Жемчужина императора, стр. 48

Окаменев от ужаса, Альдо отреагировал не сразу. И только через несколько секунд смог выговорить:

– Вы ее убили! Вы убили эту несчастную женщину, которую сделали своей сообщницей и держали в страхе?

Маркиз рассмеялся. Скрипучим, жестоким смехом. Смехом помешанного, хотя никто не мог бы с уверенностью сказать, сумасшедший ли этот человек. Смех словно напильником прошелся по предельно натянутым нервам Альдо, а его мучитель тем временем продолжил:

– Держал в страхе? Вам так кажется? Поверьте мне, Таня не выглядела такой уж запуганной, когда занималась со мной любовью. Она делала это весьма охотно, особенно – когда впереди маячила перспектива заполучить какую-нибудь драгоценность. Вам следовало этим воспользоваться...

– Вы ее зарезали? До чего же вы омерзительны!

– Чтобы я ее зарезал? Да вы бредите, милый мой! Я никогда не делаю грязную работу своими руками. Для этого у меня есть исполнители. Например, эта чудесная девушка Тамара! Кстати, именно она вас и обвиняет в убийстве и клянется, будто видела все своими глазами...

– Она вам так предана? Поверить невозможно...

– Она, главным образом, предана опиуму, который я ей даю, и еще кое-кому другому. Так вот, дорогой князь, я думаю, что теперь вы знаете достаточно, чтобы вам было чем занять ум в ближайшие дни. Что до меня, то мне наша беседа доставила величайшее удовольствие. Может быть, я снова захочу ею насладиться. Хотя бы ради того, чтобы держать вас в курсе... Не могу от этого удержаться.

Крышка упала со зловещим грохотом, снова погрузив узника во мрак, тем более страшный, что теперь к физическому недомоганию прибавились тревога и ужас перед тем, что ждет Лизу, когда она попадет в сети этого мерзкого паука...

Глава IX

ГДЕ АДАЛЬБЕР НАХОДИТ ТО, ЧЕГО НЕ ИСКАЛ...

Появление Мари-Анжелины на бульваре Рошешуар было обставлено со вкусом... Нельзя было допустить, чтобы у хозяйки возникли хоть малейшие сомнения насчет почти официального характера этого визита, а главное – чтобы не было ни малейших подозрений в наличии своего рода заговора. И потому она отправилась к дочери Распутина в черном авто маркизы – старом, но таком ухоженном, что от него за километр веяло хорошим домом, – с Люсьеном в серо-стальной шоферской ливрее. Сама Мари-Анжелина оделась в скромный, но хорошо сшитый костюм, а шляпка с вуалеткой в достаточной степени скрывала ее лицо, чтобы у нее создалось приятное чувство защищенности от любопытных взглядов. Впрочем, она приподняла вуалетку, когда Люсьен, с фуражкой в руке, открыл перед ней дверцу, и ее большая нога в великолепно начищенной туфле на низком каблуке ступила на тротуар, где между лавчонками и тележками уличных зеленщиков кипела неугомонная жизнь.

Старая дева на мгновение остановилась, чтобы с достоинством обозреть вполне пристойное с виду здание с консьержкой, проводившей большую часть времени за болтовней с соседями и разглядыванием прохожих. Машина Мари-Анжелины произвела на нее сильное впечатление, и потому она самым торжественным тоном объявила посетительнице, что «мадам Соловьева живет на третьем этаже налево, но у нее уже есть посетитель».

– Может, вам лучше подождать, чтоб она ушла? – предупредила консьержка. – Это, знаете ли, не ваш стиль.

– А что у нее за стиль?

– Цыганка! И к тому же опасная. Я не хотела ее впускать, потому что у нас здесь, знаете ли, приличный дом, так она мне ткнула прямо в глаза двумя пальцами и незнамо что забормотала, так я ее и пропустила. И она, знаете ли, всю лестницу собой заняла, вот как.

– Тем более мне следует туда пойти! – с добродетельным видом произнесла гостья. – Мадам Соловьева может нуждаться в помощи, собственно, потому я сюда и пришла.

Сказав это, она подчеркнуто тщательно вытерла ноги о половичок-щетку и принялась подниматься по более или менее чистой лестнице. На четвертом этаже она остановилась, подошла к двери, но звонить помедлила: до нее донеслись спорящие голоса, один сопровождался рыданиями, второй рокотал басовыми тонами, словно отдаленный гром... Наверное, разговор был в высшей степени увлекательный, но, к сожалению, обе женщины говорили по-русски, а Мари-Анжелина, выдающаяся полиглотка, этим языком все-таки не владела. Боясь, как бы ее не застали подслушивающей, она довольно громко и продолжительно позвонила.

