед, душа. Солнце светит вам, как и всем. Если вам совсем невмоготу, уйдите в монастырь и скройтесь за его стенами, чем так убиваться!

— Уж если не повезет в жизни, — вздохнула Цзя, — то это надолго. Чего мне теперь ждать, на что надеяться?

Су-цин продолжает свои увещания:

— Говорят, достойный человек если и погибает, то во имя достойной цели. А когда наш господин, который находится за тридевять земель отсюда и знать ничего не знает о том, что здесь творится, прослышит вдруг о вашей гибели, каково ему будет? Вспомните видение госпожи Ли ночью за занавеской! Если даже вас грызет безысходная тоска, вы должны собрать все силы и верить в свою любовь, — рано или поздно вы обретете счастье!

— Ты меня убедила, Су-цин, — вытерев слезы, промолвила Фея, — я верю твоим словам.

Узнав о местоположении ближайшего монастыря, Фея велела собираться в путь. Монастырь был расположен в чудесном уголке, в нем проживало с десяток монахинь, в храме высились статуи трех святых. Всюду — сияние, цветы, удивительное шитье и шелковые сумы, в воздухе стоит чудесный аромат. Монахини приветливо приняли гостью, захлопотали вокруг нее, предложили чаю.

Вечером, после трапезы, Фея потихоньку позвала к себе настоятельницу и говорит ей:

— Я родом из Лояна, покинула столицу из-за распрей в семье и хочу попросить у вас приюта на несколько месяцев. Какова будет воля Будды?

Монахиня в ответ:

— Будда милосерден. Вас доняла беда, вы нуждаетесь в покое, мы будем рады принять вас здесь.

А сановный Хуан пришел домой и говорит жене и дочери:

— Сегодня наконец я отомстил нашим врагам! Когда же он рассказал о высылке Феи в Цзянчжоу, госпожа Вэй охладила его пыл ледяной усмешкой.

— Если ядовитую змею или дикого зверя только пугают, а не убивают, — сказала она, — то они становятся еще опаснее.

Опешивший Хуан не знал, что и ответить. Когда он ушел, госпожа Вэй поспешила к несчастной Чунь-юэ. За прошедший месяц раны на лице служанки зарубцевались, но она осталась совершенно обезображенной, — прежнюю Чунь-юэ просто невозможно было узнать в этой уродине. Она взглянула на себя в зеркало и заскрежетала зубами.