Терапия для одиноких сердец или Охота на мужа-3, стр. 55
– Да хрен с ним. Я себе новый куплю. Он какой-то неудобный был. Из него пена плохо шла.
– Ах, из него еще и пена плохо шла?!
– Очень плохо шла. Его кто-то в багажнике свистнул. Ну и черт с ним.
– Тебе его жалко?
– Кого?
– Ну огнетушитель-то твой, будь он неладен?
– Я же тебе сказал, что мне на него наплевать.
Я встала в позу и усмехнулась невозмутимому Михаилу.
– А ты случайно не думаешь, что это я твой огнетушитель на пару с договором подрезала?!
– Ты что такое говоришь, Анька?!
– Анька, знаешь, где?!
– Ой, извини, Анна.
– А мне почему-то показалось, что ты подозреваешь меня.
– Да ну что ты. Ты же самая честная женщина из всех, кого я только встречал. Честнее тебя не бывает. Ты никогда в жизни даже рубля чужого не взяла.
Услышав последнюю фразу, произнесенную не без доли сарказма, я почувствовала, как обмякло мое тело, и чуть было не повалилась на пол.
– Михаил, а ты законченная задница. Если бы у меня был пистолет, я бы обязательно тебя застрелила.
– А зачем тебе меня стрелять, если ты просто можешь меня любить.
В этот момент Михаил навалился на меня всем своим телом и принялся целовать. Я стала колотить его кулаками по спине, но это нисколечко не помогало.
– Немедленно прекрати! Слышишь, немедленно прекрати!
– Анна, ну пожалуйста…
– Я сказала тебе: прекрати!
Но Михаил совершенно меня не слышал, а может быть, просто не хотел слушать. Я чувствовала себя разбитой и поняла, что уже просто не могу сопротивляться его настойчивым ласкам.
– Я брожу по этому дому как дурак и смотрю на все те места, где мы занимались любовью,– зашептал мне на ухо Михаил и окончательно повалил меня на пол.– Я еще никогда и ни с кем так отчаянно и страстно не занимался любовью. Мы ведь занимались с тобой ею везде, разве что только не на люстре. Под дождем, на улице, на капоте машины, в ванной, на полу и даже на унитазе. Ты это помнишь? Я помню все… Я помню все до мельчайших подробностей… Я вспоминаю это каждую ночь. Я даже запил.
– Вот в том-то и дело, что ты запил. Я не могу заниматься сексом с пьяным мужчиной. Просто не могу, и все.
– Анна, с тобой невозможно быть трезвым. С тобой всегда будешь пьяным…
Я вдруг подумала о Максе и о том, что, наверное, он уже принял ванну и ужинает со своей женой и своим ребенком в домашней рубашке и точно таких же домашних брюках… Она сделала салат, пожарила картошки и вертит перед ним задницей в коротком халатике. Макс держит на коленях ребенка и шутливо шлепает свою женушку по добротной домашней заднице, называя ее замечательной женой и такой же замечательной хозяйкой…
– Господи, как же я тебя хочу.. Как хочу…– шептал Михаил и, повалив меня на пол, стал расстегивать мои многочисленные пуговицы.
Я по-прежнему пыталась его оттолкнуть, но он не поддавался. И вдруг, сама того не желая, я уступила, и мы занялись любовью. Мы занимались ею слишком громко, слишком отчаянно и слишком страстно. Мы плакали, кричали, умоляли, посылали проклятья и себе и друг другу, своей судьбе и тем, кто подтолкнул нас к тому, что мы сейчас делали.
Когда все было кончено, мы лежали опустошенные и оба смотрели куда-то вдаль.
Глава 20
– Привет,– тихо сказал Михаил и поднял голову.
– Привет,– так же тихо ответила я и посмотрела на свою мятую, лежащую рядом со мной одежду.
– Анька, я без тебя не могу…
– Анька, знаешь, где?!
– Хорошо. Если тебе так не нравится, то я буду называть тебя Анной. Только ради бога не говори, чтобы я стоял к тебе в очереди за автографом.
– Не буду говорить.
– И еще не проси, пожалуйста, чтобы я называл тебя Анной Петровной.
– Не буду просить,– громко рассмеялась я и закинула ногу за ногу.
– Анна, а что ты ко мне с моим «Мерседесом»-то пристала, а?
Михаил сел рядом и даже при свете мерцающих свечей я видела, как он рассматривает мое тело.
– Ничего я не пристала. Просто я нашла в бардачке сто рублей и подумала, что они тебе нужны, а оказывается, что нет.
