Операция «У Лукоморья…», стр. 26

«Ну, Гена… ославил. Сто лет прошло, а краснеть до сих пор приходится. Чтоб я твоих советов еще когда послушался…»

– Подъем! – Чебурашка, во избежание дальнейших расспросов, ткнул Саламандру концом железного посоха. Ящерка с трудом приподнялась и уставилась бессмысленными глазами на участников ночного шабаша.

– Вы хто? – пьяно спросила она.

– Мы свои,– почти трезво ответил Никита Авдеевич.– Влезешь? – кивнул головой на сапоги.

– Влезу,– тряхнула мордочкой Саламандра и принялась увеличиваться в объеме. Сапоги и все остальное пришлось ей впору. Пустой мешок примотали к посоху и сунули Саламандре в лапы.

– Сюда будешь картины складывать,– инструктировала ящерицу Правая.– Как все полотна покидаешь, сразу назад. А мы тебе тут костерчик разведем, чтобы было куда возвращаться.– Никита Авдеевич при этих словах покосился в сторону боярских хором, сгруппировавшихся преимущественно в северо-западной части посада.– Будете знать, как воеводу хулить перед матушкой Василисой… – довольно пробормотал он.

– Погодите! – К Саламандре спешил Чебурашка, размахивая листом пергамента и колчаном стрел.

– Это еще зачем? – удивилась Левая.

– Стрелку пахану забивать будем! – пояснил домовой, разворачивая пергамент. На нем большими буквами было написано только одно слово: ПАПА.

– Мяу,– пронесся над лесной поляной чей-то хриплый надсадный голос.– Мяу,– грустно повторил он.

– Бедный Гена,– сочувственно процокал папа-белка, выглядывая из дупла.– Молочка бы ему сейчас. Горлышко промочить.

– Пожалел,– сердито ответила мама-белка.– Детей спать не уложишь под этот кошачий концерт.– Она оттеснила мужа от выхода, не заметив, как рядом проскользнул бельчонок, таща в лапках еловую шишку.

– Геночка, до полуночи еще далеко?

– Мяу,– удрученно ответил Геночка.

– Далеко,– вздохнула мама.

– Мя… ик!.. мя… ик!

– Кто-то вспомнил сердешного. Может, Яга? – Папа-белка вылез наружу и настороженно огляделся.

– Да замяукался он,– прожурчал чей-то сердитый голос.– Туесок тащи.

Папа-белка выволок туесок из дупла. На толстой дубовой ветке, нависающей над спокойной гладью ночного озера, восседал водяной.

– Полечи сердешного,– попросил он, выжимая в туесок свою зеленую бороду.

Вода не помогла. Мяуканье гармонично перемешивалось с нервной икотой.

– Ты воздуху побольше в грудь набери,– посоветовала мама-белка,– и не дыши.

Мяуканье прекратилось.

– Полегчало,– удовлетворенно сказал водяной.

– Ик!.. мяу. Ик!.. Ой!!!

Шишка, запущенная вредным бельчонком, звонко шлепнула «кота» по лбу, взмыла вверх и упала ему на колени.

– Ах ты… – Гена схватил шишку и в сердцах запустил ее обратно, чуть не сорвавшись с цепи, на которой восседал, отрабатывая свою повинность.

– У… ё… – Что-то шумно плеснулось в озере.

– А? Что? Горим? Чего тушим? – всполошенно закричал кто-то из кустов. На поляну выполз мокрый леший.

– Да нет, папа, не горим,– ответил Гена, вертя головой в поисках бельчонка.– Это, по-моему, на тебя водяной упал.

– Зачем? – ошалело спросил леший.

– Случайно,– недовольно пробурчали из озера.

– Геночка,– дверь избушки распахнулась,– завтра домяукаешь…

– Завтра я не мяукаю. Завтра у меня стрижка.

– Ну послезавтра,– засмеялась Яга.– Тут наше яблочко такую фильму по блюдечку крутит. «Еммануель» называется. Я в молодости и то скромнее была.

Гена на мгновение задумался, вспоминая рассказы Яги о ее бурной молодости, и решил, что на это стоит посмотреть. С бельчонком можно разобраться и завтра.

– Совсем из головы вылетело,– почесал затылок леший, когда за сыном захлопнулась дверь.– Стрижка… кого ж ей завтра прислать?

– Вот завтра и будешь думать,– рассердилась мама-белка.– Вы дадите мне детей уложить или нет?

Леший обреченно вздохнул. Затрещали кусты. Поляна опустела.

