Женщина в клетке, или Так продолжаться не может, стр. 54

– Да что ты, Валюша, я ему и воду носил, и поесть давал. Просто он сам от пищи отказывался.

Громко всхлипнув, я увидела, что Жан слегка приподнял голову и провел ладонью по моему лицу, пытаясь вытереть мои слезы. Он сделал это как-то неловко и слишком растерянно.

– Не плачь, – тихо произнес он и сморщился от направленного на него фонарика.

Я тут же повернулась к деду и прокричала:

– Слышишь, ты, старый хрыч, мало того, что ты человека изуродовал, так еще светишь в лицо. Себе посвети!

– Да я хотел как лучше…

– Как лучше – ты уже сделал все, что смог.

Я вновь посмотрела на Жана и прошептала:

– Жан, я тебя люблю.

– И я тебя тоже…

ГЛАВА 25

– Откуда ты здесь?

– Я пришла, чтобы тебя спасти. Тебе плохо?

– Когда я тебя вижу, мне всегда хорошо.

После этих слов я не удержалась и, встав на колени, упала Жану на грудь, принялась громко рыдать.

– Жан, может, нас прокляли? Ну почему все совсем не так??? Все не так, как я хотела! Почему???

– Не плачь. – Он вытирал мои слезы и пытался меня успокоить.

А я… Я не чувствовала силы в его руках. Они были какими-то слабыми, словно висели на тоненьких натянутых ниточках, которые могли лопнуть в любой момент. Я поняла, что он настолько слаб, что вряд ли сможет встать самостоятельно. Его знобило. Он вздрагивал, и я ощущала, что по его телу бегали настоящие молнии.

– Жан, ну почему все так? Жан, почему??? Это наказание за любовь. Ведь я ворую чужую любовь. Я ворую тебя у твоей семьи. Господи, а я и подумать не могла, что за это наказывают…

– Я сейчас сама разревусь, – послышался за моей спиной жалостливый голос Валентины. – Тома, прекрати говорить подобные вещи, а то мы сейчас тут все рыдать начнем.

Повернув голову к Валентине, я смахнула слезы и сказала голосом, еще не остывшим от слез:

– Валя, помоги мне. Он вряд ли сможет подняться самостоятельно.

Валя бросилась мне на помощь, и мы вместе принялись поднимать обессилевшего Жана.

– Дед, а ты что стоишь, как истукан?! А ну-ка, подставляй сюда свое худое плечо! – скомандовала Валентина. – Довел человека до изнеможения, так хоть теперь помогай. Странно, как он еще жив, а не задохнулся от такой зловещей вони.

– Да я ничего плохого ему не делал, – дед бросился к нам на помощь, но Жан отклонился в сторону и приглушенно сказал:

– У него ружье. Он всегда спускается сюда с ружьем и требует какие-то деньги на коттедж какой-то Матрене.

– Да нет у меня никакого ружья, – принялся оправдываться растерявшийся дед. – Я же с миром пришел, чтобы тебя на свободу выпустить. Ты уж извини, что так получилось. Если бы я знал, что за французов никто выкуп не дает, я бы даже с тобой не связывался.

– Он без ружья. – Убедив Жана в том, что он в безопасности, мы попытались его поднять.

С трудом вытащив его из подвала, мы тут же положили его на диван и, слегка приподняв голову, принялись отпаивать его дедовой самогонкой. Жан слегка постанывал, но героически пил, неоднократно спрашивая нас о том, что это за отвратительный напиток.

– Это самогонка. Она в чувства приводит, – объясняла я Жану и обрабатывала зеленкой его ссадины и побои, которые еще остались от людей Влада.

– Тебе больно?

– Да, – кивал головой уже опьяневший Жан.

– Где?

– В душе.

– Милый, а у меня вообще все в душе умерло без тебя. Все одним махом оборвалось.

– Как ты меня нашла?

– Это не я тебя нашла, а моя соседка. Валентина. Я бы тебя сама в жизни не нашла. Если бы я только знала, что ты здесь, я бы уже давно сюда приехала.

Подойдя к Валентине, я положила руку ей на плечо и посмотрела на нее глазами, полными слез.

– Спасибо, Валя.

– За что? – Валентина почувствовала неловкость и стала нервно переминаться с ноги на ногу.

– За то, что Жан остался жив.