– Ты нашла в бардачке сто рублей?
– Нашла.
– И ты хочешь мне их вернуть? – как-то недобро усмехнулся Михаил.
– Теперь уже нет. Я их истратила.
– Истратила?!
– Истратила.
– Да какое ты имела право истратить мои сто рублей?! – Михаил рассмеялся, но это выглядело как-то неестественно и уж чересчур наигранно.
– Не обеднеешь. Для тебя полторы тысячи рублей мелочевка, а уж сто рублей и подавно.
Михаил встал с пола и сразу помог встать мне.
– Аня, я пойду в душ первым, а ты пока, если тебя, конечно, не затруднит, свари кофе.
– А свет можно включить?
– Конечно, включай.
Как только Михаил скрылся в дверях ванной комнаты, я быстро оделась и щелкнула выключателем. Затем принялась включать свет везде, в каждой из комнат. Спустившись в коридор, чтобы пройти на кухню и сварить кофе, я остановилась у приоткрытых дверей, ведущих в довольно просторный кабинет, обитый массивными панелями красного дерева. Недолго думая, я прошмыгнула в кабинет и включила помпезную лампу, стоящую на старинном дубовом столе. А затем я принялась лихорадочно открывать все ящики этого стола и перебирать в них бумаги. Признаться честно, я и сама не знала, что я там искала, но тем не менее я что-то искала… Хотя бы что-то, что пролило бы свет и внесло хоть какую-то ясность.
Куча бесполезных бумаг, каких-то документов… Фотографии Жанны в ящике справа. Я внимательно посмотрела на ее лицо и увидела в нем какую-то беспомощность, перемешанную с глупостью. Странно, и куда она могла подеваться? Такая и двух дней не протянет без своего супруга. Самостоятельной женщиной эту дамочку не назовешь. Такую в народ нельзя, заблудится…
А за фотографиями Жанны я увидела еще всего одну, не цветную, но крайне любопытную фотографию. Михаил, Жанна, а между ними счастливый лжеследователь Голубев, обнимающий их обоих…
– Бог мой, это Голубев,– произнесла я словно во сне и почувствовала, как на моей спине выступил холодный пот.– Это он.
Я посмотрела на фотографию еще раз и ощутила, как кто-то невидимый со всей силы саданул мне под сердце. Острая боль заполнила всю левую сторону и потекла к кончикам пальцев. Еще одна такая фотография – и можно запросто схлопотать инфаркт, отметила я про себя и постаралась вдохнуть как можно больше воздуха.
А затем я в очередной раз ощутила страх, к которому так и не могла никогда привыкнуть.
Мои глаза не желали собираться в фокус, а фотография показалась какой-то расплывчатой и нерезкой. На меня смотрело ровно три счастливых и смеющихся человека. Ровно три. Их лица выражали радость, веселье и даже уверенность в завтрашнем дне. Все они хорошо знакомы. Даже чересчур знакомы. Сказать, что Голубев только друг Жанны, нельзя, потому что даже слепому было ясно, что Голубев не только друг Жанны, но и друг Михаила. Старый, добрый, закадычный друг, с которым проводят выходные за упаковкой пива и соленым арахисом и, конечно же, встречают праздники.
Довольно странная фотография никак не укладывалась в моей голове и упорно не выдавала своего скрытого смысла. Почему этот самый Голубев приезжает ко мне домой и учиняет допрос? Почему он приезжает на деревенское кладбище и прячется между могил? Что он ищет и какое отношение имеет к Михаилу? Целая куча вопросов и ни одного ответа. Вообще ни одного.
Будь проклят тот вечер, когда я согласилась приехать в этот сумасшедший дом на званый ужин в качестве «подружки по Прейскуранту». Будь он проклят. Постоянные бессчетные и безуспешные попытки разобраться со всем этим дерьмом не приводят ни к какому результату. Вообще ни к какому.
Положив фотографию на место, я открыла последний, самый маленький ящик и увидела… пистолет. Это был мощный сорокапятикалиберный «Глок». Такая серьезная игрушка была хорошо мне знакома. Именно с такой игрушкой я снималась в одном навороченном боевике, где играла возлюбленную мафиози. Я даже помню тот съемочный день и как мне выдали этот реквизит. Тогда я настолько вошла в образ, что, взяв пистолет, почувствовала безграничную уверенность. Наверное, так бывает всегда– берешь оружие и сразу чувствуешь уверенность. Не раздумывая, я взяла в руки пистолет, с которым неплохо умела управляться, и провела по предохранителю.