Звонок был услышан. Дверь скорее распахнулась, чем открылась, выпуская нечто напоминавшее огромное пушечное ядро, которое приодел костюмер «Русского балета». Шитая серебром пурпурная далматика, черно-красно-синяя шаль, цветастый платок на голове... Маша Васильева на мгновение притормозила, разглядывая новоприбывшую.

– А вы-то кто такая?

Несмотря на грубость тона, Мари-Анжелина сочла возможным ответить:

– Меня прислало Общество помощи русским беженцам... Но, может, и вы тоже?

Взгляд черных глаз, испепеливший Мари-Анжелину, еще больше потемнел.

– Я-то работаю и ни в ком не нуждаюсь!.. Да и она, в общем, тоже! – выкрикнула цыганка, злобно тыча пальцем куда-то в глубь квартиры, откуда доносился плач. – Милосердным дамам лучше бы заниматься теми людьми, которые того стоят! А не сообщницей убийцы!

– Вы... вы думаете?

– Что значит – думаю? Она и ее друзья убили моего брата, а перед тем его пытали, чтобы он сказал им, где прячет драгоценность, которая была его единственным богатством!

– Вы в этом уверены?

– Более чем уверена! Я точно знаю, и Богоматерь Казанская тому свидетельница, что эта тварь была с ними! Только она, конечно же, не желает в этом признаваться!

– А вы хотите, чтобы она призналась? – решилась спросить Мари-Анжелина, делая вид, будто это не слишком ее занимает...

– И не только в этом! Чего я хочу – это узнать, где прячутся убийцы! И придется ей это мне сказать, потому что я еще вернусь... и не одна!

Вуалетка скрыла довольную улыбку старой девы. Эта толстуха, нимало о том не подозревая, подсказала ей великолепное начало разговора. Впрочем, нимало не интересуясь эффектом, произведенным ее словами, цыганка уже понеслась вниз по лестнице, застонавшей под ее тяжестью, вылетела на улицу, толкнув по дороге консьержку и получив вдогонку поток ругани и проклятий, села в машину полковника Карлова, припаркованную на другой стороне улицы. Но этого последнего эпизода Мари-Анжелина уже не видела, поскольку была занята тем, чтобы как можно скромнее и незаметнее проникнуть в квартиру, дверь которой осталась распахнутой настежь. Поставив ноги на фетровые коврики, предохранявшие натертый паркет, она заскользила по полу, ориентируясь на звуки рыданий, пересекла темную прихожую, столовую, украшенную традиционным медным самоваром и пальмой в горшке, и оказалась на пороге спальни, где и нашла плачущую женщину в розовом халате сидящей в кресле, положив перевязанную ногу на стоявший перед ней табурет.

– О боже! – воскликнула Мари-Анжелина, молитвенно сложив руки. – Вы поранились, бедняжка! А эта ужасная женщина на вас кричала! Есть же люди, не имеющие никакого понятия о приличиях... и даже о простом христианском милосердии!

При виде нового лица и при звуках французской речи слезы госпожи Соловьевой разом высохли.

– Благодарю вас за сочувствие, но кто вы такая?

– Меня прислали из Общества помощи беженцам.

– Каким беженцам? Вы ведь не русская.

– Нет, но принцесса Мюрат, которая нами руководит, тоже не русская. Я – мадемуазель дю План-Крепен, секретарша княгини Лопухиной, сама она слишком стара для того, чтобы куда-то ходить. Я пришла узнать, не можем ли мы что-нибудь сделать для вас.

– В самом деле? Я уже не зачумленная? На дочь Распутина смотрят уже не как на ком грязи? Что ж, только я в ваших услугах не нуждаюсь! Я работаю!

– С такой ногой? Вы ведь, как мне сказали, танцовщица... Что с вами случилось?

– Дурацкий вывих.:. Но я еще и певица, и...

– Я очень рада этому обстоятельству, и все же я плохо представляю себе вас на сцене с этой толстой повязкой и парой костылей. Будьте благоразумны, дорогая моя, и давайте немного поговорим! – вздохнула Мари-Анжелина, без приглашения усаживаясь рядом.