Три глаза и шесть рук, стр. 80

Я подождал, пока переводчик окажется вне зоны слышимости, и коротко потребовал:

– Напяливай скафандр. Уходим.

– Я отказываюсь! – встал в позу принц. – Эти люди надеются на нас!

– Угу. Понятно. Продолжаем играть в героя. Что ты предлагаешь – отстреливаться до последнего патрона?

– Хотя бы так.

– И что это решит? Да мы ни хрена не изменим! С чего ты вообще взял, что они чем-то лучше этих крестоносцев? Через полвека они знаешь как отыграются!

Игизмунд продолжал укоризненно смотреть на меня.

– Ох, какой же идиот… – простонал я. – Да пошел ты!.. Дыню тебе в рот… Пожалуйста, оставайся тут, защищай этих феллахов! Может, еще и калифом сделают! Посмертно… Я-то всегда успею смыться – не в другой мир, так хоть по воздуху! А ты оставайся, плевал я на тебя! И на дедушку твоего плевал! Нужен он мне триста лет – миров полно, найду себе другого императора! Тьфу на вас на всех, придурки!

Неожиданно я заметил, что камера в плече скафандра смотрит прямо мне в лицо. Вся злость сразу куда-то испарилась. Немало этому помог и Рабан, тоскливо хнычащий у меня в голове от боли. Мне стало так стыдно, как будто хомячка пнул.

– Ты что – все еще записываешь? – осторожно уточнил я.

Сигизмунд молча кивнул.

– Этот кусок потом сотрешь. Я сам прослежу. Ладно уж, хрен с тобой, попробуем что-нибудь сделать… Эй, ты, дед, подь сюды!

Старейшина тут же подбежал, как послушная собачка. Роль хвостика играли еще несколько мужиков.

– Значит, так. Я отправляюсь к Аллаху, спрошу у него совета. А вы ждите. Твое высочество, займи чем-нибудь этих рыцарей.

– Чем? – растерялся Сигизмунд.

– Да хоть песни им пой! Чем угодно! Пушку не теряй, если что – держи оборону. У тебя там сколько патронов?

– Полного заряда хватает на пятьдесят выстрелов. Батарея сама со временем подзаряжается, где-то за сутки…

Я быстро произвел расчет. Сигизмунд стрелял трижды, я – один раз, вхолостую. Значит, осталось сорок шесть «патронов». А рыцарей всего с полсотни. Проблем возникнуть не должно…

– Угу. В общем, жди.

Глава 26

Ловкость рук и никакого мошенничества!

Дэвид Копперфильд

Я стартовал со скоростью хорошей ракеты. С земли за мной зачарованно следили сотни глаз – одни с ужасом, другие с восхищением. Рыцарскому спецназу через переводчика объяснили, что я полетел советоваться с Аллахом, и они моментально подняли возмущенный шум. Но с места никто не сдвинулся.

Плохо, что небо такое чистое. Ни одного облачка, чтобы замаскироваться! Пришлось просто подниматься как можно выше, и надеяться, что среди вражеского войска не окажется никого столь же зоркого, как я. Расстояние, разделяющее наступающих крестоносцев и деревню, я пролетел за несколько минут и аккуратно завис прямо над ними.

Армия крестоносцев, ползущая по пустыне, напоминала колоссальную гусеницу. Она растянулась на несколько километров, и двигалась очень и очень медленно. Видимо, крестоносцы не слишком торопились к Гробу Господню.

Впереди шла конница – несколько тысяч латников с копьями, высоко поднятыми штандартами, разнообразными гербами на щитах. Интересно, а им не жарко в этих доспехах? На аравийском солнышке они должны очень здорово раскалиться…

Следом двигалась пехота и обозы. Пехотинцев было в несколько раз больше, но вооружены они были куда как хуже, и доспехи на них были пожиже. А в обозах кучами везли награбленное добро, провизию, раненых, и прочее добро, не способное передвигаться самостоятельно. Там же я заметил немало женщин явно нетяжелого поведения – маркитантки.

– Где тут самый главный? – деловито поинтересовался я, осматривая караван сверху.

