Ночи без сна, стр. 16

— Или бабочку.

— Бабочку? — рассмеялся Кон.

— Вот видишь, я заставил тебя смеяться, — улыбнулся Рейс.

— Смеяться можно по-разному, Рейс. Война иногда делает человека бессердечным. Но оказывается, можно жить и без сердца.

— Лорд Дариус мертв, Кон.

Черт побери, когда он успел распустить нюни и дать Рейсу почуять что-то неладное относительно Дэра?

— Это ли не проблема? — сказал Кон. — Он мертв. Я горюю. Горе плохо сочетается со смехом.

— Иногда бывает и по-другому. Хотя горе ли это на самом деле? А может, это чувство вины?

— Мне не в чем винить себя. Дэр сыграл свою роль в битве при Ватерлоо и, подобно многим другим, погиб.

— Вот именно.

— Ради Бога, Рейс, скажи, к чему ты клонишь? Почему ты сыплешь соль на незажившую рану?

— Не знаю, — нахмурив брови, ответил Рейс. — Наверное, на меня так действует этот дом. Он вызывает у меня чувство тревоги.

— У меня, черт возьми, тоже. Именно поэтому я хочу поскорее выполнить свой долг, оставить дом в надежных руках и вернуться в здоровую атмосферу Суссекса. Могу ли я надеяться, что сумею убедить тебя заняться своей работой?

Рейс скорчил гримасу, но сразу же поднялся на ноги.

— Едва ли есть необходимость убеждать меня.

Подавив желание возразить Рейсу или схватить его за горло, Кон проводил его в кабинет, где хранилась большая часть документации, относящейся к управлению хозяйством поместья.

Чувство вины.

Дэр был его старым другом, одним из «Компании шалопаев» и сугубо гражданским человеком. Кон чувствовал, что должен был найти способ помешать Дэру записаться добровольцем в армию. А когда Дэр благодаря родственным связям с графом все-таки получил место курьера, Кону следовало уделить ему и его подготовке больше внимания. По крайней мере не спускать с него глаз, хотя одному дьяволу известно, каким образом это можно было бы осуществить, если Кон безвылазно находился в расположении полка, а Дэр мотался во всех возможных направлениях.

Однако он обязан был непременно исполнить последний долг перед другом — найти тело Дэра, чтобы достойно похоронить его.

Размышляя трезво, Кон понимал, что ему не в чем себя винить, но в том-то и дело, что за последнее время он разучился мыслить хладнокровно. Дэр стал для него как бы символом всех смертей и страданий, которые были связаны с Ватерлоо и до сих пор отбрасывали темную тень на все остальное.

Он распахнул дверь. Для Крэг-Уайверна кабинет был относительно нормальной комнатой с аккуратными полками и ящиками по стенам и массивным дубовым столом посередине. Резьба, украшавшая стол, не была рассчитана на пристальное изучение, хотя Рейс, разумеется, немедленно присел на корточки, чтобы разглядеть изображение, которое заставило его расхохотаться. Потолок в комнате был расписан изображениями преисподней и мучающихся грешников.

— Тот, кто заказывал отделку этой комнаты, — сказал Рейс, поглядывая на потолок, — явно не любил канцелярскую работу. Но это напомнило мне, что ты еще не показал мне камеру пыток.

— Пожалуй, я доставлю тебе это удовольствие в качестве вознаграждения за хорошо выполненную работу.

— Ладно. В чем заключается моя работа?

Кон окинул взглядом комнату, которая была для него подобна камере пыток.

— Посмотри все бумаги. Попытайся осмыслить все, что здесь происходило. Обнаружь любые сомнительные делишки или отклонения от нормы.

Кон считал, что решить такую задачу — это все равно что исполнить приказ форсировать реку, проползти по болоту и взять высоту, на которой окопалась вражеская артиллерия, но Рейс улыбнулся и сказал: «Есть такое дело!»

Когда Кон уходил, Рейс уже сбросил пиджак и начал просматривать ящики письменного стола.

Кон покачал головой и вернулся в столовую.

Итак, Ватерлоо надолго погрузило его в мрачное состояние духа. Неудивительно для человека, пережившего эту кровавую бойню, гибель многих друзей и товарищей по оружию.

