Занимательная сексопатология, стр. 32

Бывает, ухаживания самца принимаются, а секса нет! Короче, семь потов сойдет, пока заставишь эти сраные игрушки, наконец, потрахаться.

И вот, свершилось! На экранчике показывается схематизированный копулятивный акт. А дальше – хуже. Теперь самка должна залететь. Но бывает это весьма редко. А если и случится – есть маза, что она помрет от выкидыша. При всем периоде беременности самец должен ее обслуживать. Что-то типа кормить пять раз в сутки. Конечно, не все из хозяев такое выдерживают. Или, даже, не самих хозяев, а их домашних. Представьте, этакая юная японочка, у нее ревнивый жених и самец тамагочи. И она должна несколько раз в день встречаться с неким господином, у которого жена и куча детей, чтобы потрахать свои игрушки… Не все это понимают и трагедии бывают такие… Об этом даже в газетах пишут…

Но вот, свершилось! Роды проистекли успешно. Самка, правда, посредством их помирает, зато обладатели трупика лежащего около кучки яиц, и выжившего самца теперь имеют право получить в подарок от фирмы, которая этих тамагочей штампует, оных брелоков стразу сотню.

Впрочем, если верить японской прессе, такое еще никому не удалось…

Итак, еще год-другой, размножающиеся яйца придут и к нам. Это будет хуже, чем эпидемия кубика-рубика. Тот хоть со злости можно было об стенку шмякнуть, остыть и снова крутить, а тут постоянное внимание требуется. И будет народ кнопки по ночам жать, вместо того, чтобы друг с другом сексом заниматься. Вымрем ведь, елы-палы!

С ужасом и негодованием выбросил тамагочи в окно

Кир Моталкин.

Генитальное соло.

Ночь тиха…

И …зда с …здою говорит.

Так, вот, заглянешь иногда в секс-шоп, посмотришь на всякие диковины, типа карамельных фаллосов, съедобных тампонов и мужских поясов верности, и такая тоска берет. Старье. Одно старье… Но иногда, пожалуй даже слишком редко, попадается какая-то новинка, вроде вибрирующего презерватива, батарейки к которому занимают целый атташе-кейс.

Но на этот раз новый предмет выглядел более привычно, стандартно и, казалось, не имеет принципиальных отличий от десятков ему подобных. Короче, это была обычная кассета. Даже не видео, а простая, звуковая. Небольшая коробочка, под прозрачной пластмассой которой виднелась картинка: обнаженная дама, не растерявшая еще мечты о своей сексапильности, обнимается с надувным фаллоимитатором. А интимные места этих обоих предметов прикрывает надпись: «Песни разделенных гениталий».

Несмотря на весь кич, я не смогла пройти мимо такого названия. Было в нем что-то натурально-трагическое, как в высоком искусстве, и, казалось, что эта кассета была откровенно лишней в этом грубо-похотливом торжище. И я восстановила его гармонию.

Дома, воткнув кассету в магнитофон, и нажав PLAY, я рухнула в кресло. Произошло это сразу по трем причинам. Во первых, я сама хотела совершить это действие, но мне помогли преуспеть в этом пункты 2 и 3: истошный вопль «I want you cook!» и громкость этого вопля.

Вжатая в обивку акустическими волнами, я с интересом прослушала первую композицию. На рваную электронную музыку накладывались несколько фраз. Первую я уже привела выше, остальные же в вольном переводе звучали так: «Воткни в меня свой нефритовый молот!» и «Я жду, не дождусь, твоего проникновения в мои недра!». В оригинале фразы были покороче и экспрессивнее, но голос, произносивший их казался мне лишенным необходимых интонаций. Словно о любви и желании кричит механический переводчик.

Остальные «песни» оказались почти такими же. Музыка, естественно, была другой, но голос, тот же, насколько я смогла понять, говорил те же самые фразы, но уже не на английском, а на немецком, итальянском и, кажется, японском языках.

Вторая сторона оказалась мужской. «I need you prick!» взывал лишенный пола голос. «I’m want the strong fucking!»

Короче, данное произведение звукового искусства меня заинтересовало. Причем настолько, что я, позвонив на студию «Cool Cook Records» вытрясла из них координаты автора этого безобразия.

