Сон в Нефритовом павильоне, стр. 130

Исполняя последнюю волю дочери, госпожа Вэй послала служанку в Горный Цветок за монахинями, чтобы предать тело покойной сожжению. Узнав о смерти молодой страдалицы, монахини поспешили в Цюцзы, но не забыли сообщить Фее скорбную весть. Фея поплакала — жаль ей было бедную Хуан — и подумала: «Она была такой талантливой, такой образованной! Страдала, конечно, обуреваемая ревностью, но если бы не я, ничего такого с нею не случилось бы! И хоть не совершила я в своей жизни ни одного недостойного поступка, однако госпожа Хуан погибла по моей вине — не будет отныне душе моей покоя. А ведь Хуан стала совсем другой, раскаялась в своих прегрешениях — и такой ужасный конец! Смерть ее — на моей совести! О, зачем в мире столько горя?» Она стала вспоминать, как играла с Хуан в «шесть-шесть», как они, хоть и не поверяли друг другу своих потаенных мыслей, случалось, мирно беседовали. Фея вспоминала лицо и манеры Хуан и горько рыдала, скорбя об умершей. Ей пришли на память трудные годы войны, когда Ян был в походах, и она заплакала еще горше. Зачем, казалось бы, рыдать — только посмешищем быть в глазах глупцов — но она не могла сдержать потока слез. Неожиданно в комнату вошла Хун, и Фея сказала ей о смерти Хуан:

— Я оплакиваю не столько смерть госпожи Хуан, сколько несправедливости, что преследуют в жизни Фею Лазоревого града! Люди — что мотыльки, летящие на огонь, а радость, гнев, слава, позор — всего лишь сон в их скоротечной жизни! И вот одни покидают землю, не изведав счастья, тогда как другие незаслуженно наслаждаются всеми благами. Но люди не деревья и не камни, все они одинаково страшатся одиночества, проводят многие дни в тоске и печали. И я это испытала на себе. Коли есть такая несправедливость в мире, лучше уйти от людей и отказаться от еды и питья, как это сделал Чжан Цзы-фан, или отрешиться насовсем от земных дел и последовать за Чисун-цзы!

Помолчав, Хун ответила со вздохом:

— Я, кажется, догадываюсь, отчего умерла Хуан. Когда я была в учении у даоса Белое Облако, он открыл мне одну тайну — тайну дыхания. Известно, что в небе семь стихий: ветер, облака, дождь, роса, иней, снег и туман, а в человеке семь страстей — радость, гнев, печаль, страх, любовь, ненависть и жажда. И если семь небесных стихий сталкиваются меж собой, то сотрясается небо и изменяется погода. Если же сталкиваются друг с другом семь человеческих чувств, то человек заболевает, и дыхание покидает его, уходя в глубь тела. Думаю, что с Хуан произошло как раз такое. И если это так, то можно еще спасти ее.

Фея бросилась к Хун и схватила ее за руки.

— Госпожа моя! Если человек ценит дружбу, он готов делить с другом и радость и горе, ведь так?! Я согласна умереть вместо Хуан, но не могу этого сделать. Так приложите, молю вас, все ваше умение, спасите жизнь одного человека на радость двоим!

— Сделать это, пожалуй, нетрудно, — улыбнулась ласково Хун, — но если об этом узнает наш господин, он может остаться нами недоволен: разве можно шутить с жизнью и смертью!

А как поступила Хун, вы узнаете из следующей главы.

Глава сорок четвертая

О ТОМ, КАК ФЕЯ ЛАЗОРЕВОГО ГРАДА ПОСЛАЛА ПИСЬМО НА ВЫСОЧАЙШЕЕ ИМЯ И КАК КНЯГИНЯ ХУАН УЕДИНИЛАСЬ В ПАВИЛЬОНЕ СЛИВЫ И СНЕГА

Выслушав Хун, Фея сложила ладони и зарыдала:

— Вспомните, что сказал Гуань Чжун: [359] «Только Бао Шу-я меня понимает, только Бао Шу-я меня любит!» Если госпожа Хуан умрет, я уйду к горе Цзишань и реке Иншуй, [360] дабы искупить свою вину. Помогите мне, госпожа моя! Спасите жизнь одного человека на радость двоим!

— Я постараюсь сделать это не только ради тебя, — отвечала Хун. — Господин наш в молодости не жаловал Хуан своей любовью, поэтому он будет недоволен, если свои обиды на него Хуан унесет в могилу. Однако прежде я должна осмотреть несчастную, только тогда скажу, могу ли чем помочь ей. Ты поспеши в Горный Цветок и договорись с монахинями о том-то и том-то… — И она изложила Фее свой план.