Кроме того, еще предстоит разговор с Сьюзен.

И потому он сам чувствовал себя так, словно получил приказ форсировать реку, проползти по болоту и взять высоту, на которой окопалась вражеская артиллерия…

Он позвонил в колокольчик.

Когда появилась похожая на скелет служанка, которую звали Ада Сплинт, он приказал ей позвать миссис Карслейк.

В ожидании Сьюзен он налил себе превосходного качества чай, приобретенный наверняка контрабандой, и мысленно выработал линию поведения.

Во-первых, он будет обращаться с ней как с экономкой. Она сама выбрала для себя эту роль. Она, несомненно, планировала уйти, прежде чем он сообщит о своем прибытии, но теперь, когда он прибыл неожиданно, ей придется потерпеть.

Во-вторых, он должен выяснить, что она затеяла.

К сожалению, она явно не имеет намерения соблазнить его и прыгнуть в графскую постель. Для этого не надо было становиться экономкой и носить такую одежду, какую носит она. Хотя, по правде говоря, он подозревал, что она могла бы соблазнить его даже в лохмотьях…

Э-э, нет. Он запретил своим мыслям принимать это направление.

В-третьих, он не должен никогда и ни при каких обстоятельствах называть ее Сьюзен.

Отхлебнув глоток остывшего чая, он заставил себя задуматься над тем, почему она исполняет роль экономки.

Это, несомненно, как-то связано с контрабандой. Разумеется, «Драконова шайка» пользовалась лошадьми из конюшен Крэг-Уайверна и его подвалами для хранения контрабандных товаров. Не в этом ли все дело? Может быть, она просто охраняет территорию, на которой действуют контрабандисты?

В этот момент в дверях появилась Сьюзен в своем сером с белым фартуком одеянии. Лицо ее было непроницаемым.

Она что-то скрывает.

Вздернув подбородок, Сьюзен присела, но в глазах ее не было и тени подобострастия.

Глава 7

Кон сразу же понял, что Рейс прав. Прямой носик, квадратный подбородок и изящно изогнутые губки действительно придавали ей сходство с ангелом в классическом его изображении, особенно если добавить ко всему этому удивительно ясные глаза под безупречными дугами бровей. Если бы Рейс увидел ее, когда ей было пятнадцать лет и когда ее золотисто-каштановые волосы красивыми волнами свободно рассыпались по плечам и спине, он бы, наверное, подумал, что перед ним небесное создание…

— Вы меня звали, милорд?

«Не расслабляйся. Постарайся сохранить деловой тон».

Он указал жестом на стул справа от себя:

— Садитесь, миссис Карслейк. Нам нужно о многом поговорить.

Она несколько настороженно опустилась на стул.

— А теперь расскажите мне, миссис Карслейк, как здесь велось хозяйство после смерти последнего графа?

Он заметил, что она несколько расслабилась. Видимо, ожидала каких-то других вопросов. Каких?

— Шестой граф скончался скоропостижно, милорд, как вам уже известно…

— Проводилось ли расследование после его смерти?

Она взглянула на него, по-видимому, с искренним удивлением.

— Вы думаете, что обстоятельства подозрительны? Он постоянно экспериментировал с новыми ингредиентами.

— Кто-нибудь мог бы при желании добавить туда какую-нибудь ядовитую травку.

— Но кто? Гости у него бывали редко, да и тех он никогда не приглашал в свой рабочий кабинет, как он его называл. К тому же от его смерти никто не выигрывал, кроме вас, милорд.

— Не выигрывал, говорите? А этот дом, земля вокруг, пусть даже населенная контрабандистами?

— И титул.

— У меня был титул. Хотя в наши дни многие не придают значения высоким титулам.

Это был удар ниже пояса, и он сразу же пожалел об этом. И не потому, что она вздрогнула, а потому, что он выдал себя с головой, показав, что помнит. Что это ему не безразлично.

Даже если его слова задели ее, ей удалось это скрыть.

— Как же, как же! Вы ведь были виконтом Эмли, не так ли, милорд?

— Да. И уверяю вас, я был вполне доволен своим титулом. Что касается других подозреваемых, то люди иногда скрывают свои желания и обиды.