Сон в Нефритовом павильоне, стр. 179

Глава шестьдесят вторая

О ТОМ, КАК ЦЗИ-СИН СДАВАЛ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЭКЗАМЕН И КАК СЫН НЕБА ВОЗГЛАВИЛ ВОЙСКО ПРОТИВ СЮННУ

Сон в Нефритовом павильоне - i_064.png

Тем временем Сын Неба, выбрав благоприятный день, отправился на могилу предков: в его свите был и князь Ян с сыновьями-министрами. И этот день совпал с днем пира у Ледышки.

Сказав бабушке, что пойдет взглянуть на императорский поезд, Цзи-син поспешил к Сливе, где его уже поджидали Ма Дэн и Лэй Вэнь-цин. Ян отослал их к Ледышке, наказав помочь в устройстве празднества. Когда Ян и Слива вошли в терем, там уже было полно гостей: столичные юноши и гетеры сидели на резных скамьях и пестрых подушках, образуя две партии, восточную и западную. Нарядные одеяния так красивы, что вошедшему сюда кажется, будто он попал в цветник, — от множества ярких красок пестрит в глазах. Просторная терраса увешана расшитыми занавесками и уставлена красивыми ширмами. Обитые шелком сиденья утопают в цветах, на двенадцати узорчатых крюках висят нефритовые подвески, в золотых, инкрустированных драгоценными каменьями курильницах дымятся благовония, на коралловом столике разложены кисти и тушечницы, цитры и свирели. И вот уже полилось рекою вино, зазвучала музыка, зазвенели песни.

Ян попросил Сливу и Ледышку исполнить танец. Все стали в круг, дали знак музыкантам — и начали: в такт барабанам замелькали рукава узорчатых кофт, заколыхались полы халатов, кажется, будто журавли в небе машут крыльями. Следующая часть танца — Шаг лотоса: замелькали зеленые рукава, зашуршали шелковые красные юбки Сливы и Ледышки, которые вошли в круг. Потом настал черед Шага волны: кажется, будто весенние бабочки слетаются на цветы, будто фениксы клюют корм. Музыка стала быстрее — изгибаются гибкие станы, словно ивы под напором ветра, поднимаются вверх яшмовые руки и трепещут, словно ласточкины крылья в облаках. Танцующие сходятся, потом, повинуясь ритму, расходятся, коснувшись друг друга кончиками пальцев. Наконец круг разомкнулся, и все замерли в восторге, восхищенные красотой и талантами хозяйки терема.

Когда гости покончили с вином и всяческой снедью, Ледышка вышла вперед и сказала, обращаясь к Яну и к другим юношам:

— Сегодня я праздную возрождение нашего старого терема. Благодарю всех вас за то, что пришли на мой праздник. Давайте же каждый год собираться в этот день у меня и отмечать славное событие.

Один из друзей Цзи-сина вскочил и закричал:

— Господин Ян — герой этого пиршества. Да будет всем известно, что он самый талантливый поэт среди нас! Ради него я готов, по примеру Гао Ли-ши, [456] снять туфлю — госпожа хозяйка пусть бросит в нее тушь, госпожа Слива пусть разведет ее, гетеры Иволга и Милашка расстелят узорчатую бумагу, Фея и Облачко посветят фонарем, а господин Ян пусть напишет нам стихи!

Опираясь левой рукой на столик, Цзи-син берет в руку кисть. Гетеры разводят тушь под названием Аромат дракона, расправляют тонкую, словно изготовленную руками Сюэ Тао, [457] бумагу, и Ян, не отрывая кисти, пишет, приговаривая:

— Коли сочинять стихи, пусть они будут такими:

Красная пыль на красных холмах —
Значит, весну встречать;
Синь черепицы, багрянец столбов —
Терем ожил опять.
Крыша изогнута, словно крыла,
Ласточки мирно сидят.
Хозяйка — наследница той, что слыла
Жрицей зеленых палат!
Древние танцы и песни хранит
Дочь достославной Вэй У,
Красавица наша держит сама
Честь родовую свою!
Тронула цитры струны она —
Ответа от юноши нет,
Пришлось ей надеть на себя старье —
Верности свят обет!
Тряпьем красивый прежде наряд
Под ветром стал и дождем,
Упала ограда, терем осел,
Щели зияют в нем.
Нехотя выйдет она на крыльцо,
В изгибе бровей — тоска,
Нет экипажей возле ворот,
Даже их тень далека,
Персик и слива увяли в саду —
Нету на ветках ни лепестка!

Цзи-син продолжал:

Пусть пробежит олень по траве —
Трава сохранит аромат,
Пусть молчаливо стоят цветы —
Бабочки к ним летят.
Горы и реки, луна и скала —
Верен и вечен их круг,
Только озера, где лотос растет,
Исчезнут и явятся вдруг.
Вот и сошлись ее красота
И юноши дар наконец,
Слушают весело радости песнь
Реки, и горы, и лес;
В золоте белые стены блестят —
Терем опять воскрес,
Он даже лучше прежнего стал:
Не терем — почти дворец!
Вот он стоит, устремленный ввысь,
Нет счету кораллам, шелкам,
Жемчугом светлым украшен зал,
В двери резные войду:
Парами фениксы сидят на крыльце,
Селезень с уткой в пруду;
Люди луне подобны в ночи,
А кони их — облакам!
Если однажды узнала ты,
Что кровные узы есть,
Обязана ты до смерти хранить
Старинного рода честь —
Этот обычай древен, как мир,
Лет его жизни не счесть!
Если ты хочешь прославленной быть,
Какой была твоя мать,
Не уставай же в память ее
Петь, играть, танцевать!
Вот перед вами картин моих шесть —
В дар их прошу принять!

Когда Ян писал, один иероглиф соединялся с другим, и казалось, будто змея или дракон переползает со строки на строку. Окончив, он сказал гетерам:

— Больше не могу, голова кругом идет. Теперь ваш черед.

Начала Слива-в-снегу:

Эх, бросаю взор на восток!
Багровеет луна.
Перед зеркалом встав,
Навожу красоту —
Крашу губы, брови черню
И, собой довольна сполна,
Надеваю яркий наряд,
В нем по цветам иду.

Прочитала свои стихи Ледышка:

Эх, на запад бросаю взор!
Опустилась ко мне
Ночь за пиром вослед,
Расстилаю постель,
Рядом с милым ложусь,
В голове моей хмель,
Вижу тени дерев
В растворенном окне.

Настала очередь гетеры по прозвищу Облачко:

Эх, на юг я бросаю взор!
Сажусь и смотрю
На вершины зеленых гор,
Скоро к ущелью У,
К Южным горам помчусь,
Чтобы маревом стать,
Чтобы там из тучки — дождем
Любви поливать.
вернуться

456

Гао Ли-ши (683–762) — евнух, приближенный Сюань-цзуна. По преданию, Ли Бо во хмелю заставлял его снимать с себя туфли.

вернуться

457

Сюэ Тао — знаменитая гетера Танской эпохи, одаренная поэтесса. С ее именем связано появление особого сорта тонкой бумаги для поздравительных посланий.