Раба любви, или Мне к лицу даже смерть, стр. 40

Я приготовила кофе и посмотрела на Вадима.

– Ты сам нальешь или за тобой поухаживать?

– Да ладно, наливай, что уж там, – махнул рукой Вадим. – Я ведь не трахаться с тобой собираюсь.

Я налила ему кофе и села напротив. Он сделал несколько глотков.

– Тебе когда в больницу?

– Завтра.

– Что врач говорит?

– Что он может сказать? Пока нечего. Чувствую себя неплохо. Пока живая, как видишь.

– Ты молодец, этого кошелька быстро крутанула. Ты уверена, что он заразился?

– Конечно. Мы с ним трижды сделали это.

– Молодчина, Машка!

– Кстати, а откуда ты узнал, что он у меня ночевал?

– Работа у меня такая. Вечером проезжал мимо твоего дома, смотрю, Колькин лимузин стоит. Ну, думаю, загасился парнишка. Одурел и забыл все меры предосторожности. Хотя, если бы я не знал, что ты спидоноска, тоже бы с тобой загасился.

– Если бы я не болела, то не стала бы даже с тобой разговаривать, не говоря уже о том, чтобы сидеть за одним столом, – разозлилась я.

– Ты что так взъелась? Ты со мной на таких тонах не разговаривай, а то я быстро тебя отучу. Общайся со мной как положено. Уяснила?

– Уяснила, – безразлично ответила я и опустила глаза. – Он может мне позвонить.

– Скажи, что уезжаешь на некоторое время за границу, придумай что-нибудь, ты же умная девочка. У тебя больше нет необходимости встречаться с этим говнюком. Ты честно заработала свои деньги. Конечно, если хочешь, можешь продолжать трахаться с ним, только уже за свой счет и без ущерба для новых клиентов. Через месяц наши люди позвонят ему на сотовый и скажут, что он заразился СПИДом. Считай, что после этого он не жилец. Он будет ждать смерти изо дня в день, из месяца в месяц. Как только он узнает о СПИДе, одним конкурентом у нас станет меньше. Считай, что сегодня ночью ты его обезвредила, – засмеялся Вадим.

– Но ведь он может мне отомстить.

– Он даже не поймет, что его заразила ты. Может, в этом виновата блондинка, а может, жена. С сегодняшнего дня они все попадают в одну цепочку. Ты являешься только звеном этой цепочки.

– Ну а если он все же поймет, что это я?

– Ты полностью от всего отказываешься.

– Ну а если он все-таки решит отомстить?

– Я не дам тебя в обиду. Ты принята на работу. Пахан никогда не дает в обиду своих сотрудников. Можешь ни за что не переживать. В случае каких-либо проблем моментально звони. Я все улажу.

– Но ведь он может сдать меня представителям официальной медицины! – не могла успокоиться я.

– Не переживай. Я же сказал, что ты будешь лечиться только там, где у нас все под контролем. Представители официальной медицины никогда не узнают о твоем существовании.

– Он может посадить меня в тюрьму за умышленное заражение!

– Запомни: ты никогда и никого не заражала умышленно. Ни один суд не сможет доказать умышленное заражение. Ты не лечишься официально и не подписывала никаких бумаг. Может, ты и сама не знала, что больна. Запомни это раз и навсегда. Колька твой думал не мозгами, а другим местом. Сперма стукнула ему в голову, и он даже не вспомнил о существовании презерватива. Зачем обвинять в собственных несчастьях весь мир, если можно было подстраховаться! Нет, Машка, можешь не переживать: никто тебя не посадит. Не забывай, что у тебя есть надежная защита. Ты числишься на ставке. У тебя довольно рискованная работа. Мы в состоянии обеспечить тебе надежную охрану и от нашего гребаного государства, и от твоих обезумевших клиентов, если они полезут на рожон.

Закрыв за Вадимом дверь, я привела себя в порядок и отправилась на стоянку. Взяв машину, съездила в бюро ритуальных услуг и заказала матери красивый памятник из черного мрамора. Затем зашла в магазин, купила бутылку дорогого коньяка и поехала в свою больницу.