11

Тяжелый засов каменной двери подземелья со скрипом и скрежетом встал на свое место. Кощей вытер со лба обильно выступивший пот и облегченно вздохнул. Самое ценное из магического арсенала было схоронено.

– Замок ей подавай! – бормотал Его Бессмертие, поднимаясь по мокрым, осклизлым ступеням тайного хода.– А я теперь пыхтеть должен… Что там у нас на очереди? Ковры, мебель, картины… Ненасытная! Да за одни полотна… Знала б она, сколько золота я только за картины отвалил! Лучшие мастера старались… но ничего… дровишек в залы наколдую… пусть жрет, пока не подавится.

Под черным мраморным троном зашевелилась плита. Кощей с натугой отвалил ее в сторону, ужом выскользнул из-под низкого сиденья и замер. Прямо перед его носом на пестром персидском ковре красовался угольно-черный отпечаток чьего-то ботинка. Запах паленой шерсти ударил в ноздри. Кощей вытянул шею. Неровная цепочка следов шла вдоль стен тронного зала и уходила в малый. Его Бессмертие поднял глаза и завыл. Картины исчезли. Кощей рывком вскочил с пола и рванулся в малый зал. Оплавленные бутылки борзенского вперемешку с осколками рыльского грудой битого стекла валялись под вскрытым неизвестным злоумышленником тайником. Внутри опустевшей ниши стояла одинокая, чудом уцелевшая бутылка.

– Люцик! – взвизгнул Кощей.– Искусствовед рогатый! Ну, погоди!

Его Бессмертие, не помня себя от ярости, на одном дыхании прорычал заклинание вызова. Вместе со всполохом молнии на ковер выпало человекоподобное существо с огромными черными крыльями за плечами.

– Куда ты так торопишься? – сердито прошипело оно Кощею, принимая привычный облик Люцифера.

– Скотина рогатая! – рявкнул Кощей, запуская в нечистого непочатую бутылку борзенского.

– Совсем ты оборзел со своим Иваном,– пробормотал Люцифер, уворачиваясь от стеклянного снаряда.– Где ты видишь у меня рога?

– Безрогая скотина! – поправился Кощей, пытаясь оторвать от пола крепко приколоченное кресло.

– А я думал, ты опять решил свою душонку несуществующую заложить.– Люцифер помог оторвать Кощею кресло и резво отскочил в сторону. Ковер на каменной стене не смягчил удара. Кресло вернулось обратно на пол уже в виде груды щепок. Кощей попытался схватить нечистого за лацканы фрака.

– Руки мыли?

– Что? – опешил Кощей.

– Не мыли. Я так и думал.– Люцифер небрежно щелкнул пальцами. Груда щепок закружила в воздухе, слепилась обратно в кресло, которое нырнуло под Люцифера.

– Устал я,– томно протянул дьявол.– Ты представляешь, второй вызов за неделю, и опять на дебила нарываюсь. Чувствую, и этот вызов будет утомительный.

– Это я тебе обещаю,– зловеще посулил Кощей.– Ты зачем картины спер, рогатый?

– Дались тебе мои рога! И вообще, что ты все время переходишь на личности? – Люцифер привычно щелкнул по отвороту фрака, сбивая невидимую пылинку.– Во-первых, не картины, а картину. Во-вторых, не спер, а получил в подарок от щедрот Вашего Бессмертия. Ну и наконец причин для гнева у меня должно быть гораздо больше, нежели у вас, Ваше Бессмертие. Вы были не совсем корректны в некоторых пунктах заключенного нами договора.

– Плевать я хотел на договор! Где картины? – бесновался Кощей.

– Плевать я хотел на картины, где душа?

– Какая душа?

– Какие картины?

– Что ты из меня постоянно дурака делаешь?– вконец разобиделся Кощей.

– Ты переоцениваешь мои возможности. Твои папа с мамой справились с этой работой прекрасно и без меня. Тем не менее где душа?

– А где работа? Мало того что твои диссиденты Ивана не извели, так они еще и меня чуть на рога не подцепили. Папой каким-то грозились. Уж не ты ли это? – Кощей недобро сощурился, вновь закипая.– Я по земле не одну тысячу лет хожу. Может, силами помериться желаешь, племя молодое, незнакомое?

Вокруг Кощея заклубилось поле древней магии. Откуда-то снизу до Люцифера донесся протяжный нарастающий гул, в котором явственно угадывалось шуршание страниц. Его Бессмертие начало расти и преображаться на глазах.