Держался я на такой высоте, чтобы мне было все видно, а вот меня – нет. Если кто и заметит, примет за ворона или грифа…

– Главных здесь несколько, – хмыкнул Рабан. – Вон тот, в рясе – Петр Пустынник. Он вышел самым первым, с войском простолюдинов, и первым же потерпел поражение. Но на него можешь не обращать внимания, сейчас он уже ни на что не влияет. Сейчас самый влиятельный жук – герцог Готфрид Бульонский. Вон тот, толстый, который впереди всех едет. Это он и Иерусалим возьмет, и править там потом будет. Вообще-то, в самом начале крестоносцев было полтораста тысяч, но повоевали уже немало, так что три четверти войска потихоньку рассосалось. Зато остались как раз самые крутые и упертые!

– Угу. Понятно. А как ты думаешь, что будет, если я этого Готфрида сейчас убью?

– Ну-у-у… – задумался Рабан. – Точно сказать невозможно, но думаю, они на пару-тройку дней задержатся, переругаются все, потом выберут нового лидера и попрут дальше. Готфрид все-таки не Чингисхан и не Аттила, из-за него они назад не повернут. Сами управятся…

– Но у нас будет пара дней отсрочки… Ладно, все равно ничего лучше я не придумаю. Кокну его, а этим, в деревне, скажу, чтоб драпали куда-нибудь, да побыстрее… Блин, теперь точно в черти угожу, не отмажусь…

– Это точно, – вздохнул Рабан. – Станешь новым Гаврилой Принципом… ну, это который эрцгерцога Фердинанда в четырнадцатом году застрелил, – пояснил он, догадавшись, что я не знаю, кто такой этот Гаврила.

– Знаешь, а ведь ты был прав – зря мы с этим принцем связались! Идеалист хренов… Лучше б у меня Палач был в напарниках – он хоть и шизанутый, но зато никогда со мной не спорит.

Рабан подчеркнуто молчал.

– Ну что, идем в атаку?.. На таран!!! – взревел я, пикируя вниз.

И затормозил. Я пролетел всего метров десять, и резко замахал крыльями, едва не порвав перепонку. Мне вдруг пришла в голову замечательно остроумная идея, способная, если повезет, не только затормозить войско крестоносцев, но и вообще отменить Первый Крестовый Поход. А то и последующие! Более того, если вести об этом разлетятся по миру, я окажу серьезную услугу христианству!

– Действуй, патрон, – моментально одобрил Рабан.

Я поднялся еще выше. Еще… еще… еще… Теперь армия подо мной выглядела муравьиным караваном, я с трудом различал отдельных людей… Я встал между крестоносцами и солнцем, чтобы меня нельзя было заметить даже в виде птицы. Ну а теперь все зависит от одного-единственного меткого броска…

Крест, конфискованный у излишне борзого монаха, я захватил с собой. И теперь именно его и собирался использовать. Я ухватил его поудобнее, расправил крылья, чтобы какое-то время оставаться неподвижным, прицелился…

Чувство Направления отлично может заменить оптический прицел. Я инстинктивно чувствовал, куда и с какой скоростью нужно метать заряд. Помогло и сверхзрение – даже с такой высоты я отлично различал герцога Готфрида. Взмах – и крест со свистом летит вниз, все ускоряясь и ускоряясь…

При такой скорости даже крохотный камешек превращается в опасный снаряд. А крест монаха весил весьма порядочно, поэтому святой символ вошел в мишень подобно миниатюрному метеориту. А поскольку мишенью был затылок Готфрида Бульонского, в войске это произвело впечатление разорвавшейся бомбы.

Ну сами представьте – с небес прилетает здоровенный серебряный крест, бьет в башку главного генерала и застревает у него в черепе, разбрызгав мозги во все стороны. Я специально кинул его так, чтобы он приземлился острым концом.

Передовая часть конницы затормозила практически сразу. Потом следующие, следующие, и так до самого конца. Моментально начался шум – мол, фигли встали, дорога и так узкая. Но когда в хвост колонны ушло сообщение о преждевременной гибели главнокомандующего, паника начала распространяться со скоростью радиовещания. Предводителя, даже не успевшего понять, что его убило, сняли с коня, столпились вокруг него и принялись шумно спорить. А уж когда необычный снаряд извлекли из черепушки и продемонстрировали всем желающим, толпа и вовсе растерялась. Со всей армии начали сбегаться монахи и священники, Петр Пустынник самый первый. Он же первым грохнулся на колени и начал биться башкой об песок и орать что-то дурным голосом.