Цветок Запада, стр. 52

Глава 15

В первый раз в жизни утром Имоджин разбудил поцелуй. Фицроджер уже был в кольчуге. Ее муж, такой страстный любовник, теперь снова стал воином.

Пока Имоджин одевалась, она не спускала с него глаз. События минувшей ночи казались сном. Но восторженные воспоминания уже никогда не покинут ее. Теперь все изменилось. Правда, в памяти сохранилась ужасная сцена насилия, ведь она ничего не забыла, но эти воспоминания теперь словно бы лежали на самой дальней полке вместе с воспоминаниями об ужасах войны, смерти и болезней.

Хотя прошлой ночью Фицроджер был рядом с ней не впервые, но прикосновения мужа, ее жажда ласки – все это было совершенно иным. И воспоминания об этом оставались в ее памяти, словно вкус меда на языке. Теперь она не считала их отношения греховными. Если посмотреть на все свершившееся со стороны, то, может, кто-то и осудит их, но когда ты веришь партнеру и любишь его, все это кажется деянием ангела, а не дьявола.

Имоджин не испытывала угрызений совести, Она понимала, что Фицроджер щедро подарил ей этот праздник чувств. Ее тело все еще было возбуждено, так же как и разум, и она желала, просто жаждала довести все до конца.

Теперь Имоджин понимала, почему молодожены обычно бывают такими странными и желают как можно дольше оставаться наедине. Она понимала свойственное им ощущение ненасытной сексуальности, она теперь знала, почему они не в состоянии заниматься обычными делами. А что переживает сейчас Фицроджер? – подумала Имоджин.

Когда Имоджин надевала чулки, она осторожно посмотрела на Тайрона. Потом вздохнула. Нет, он не может…

Муж нетерпеливо посмотрел на нее, но потом он на какое-то мгновение откровенно и горячо уставился на ее ноги, и глаза у него загорелись огнем.

Имоджин судорожно вздохнула и склонила голову, чтобы скрыть улыбку. Она нарочно долго занималась чулками.

Фицроджер отступил в сторону, чтобы пропустить жену к двери, и словно бы окаменел. Потом он схватил ее в объятия и стал горячо и крепко целовать.

Имоджин словно пронзило острое желание – или между ними было что-то другое? Оно передалось ей от мужа, но мучила мысль: он желал ее как любую другую женщину? Насколько ей было известно, у него уже давно не было с ними никаких отношений.

Наконец Фицроджер прервал поцелуй и приподнял веки – радужки его глаз стали совсем темными. Имоджин же ощущала, как распухли губы. Она ждала, когда он заговорит, но муж положил ей руку на плечи и повел на двор.

Почему нам нужно ждать ночи, чтобы все довести до конца? – напряженно думала она. Имоджин надеялась, что, как только они вернутся в Каррисфорд, можно тут же удалиться в покои. Тайрон был ей необходим, но его неистовые поцелуи испугали ее. Она понимала, что теперь держала на хрупкой цепочке настоящего дракона. Он мог согреть своим дыханием и вознести высоко в небеса на могучих крыльях, но в то же время в момент рассеянности и проглотить.

Когда Имоджин и Фицроджер вышли из ворот монастыря, то увидели, что их охраняли двадцать человек. Оценив его заботу, посчитала ее излишней. Ей казалось, что им не грозит никакая опасность и что они окажутся в замке в мгновение ока. Но тут Имоджин услышала стон и обернулась.

Она увидела, как один из воинов побледнел, пытаясь вскочить на коня. Наконец он добился своего и слегка покачнулся, хватаясь за луку седла, чтобы не упасть. Фицроджер заметил еще одного больного.

– Ты болен? – спросил он его.

– Резь в животе, милорд, вот и все…

Он пытался взобраться в седло, потом скорчился, и его вырвало.

Через несколько секунд большинство сопровождавших их людей стали стонать, и их просто выворачивало наизнанку. Не страдали только пять человек, и Имоджин поняла, что это воины Фицроджера. Все заболевшие были людьми Ланкастера. Это означало только одно – им грозила опасность.

Фицроджер позвал одного из своих воинов.

– Гарет, что они ели, а вы – не стали? Тот неловко ему ответил:

– Это не от еды, а от вина, милорд. У людей Ланкастера были с собой меха с вином.

– Так вы не пили?

– Нет, милорд.