Прошло уже два дня, как дыхание Хуан оборвалось, и рухнули все надежды на ее выздоровление. Однако лицо ее ничуть не изменилось: оно оставалось таким же, как при жизни, и казалось, Хуан просто забылась во сне. Госпожа Вэй не обрядила тела дочери и не положила его в гроб. День и ночь сидела она без движения, в своем горе забыв обо всем на свете. Однажды поздно вечером пришла монахиня из Горного Цветка и говорит негромко:

— Госпожа, в наш монастырь сегодня пожаловали два даоса, люди необычайных талантов. Они сказали, что человека, умершего неестественной смертью, можно оживить в течение семи дней. Я привела их с собой, разрешите им, госпожа, попытаться спасти вашу дочь!

— Мертвого не вернуть к жизни, — тяжко вздохнула госпожа Вэй. — Если они в самом деле совершат такое чудо, я буду благодарна им по гроб жизни. Но это пустые надежды! Впрочем, почему бы не попытаться?

— Вот и хорошо! — оживилась монахиня. — Забыла сказать вам, что даосы — женщины, очень стеснительные, поэтому просят отойти от умершей подальше.

— Это не трудно, — проговорила госпожа Вэй и отошла в глубь комнаты.

Монахиня ввела двух даосок. При тусклом свете фонаря госпожа Вэй пыталась разглядеть их; одна была чиста лицом, казалась скромной и почтительной, напоминала только что распустившийся цветок; другая находилась в расцвете красоты — брови бабочкой, глаза горят, ровно звезды, и в них светится острый, проницательный ум. Две женщины похожи не на простых смертных, а на людей, «повергающих в прах города и царства». Госпожа Вэй поклонилась даоскам со страхом и почтением.

— Не знаю, как благодарить вас за то, что не погнушались посетить наше жалкое жилище!

Даоски молча улыбнулись. Первая, что была чиста лицом и застенчива, подошла к умершей, взглянула на нее, и глубокая скорбь отразилась на ее лице, и слезы полились из глаз.

— Кто вы, почтеннейшая? — изумилась госпожа Вэй. — Отчего плачете, глядя на мою несчастную доченьку?

Ответила вторая даоска:

— Сестра моя жалостлива сердцем и любит людей. Она оплакивает всех умерших, даже если не была с ними знакома при их жизни!

Сказав так, она отстранила подругу, села возле бездыханной Хуан и взяла ее руку. Затем откинула одеяло, тщательно ощупала тело и впилась пронзительным взглядом в лицо умершей. Наконец, встала и протянула три пилюли госпоже Вэй со словами:

— Ничего не скажу вам до поры, — проговорила она, — но попробуйте сделать так: растолките пилюли, всыпьте порошок в рот вашей дочери и посмотрите, что будет дальше.

И даоски вышли. Не зная, можно ли верить этому совету, госпожа Вэй все же сделала так, как ей посоветовали: всыпала в рот Хуан первый порошок — ничего не изменилось! Всыпала второй — и тело дочери стало чуть теплым, всыпала третий — грудь Хуан поднялась, несчастная вздохнула и повернулась на бок!

Вне себя от изумления и счастья, госпожа Вэй позвала служанку.

— Беги скорее в Горный Цветок! Если даоски там, скажи, что дочь моя ожила, и попроси еще чудесного снадобья!

Тао-хуа рассмеялась.

— Вас обманули, госпожа! Вовсе эти девицы не даоски!

— Кто же? — опешила госпожа Вэй.

— Я все видела в щелку: одна — это Фея Лазоревого града, другая — Хун.

Госпожа Вэй не знала, что и сказать.

А Хун, вернувшись домой, вздохнула и говорит:

— Я хоть и не провидица, но убеждена, что Хуан ждет долгая и счастливая жизнь. Долго она терзалась и мучилась, но теперь словно родилась заново, стала другим человеком. Может, и принесет еще счастье нашему господину!

— Чем же она все-таки болела? — спросила госпожа Инь.

— Она вовсе не болела, в ней происходило то, что называют обновлением человеческой души. [361] Пять внутренностей и шесть органов любого человека складываются из сущностей неба и земли, другими словами — света и тьмы. Если в сочетании преобладает тьма, то душа человека оказывается злой, если преобладает свет, то душа человека будет доброй. Когда доброе начало побеждает злое, человек обретает счастье. Доброе начало души Хуан как раз сейчас старается одолеть злую часть, которая погибает, а может, уже и погибла, но добрая сущность еще не сложилась. Это и есть обновление нутра. Дыхание уже вернулось к Хуан, но все пять внутренностей, кости и мясо пока еще не изменились, как должно. Поэтому я и дала ей способствующее обновлению снадобье. Надеюсь, все с ней будет хорошо.