– Да ладно. Я же тебе пообещала его найти. Вот и нашла. Самое главное, что он остался жив, а то могли бы и не успеть. Он у тебя весь обессиленный, избитый, ничего не ел и даже от воды отказывался. Там кружка полная стояла. Дед сказал, что он в знак протеста объявил голодовку. Еще бы пара дней – и он бы на глазах угасать стал. Дед бы в него стрельнул, на повозку погрузил и отвез, чтобы в реку скинуть.

– Валя, да что ты говоришь? – влез в разговор дед. – Зачем ты на меня клевещешь?

– Да ты же нам сам это говорил. Озвучивал ты эту мысль или не озвучивал?

– Ну, озвучивал, – виновато кивнул головой дед. – Но ведь я же сразу сказал, что это всего лишь мысль. Такая шальная мысль промелькнула у меня в голове, и все. А потом ее и не стало.

– Ой, Матвей, у такого, как ты, она еще десять раз промелькнуть могла.

– Да это все из-за любви, будь она неладна, – отмахнулся рукой дед.

– Ты мне про свою любовь не рассказывай! У тебя полная деревня одиноких баб, и любая будет тебе рада без всякого списка продуктов и коттеджа. Но ты на свою деревню начхал и в соседнюю пошел. Тебе здешних бабок мало?

– Да не за ними, а всего за одной. Сердцу-то ведь не прикажешь. Я же всю жизнь бабок просто топтал, а в эту по уши втрескался. Вот ведь как в жизни бывает. Нежданно-негаданно. Любовь приходит именно тогда, когда ты ее уже совсем не ждешь.

– И выбрал же себе ненормальную Матрену, из-за которой разум потерял и людей похищать начал!

Видимо, сама фраза о том, что дед начал похищать людей, ему не понравилось, и он укоризненно покачал головой.

– Еще скажи, что я не так сказала? – встала в воинственную позу Валентина.

– Я людей не похищал. Это казанцы людей похищают, а я подобным не занимаюсь. Я просто взял уже похищенного француза и с одного дома перевел в другой. Из комнаты в подвал.

– Только и всего! А ну-ка, налей нам с Томой своей ядреной самогонки за успех, казалось бы, безуспешного дела.

– Это я мигом! – Дед разлил самогонку по рюмкам, протянул одну из них мне, другую Валентине, а третью взял сам. Окинув доброжелательным взглядом француза, он улыбнулся улыбкой безобидного человека и торжественно произнес:

– За здоровьице. Не болей и передавай привет своему Парижу. Нам с Матреной, конечно, там уже никогда не побывать, так как у нас ни средств, ни желания нет.

– А почему у тебя, дед, нет желания? – поинтересовалась я, держа в руках рюмку самогонки. – Что, никогда не мечтал побывать в Париже?

– Фильм есть такой «Увидеть Париж и умереть». Меня это название очень сильно пугает, – тут же объяснил уже немного успокоившейся дед. – А нам с Матреной еще пожить хочется. Название у фильма не зря придумали. Это же какой-нибудь умный человек написал. Так что после Парижа и умереть можно. Я, когда про этот город слышу, сразу этот фильм вспоминаю. Ну и пусть я не был в Париже, зато я настоящего француза видел.

– Ты его не просто видел, ты его в подвале держал, – спешно поправила его Валентина.

– Я же и говорю, что я настоящего француза очень близко видел, – вышел из неловкой ситуации дед. – Я сегодня утром к Матрене ездил, сказал, что скоро у меня будет новый коттедж, что мне его мой хороший друг француз купит, так она надо мной посмеялась. Сказала, что мое нынешнее состояние называется старческий маразм. Эх, черт с ним, с этим коттеджем. И все-таки не завидую я этим французам.

– Вот и правильно, – рассмеялась Валентина, – французы пусть в своем Париже живут, а ты в своем огороде копайся, капусту выращивай и звезд с неба не хватай.

– А я и не хватаю. Наши бабы нас больше любят. У нас душа нараспашку. За мужика все отдадут, а их бабы шибко не раскошелятся. Они не то что последнее за мужика не отдадут, но и лишнее тоже ни черта не дадут.

– Лишнего не бывает, – заметила Валентина. – Еще неизвестно, Матрена бы отдала за тебя что или нет.

– Может, и отдала. Кто ее знает? Да только у нее ничего нет.

Выпив по рюмке самогонки, я подошла к Валентине и немного с опаской проговорила:

– Валя, уезжать надо. У тебя на даче твоя машина стоит, вдруг кто приедет. Тебя искать начнет.