Фицроджер обернулся к Имоджин.

– Теперь ты поняла, почему я наказывал своих людей за то, что они пьянствовали на дежурстве?

– Но почему с тобой приехали люди Ланкастера?

Страх перерос в ужас. Имоджин виделся во всем злой умысел, единственной целью которого было уничтожить ее. Она посмотрела на дорогу. Ей казалось, что впереди им уготована западня.

– Я не мог забрать с собой всех своих воинов из Каррисфорда, – рассеянно ответил Тайрон. – Но ведь мне был нужен усиленный эскорт, поэтому я и взял с собой часть людей графа. Теперь я понимаю, что это большая ошибка.

Имоджин направилась к воротам монастыря.

– Нам придется остаться здесь…

Муж остановил ее. Он оценивающе посмотрел на больных и на здоровых воинов, на десятифутовые стены монастыря, а потом на дорогу в сторону Каррисфорда.

Имоджин немного успокоилась. Что бы ни случилось, Фицроджер станет защищать ее. Он доблестный воин и прекрасно разбирается в сложившейся ситуации.

Наконец он спокойно сказал:

– Монастырь:

– плохая защита от людей, которые не боятся гнева Божьего. Кроме того, у них есть определенный план. Если мы будем быстро действовать, то сможем их опередить. Ты можешь скакать на лошади?

– Конечно, – с готовностью ответила Имоджин.

– Нет, я имею в виду сумасшедшую скачку и не по дороге.

– Да, я ведь люблю охотиться, ты же помнишь об этом.

Она попыталась улыбнуться, и муж ответил ей тем же.

– Хорошо.

Он схватил самого тщедушного воина Ланкастера и содрал с него кожаную куртку и шлем.

– Надевай, – приказал он жене.

Имоджин повиновалась. Хотя куртка и была ей велика, но она могла защитить от стрел. При жизни отца Имоджин и думать не могла, что может оказаться в такой ситуации. Она решила, что с честью должна выдержать испытание. Девушка сбросила с головы обруч и плотно надела шлем поверх покрывала.

Фицроджер поднял золотой обруч.

– Жена, не стоит бросаться украшениями, – сказал он. Она увидела смешливые огоньки у него в глазах, и ей стало немного легче.

Имоджин засунула обруч за широкий пояс. Потом она увидела, что у одного из заболевших воинов лук и стрелы. Она взяла лук и попробовала натянуть тетиву. Она оказалась более тугой, чем у того, к которому она привыкла, но девушка решила, что на несколько выстрелов у нее хватит сил.

Фицроджер отдал приказания людям, потом спросил Имоджин:

– А ты сможешь им пользоваться?

– Постараюсь.

Больше он ничего не сказал, а просто помог сесть в седло.

Вскоре все семеро были готовы отправиться в путь. Сколько врагов их ожидало – неизвестно.

Фицроджер сказал, ему кажется, что поблизости не может скрываться слишком большой отряд, и вполне возможно, враг решит, что заболела вся охрана. Он подскакал к Имоджин и передал ей щит.

– Надень один ремень на плечо, а через другие пропусти левую руку.

Она сделала так, как приказал Фицроджер. Хотя щит оказался небольшим и круглым, ей все равно было очень тяжело им пользоваться. К тому же Имоджин не верила, что он сможет защитить, скорее станет только мешать стрелять из лука.

– Они не успеют нас нагнать, – протестовала она.

– Кто знает, что у них на уме. Я должен защищать тебя, Имоджин, и мне виднее, что делать. Езжай рядом, будь готова подчиниться любому приказу.

– А если нет? – спросила она, пытаясь пошутить.

– Если ослушаешься и мы останемся целы, я поколочу тебя.

Она поняла, что сейчас Фицроджеру не до шуток. Он вынул меч из ножен, оглядел свой маленький отряд и тихо приказал пришпорить коней. Они перешли на галоп – два воина скакали впереди, а трое прикрывали их сзади.

Имоджин сказала правду, когда заявила, что она хорошая наездница, но шлем постоянно сползал ей на нос, и тяжелый щит подпрыгивал, бил в бедро. Лошадь из-за этого часто меняла темп скачки и артачилась. В конце концов Имоджин стала отставать. Фицроджер задержался и перехватил у нее поводья. Имоджин теперь держалась за гриву лошади. Она старалась не уронить щит и не вылететь из седла.