Глава 19

Через пару минут после моего прихода в отделение сбежался весь медперсонал, оставшийся работать в ночную смену. Мы разместились в ординаторской и открыли коньяк. Медсестры ахали и с восхищением рассматривали меня. Баба Люба по привычке выкатила несколько бутылок самогонки, сетуя на то, что не может пить другие напитки. Дверь открылась, и на пороге появилась Танька. Она с грустью посмотрела на меня и села в угол. Девчонки протянули мне рюмку.

– Я не могу, – отказалась я.

– Почему? – расстроилась баба Люба.

– Я за рулем.

Все замолчали и уставились на меня, как на привидение. Я подошла к окну и присела на подоконник.

– Кто не верит, может посмотреть. Мой фиолетовый «Опель» припаркован у приемного отделения.

Все, кроме Таньки, бросились к окну. Встретившись с ней глазами, я опустила голову.

– Машенька, откуда у тебя все это? – запричитала баба Люба. – Красивый костюм, туфли, сережки, кольца, иностранная машина! Где ты теперь работаешь? Неужто в другой больнице так хорошо платят? Разве можно все это заработать за такой короткий срок, да еще в государственном учреждении?

– Нет, баба Люба. Ты сама прекрасно знаешь, что нельзя. В государственном учреждении нельзя заработать даже на пропитание, не говоря о чем-то другом. Я с государством в игры на выживание больше не играю. Каждый раз цены поднимают и смотрят, сдохну я или выживу. Выжить-то можно, если одни макароны жрать да в стоптанных сапогах ходить, но с меня хватит. Я не животное, чтобы на мне эксперименты проводить. Я хочу по-человечески пожить, а не прозябать, как раньше. Я теперь в частной фирме работаю и получаю нормально.

– А что за фирма? – чуть ли не хором спросили девчонки.

– Коммерческая тайна. Я документ подписала о неразглашении, поэтому лишних вопросов прошу не задавать.

– А может, на этом предприятии и для меня местечко найдется? – поинтересовалась баба Люба. – Машенька, ты же меня знаешь, я никакой работой не побрезгую. Могу любой туалет вымыть.

– Нет. С местами там напряженка, – улыбнулась я.

– Так ты поговори со своим начальством, авось найдется местечко.

– Хорошо, поговорю, – не стала я расстраивать бабулю.

– Она у нас замуж вышла, – язвительно произнесла Танька и насмешливо посмотрела на меня.

Я пришла в замешательство, но затем, взяв себя в руки, вызывающе посмотрела на Таньку и спокойно произнесла:

– Нет, Таня, у тебя устаревшая информация. Я уже развелась.

– Так быстро?

– Так получилось.

– А в чем же причина?

– Молодые, горячие, не сошлись характерами.

– Ты что, Машенька, замужем была? – удивилась баба Люба.

– Была, только совсем недолго. Такой скоротечный брак. Ладно, мне пора.

Я встала, посмотрела на раскрасневшихся девчонок и раздала всем по сто долларов.

– Что это? – охнули они в один голос.

– Считайте, что это материальная помощь. Я же знаю, что такое в нищете прозябать. Пусть маленькая, но радость.

Баба Люба принялась рассматривать стодолларовую купюру, смахивая платком слезы.

– Баба Люба, ты что? – испугалась я.

– Машенька, ей-богу. Кому скажешь, не поверят. Троих внуков воспитала, а сто долларов первый раз в жизни в руках держу. Завтра деду покажу, удивится. Подумает, что на панель старая ходила, – засмеялась она. – И что я с ними делать-то буду?

– В чулок положишь или в обменном пункте сдашь, – дружно ответили девчонки.

– А возьмут?

– Еще бы, выхватят! – пробасил анестезиолог, пряча деньги в карман.

Я спустилась к машине, достала из багажника бутылки, купленные несколько дней назад, и принесла в ординаторскую.

– Это вам. Выпейте за мое здоровье.

Распрощавшись с бывшими сослуживцами, я посмотрела на Таньку.

– Таня, пошли спустимся в машину.

– Зачем?

– Прокачу по вечерней Москве.

– Я не могу. Я на работе.

– Работа не волк, в лес не убежит. Я заберу тебя ровно на час.

– Пойди покатайся, – встряла баба Люба. – Тяжелых в отделении нет. Девчонки присмотрят, ни за что не переживай. Танюша, ты же, кроме метро и автобуса, ни на каком транспорте не каталась. Иди с Машенькой.