Автором оказался некий Вадим Вадимович Жидков, слегка бородатый, какой-то перекособоченный юноша в очках и клочкастой шевелюре. Как говорят психиатры, пациент оказался контактен. Но полноценного интервью не получилось. Жидков постоянно отклонялся от темы, сыпал названиями программ, с помощью которых писал музыку, восторгался своим компьютером, поливал грязью незнакомых мне людей, короче, вел себя совершенно закомплексованно. Выжать же из него удалось лишь следующее.

Однажды, блуждая по Арбату, он зашел в тамошний секс-шоп и обнаружил там аж два дивайса. Ими оказались искусственные пенис и вагина, но не простые, а с голосовыми синтезаторами. По его просьбе продавщица включила первое приспособление и лингам, задергавшись у нее в пальцах, стал просить потрахаться.

Вадим же, видя эту картину, вибрирующий вибратор и холодная к его призывам вульва, потребовал не издеваться над вещами, а дать им совокупиться. На это последовало выключение фаллоса и совет, выраженный в резкой форме и сводившийся к тому, что продавщица честная девушка и не желает потакать всяким маньякам, которые не хотят покупать товар, а лишь глазеть на халяву. Несчастный Жидков, горя праведным гневом, приобрел эту сладкую парочку.

Несколько дней он экспериментировал с ними, выяснил, что органы японского производства и в них заложена возможность говорить одно и то же на десятке языков. Причем когда они находились в разъединенном состоянии, фразы были одни, а когда искусственные гениталии занимались между собой сексом – лексикон их полностью менялся.

Из этого, а так же из желания хоть чем-то компенсировать затраты на их приобретение, Вадим и записал и выпустил эту кассету. На днях, по его заявлению, должно выйти продолжение – «Песни совокупленных гениталий».

Но, уже зная историю их возникновения, я ее покупать не буду. Брезгливо, как-то, знаете ли… Механическая эротика… Фу!

Я ПАМЯТНИК СЕБЕ ВОЗДВИГ…

Недавно мне довелось отдыхать в одном из подмосковных Домов Отдыха. Представьте себе дореволюционную помещичью усадьбу, переделанную в столовую, пара новых корпусов, по моде шестидесятых – стекло и бетон, парк с аллеями, над которыми нависают вековые липы. Вокруг тишина и благолепие.

Лишь торчат уродливыми напоминаниями о советской власти понатыканные там и сям гипсовые скульптуры рабочих, колхозниц, спортсменов и спортсменок. Большинство из них уже лишились рук или голов и возвышаются над прогуливающимися, вызывая лишь кривые ухмылки.

В один из вечеров я совершал моцион по одной из таких аллеек, на которой было две скульптуры, одна напротив другой. Безголовая колхозница с гордой осанкой и тушкой курицы в лукошке и присевшая, готовая прыгнуть на свою визави, бедрастая пловчиха, лишенная обеих рук, которые, по задумке скульптора, должны были обретаться за спиной девушки.

В конце аллеи орошал мертвенно-белым светом землю, кусты бузины и заросли крапивы одинокий фонарь. Вдруг, краем глаза, я заметил за пловчихой странное ритмичное шевеление, словно кто-то прятался за ней там, на постаменте и при этом слегка покачивался взад-вперед. Не спеша, прогулочным шагом, я стал приближаться.

Внезапно из тени гипсовой девушки появилась фигура. Сверкнуло белое тело, послышался шелест, словно кто-то натягивал на себя одежду. Удар ног о землю, и сквозь крапиву, незнакомец ринулся прочь. Но в какой-то момент свет далекого фонаря упал на его лицо, и я узнал…

На следующее утро я подкараулил его в столовой после завтрака. Зная, что он шахматист, я предложил ему партию.

Согласие было получено, и он сделал первый ход королевской пешкой. Я ответил и попытался завести беседу.

К концу дебюта, я знал, что его зовут Валентин Сергеевич, что он скульптор, живет в Москве, был женат, разведен, имеет взрослого сына и дочь. Он же успел получить от меня аналогичные сведения. Позиция складывалась в мою пользу, и перед тем, как объявить ему шах, я спросил: