Бронзовая птица, стр. 31
Глава 42
Клуб
Опасаясь, что Мария Ивановна все же пошлет Жердяя к Ерофееву за мукой, Миша увел его с собой в клуб.
Зина Круглова объясняла деревенским ребятам законы и обычаи юных пионеров.
– «Пионер смел, честен и правдив», – говорила Зина. – Что это значит? Это значит, что пионер ничего и никого не боится, никогда не врет, всегда говорит только одну правду. Вот что это значит. Понятно?
Ребята молчали.
– Я спрашиваю: понятно или нет? – переспросила Зина.
– А как же отца-мать, тоже не бояться? – спросил Муха.
– Конечно, не надо.
– Выпорют! – уверенно сказал Муха.
– Если вы перед родителями ни в чем не провинились, то чего вам их бояться?
– Разбираться не станут, – сказал Муха, – выпорют, и всё. Поди потом доказывай!
– Родителей надо не бояться, а уважать, – объяснил Славка. – Понятно?
Все молчали.
– Значит, понятно? – неуверенно проговорила Зина.
– А как же, например, грозу, – спросил Жердяй, – или молнию? Ее тоже не бояться? А если убьет?
– Трусость и осторожность – это совсем разные вещи, – объяснила Зина. – Конечно, человек должен опасаться молнии, должен ее беречься, для этого и делаются громоотводы. А бояться не надо. Оттого, что будешь бояться, все равно от молнии не спасешься.
– Разве громоотвод поможет от молнии? – улыбнулся Жердяй.
– Конечно!
– Нет!
– Почему?
– А потому! Гроза – это что? Это пророк Илья ездит по небу в колеснице и гонит бесов. А бесы прячутся. И в деревья, и в зверей разных, и в людей даже прячутся. Вот Илья-пророк и бьет по ним молнией. Спрятался бес в дерево – молния по дереву лупит. Спрятался бес в человека – молния в человека бьет. А чтобы бес в тебя не вселился, молиться надо. Будешь в грозу молиться, то бес в тебя не вселится и ты жив останешься. Больше ничем не спасешься.
Поднялся страшный шум. Комсомольцы доказывали, что ни пророка Ильи, ни вообще никакого бога нет. Жердяй и Муха стояли на своем. Так каждый раз! О чем бы ни говорили, всегда переходили на бога.
– Давайте потише! – навел порядок Миша. – Сейчас беседа не о боге, а о законах и обычаях юных пионеров. О боге поговорим в другой раз. А пока вам надо хорошо понять законы и обычаи. Иначе как же вы сможете вступить в пионеры?
В это время в клуб вошли Сенька Ерофеев и Акимка. Услышав последние Мишины слова, Сенька сказал:
– Кто в пионеры поступает? – Он повернулся к сидевшим на скамейках ребятишкам и грозно повторил: – Кто? Покажись!
Никто не показался. Все боялись Сеньки.
Только Жердяй не боялся ни Сеньки, ни Акимки. И хотя именно он не собирался вступать в пионеры, потому что верил в бога (впрочем, после посещения Голыгинской гати эта вера изрядно поколебалась), Жердяй сказал:
– А хотя бы я собираюсь. Тебе какое дело!
– Только попробуй! – угрожающе проговорил Сенька.
– И попробуем. У тебя не спросили! – сказал осмелевший Муха.
Миша молчал. Он хотел, чтобы ребята сами дали отпор Сеньке. Пусть почувствуют свою силу, пусть поймут, что им всем вместе нечего бояться ни Сеньки, ни Акимки. Иначе зимой организованный здесь отряд развалится, Сенька и Акимка его разгонят.
– Поговорите!
Но уж такой угрозы ребята допустить не могли. Генка подошел к Сеньке и встал против него:
– Ты чего кулаками размахался? А ну, катись отсюда!
– Но-но, поосторожней! – нагло и трусливо ответил Сенька. – «Катись»!.. Подумаешь, какой хозяин нашелся! Ваш, что ли, этот клуб, собственный? Вот как наверну! – и поднял кулак.
– Наверни, наверни! – сказал Генка, наступая на Сеньку. – Наверни, попробуй!
Ребята повскакали со своих мест. Сенька затравленно осмотрелся по сторонам. Акимка бочком отходил к дверям и уже стоял там, готовый при первой опасности улизнуть.
– Что же не наворачиваешь? – говорил Генка, продолжая наступать на Ерофеева.
Он вошел в азарт и лез в драку. Наконец-то он рассчитается за яйцо, разбитое на его голове!
Но драки здесь, в клубе, нельзя было допускать. Миша встал между ними:
– Знаешь что, Ерофеев? Тебе здесь не нравится – уходи, не мешай другим. И имей в виду, никто тебя не боится. Нас много, а ты один. И со всеми ты не справишься.
Сенька обвел всех злобным взглядом, повернулся и пошел к выходу, сопровождаемый веселым смехом и улюлюканьем всех деревенских ребят. Поражение всесильного Ерофеева было для них неожиданным и приятным событием.
В дверях Сенька оглянулся и опять погрозил всем кулаком. Раздался новый взрыв хохота. Тогда, в бессильной ярости, Сенька опустил кулак прямо на шею Акимке.
– А меня за что? – жалобно спросил Акимка.
Глава 43
Борьба разгорается
Сенька и Акимка были с позором изгнаны из клуба. А на следующий день в бывшем помещичьем саду кто-то сломал четыре яблони. Ребята этих яблонь и в глаза не видели. Но явился председатель с двумя крестьянами, пригласил Мишу в сад, показал ему сломанные яблони и мрачно спросил:
– Твоих ребят работа?
– Нет, – твердо ответил Миша, – никто из ребят не мог этого сделать.
– Кто же их сломал?
– Не знаю.
– Кроме ваших ребят, некому, – сказал председатель. – Разве вы видали кого постороннего?
Но никого постороннего Миша не видел.
– То-то и оно, – сказал председатель. – Не было здесь посторонних и не могло быть. Значит, ваши ребята и сломали.
– Нет! – закричал Миша. – Никогда они не будут ломать деревья.
Председатель покачал головой:
– Ведь вот сломали…
Миша немедленно созвал сбор отряда, рассказал о поломанных деревьях и строго спросил, кто это сделал. Ответом ему было общее недоуменное молчание. Миша пытливо всматривался в лица. Но ни на одном не уловил и тени смущения. Да ему и без того было ясно, что никто деревьев не ломал, да и не мог сломать. Кто решится на такой подлый поступок?
Почему же их в этом обвиняют?
Через несколько дней Миша понял почему…
В уездной газете одна за другой появились три заметки. Первая называлась «Хороши клубные устроители», вторая – «Прекратить уничтожение народного добра!», третья – «Разве так помогают старшим?». Все они были подписаны неким «Шило».
Смысл этих заметок заключался в том, что комсомолец Миша Поляков несерьезно относится к своим обязанностям, распустил пионеров, превратил отряд в банду хулиганов. Вместо того чтобы помочь крестьянам деревни Карагаево устроить клуб, Миша связался с местным алкоголиком, выбросил на ветер общественные деньги и испортил клуб. Ребята ломают фруктовые деревья в усадьбе, которая является народным достоянием. Комсомолец Миша Поляков не хочет помогать местным органам власти, пример тому – случай с Борками. И у него установились подозрительные связи с семьей лица, обвиняемого в уголовном преступлении.
Это был неожиданный удар. Ребята были подавлены. Как их опозорили! Публично, в печати… Ведь все это несправедливо, неверно.
– Надо послать опровержение, – сказал Славка.
– Разве газета напечатает опровержение против самой себя? – возразила Зина Круглова.
– А мы их заставим! – вращая глазами, закричал Генка. – Я сам поеду в редакцию. Пусть попробуют не напечатать!
– Никто там тебя не испугается, – резонно заметил Миша. – И что, спрашивается, мы будем опровергать? Ведь с клубом было, с Борками тоже, только насчет деревьев неправильно. Очень хорошее будет опровержение: «Клуб мы изуродовали – это действительно. Поручение председателя не выполнили – тоже правда. А вот уж деревья мы не ломали, неверно». После такого опровержения над нами еще больше будут смеяться.
Кто же скрывается за подписью «Шило»? И как мог редактор газеты напечатать это? Безусловно злой, нехороший человек. Бюрократ. Так казенно, ни за что ни про что, опозорить целый коллектив, смазать их работу! Такая несправедливость!
Миша выходил из себя. Может быть, действительно написать опровержение? Не в эту газету, в другую, в центральную. Например, в «Правду» или в «Известия». Ведь есть же справедливость на свете…