Высокая магия, стр. 54

Самурай, опустив бумеранг, постоял еще немного, крутя головой и пытаясь высмотреть на стенах и потолке что-то одному ему ведомое, повернулся и сказал:

– Ха, эта бригада! Отборная бригада лучших воинов города, «боевые дубы Даба»… Самострелы со взрывчаткой, шипы, рыжие волосы, а какая выправка! Барон Дэви-младший вернулся в город, Даб знает это?

Лиловый кивнул без особого удивления.

– Следовало ожидать. Неклон умер. Младший Дэви больше не боится магических поисков. А ты откуда узнал?

Эльф, шагнув мимо Даба, бросился в кресло, с которого бородавочник только что встал, окинул взглядом пергамент, хмыкнул: «Донесение нашей всеобщей матушке, любимому Протектору Кадиллицкому?» – схватил бутылку и сделал несколько глотков из горлышка. Потом отшвырнул бутылку под стену – где она со звоном разбилась о мрамор, – вскочил и, поворотившись на каблуках, выпалил в морду Даба:

– Самурай видел его в смрадном портовом кабаке, который содержит соплеменник Даба. Вернее, малыш Батрак Зубчик, этот кривоногий гномик, заметил Дэви в обществе одного старого мошенника. Но они тоже заметили Самурая с гномиком. Еще бы им не обратить внимания на то, как Самурай красиво разрезал на куски трех тощих аскеток! И они смылись прежде, чем Самурай с ищейками из Большого Дома вернулся туда. Самурай так расстроился, что даже сжег «Дикий Мерин». Осталась только дверь в раме, ах, как красиво смотрятся на ней нос и уши старого хозяина, которые Самурай прибил к ней своими дротиками!

Рассказывая все это, эльф стоял очень прямо и с восторгом смотрел в круглые глаза Даба, явно провоцируя его. Но успеха не добился – гоблин пожал могучими плечами и повернулся к бюро. Раскрыв один из ящиков, он стал складывать пергамент и письменные принадлежности.

– Что за «старый мошенник» был в обществе Дэви? – прогудел Даб спокойно.

Эльф за его спиной сделал вид, будто отрубает бородавочнику голову своим бумерангом, затем убрал оружие в ножны, сплюнул на пол и ответил:

– Кажется, его зовут Большак. Дитен… Дитен Графопыл. Старый знакомец молодого барона. Его пытали, это он когда-то сдал Дэви ищейкам Неклона. Тогда перевернули весь город, но Дэви успел смыться. Неклон искал его через Патину…

– Мальчишка, – перебил вдруг Даб, оборачиваясь. – Ты помнишь мальчишку? Что стоило нам придушить его еще тогда? Теперь не было бы лишних хлопот…

Эльф покачал головой с таким остервенением, что мне показалось, она сейчас оторвется от шеи.

– Самурай помнит мальчишку! Что стоило придушить? Мальчишка успел сбежать, вот в чем беда. Но даже если бы мальчишка умер тогда, тайна фиалы с макгаффином – как насчет нее, дружочек?

– Я тебе не друг. Если бы у меня были такие друзья, я бы повесился. – Бородавочник шагнул за бюро и нагнулся. – И я не верю, что Дэви знает, где фиала. Хотя в любом случае его надо найти. Где живет этот Большак, ты выяснил?

Даб достал из-за бюро топор. Его металлическая часть напоминала киль галеры, а топорище было очень толстым для боевого оружия. Удерживать в руках и орудовать им во время драки мог только лиловый бородавочник, да и то, наверное, не всякий.

– Ах-ах, Даб думает, грязный эльфишка не догадался выяснить такую простую вещь? – залебезил вдруг Самурай, отступая и быстро кланяясь при каждом шаге. – Ах-ах, могучий лиловый гоблин Даб смотрит на скромного Самурая свысока, он думает – ну что за сучий вертопрах этот грязный эльфишка, и зачем он так много говорит, и зачем хвастается тем, что прирезал этого хозяина трактира, соплеменника Даба? Ай-ай…

– Не юродствуй, – перебил Даб, закидывая топор на плечо. – Мне безразлично, кого ты там прирезал. Где живет Большак?

Самурай перестал кланяться и подпрыгнул, хлопая в ладоши.

– Самурай узнал это, да! Большак держит цирюльню возле Круглой площади. Возможно, младший Дэви прячется у Большака…

– Твои воины сейчас с тобой? – спросил гоблин, шагнув к двери. Топор висел за его спиной на широком ремне.

– Ждут в саду.

– Нельзя убивать Дэви. Неклон искал его для себя, а Протектор – для себя. Его надо взять живым. – Он уже вышел из спальни, и теперь Самурай, оглядевшись напоследок и бросив пронзительный взгляд на потолок, задул свечу и пошел следом… – Сначала окружим дом, попробуем взять его тихо. В городе и так неспокойно после смерти колдуна, если теперь начнутся… – Дверь закрылась, и стало тихо.

Я лежал неподвижно, считая удары сердца. Топ… топ… топ… – фигура призрака маячила где-то внутри моих слезящихся глаз, маршировала, как бессменный часовой, по шарикам зрачков, то исчезала из виду, то возникала вновь, и стоило лишь чуть ослабить волю, как она приближалась и выглядывала наружу из-под моих век.

3

Надо было сделать все это очень быстро – мне не хотелось терять Большака. Спрыгнув на пол, я на ходу подхватил свечу, бросился к кровати и влез под нее. Одной из своих широких сторон ложе примыкало к стене. Я подполз к ней, ощупал, нашел нужный выступ, нажал особым образом – и после этого не полез назад, а остался лежать, весь в пыли и паутине. Ножки кровати были прикручены к полу и никакая, даже самая длинная метла горничных не доставала сюда…

Некоторое время ничего не происходило, я уже решил, что старый механизм испортился, но затем раздался приглушенный скрип. Пол слабо дрогнул.

Скрип повторился. Я опустил голову, прижавшись лбом к половицам. Возник очень легкий сквозняк, что-то переместилось в темноте надо мной. Достав огниво, я зажег свечу и встал.

Кровать целиком скрылась в широком проеме, который образовался в стене, въехала туда вместе с прямоугольным участком пола. Ложе было здоровенным, но ниша в стене – еще больше, так что с краю оставалось достаточно места для черного бюро, копии того, за которым сидел бородавочник. На бюро стояла шкатулка, рядом лежал лист пергамента. Огонек свечи озарил надпись, сделанную каллиграфическим почерком отца. Чернила выцвели, но все равно еще можно было разобрать, что там написано одно-единственное слово и одна цифра: «ПОЛИФАЛИСТО 6».

– Полифалисто, – повторил я и принялся раскрывать ящики. Ничего ценного там не оказалось, только старые пергаменты отца, записи расходов и прибыли, какие-то списки, перья, пустые чернильницы и ножики со сломанными лезвиями. Все это меня не интересовало, поэтому я вновь закрыл их и откинул крышку шкатулки.

Здесь находилось то, зачем я пришел в поместье. Ровными столбиками – отец, в отличие от матери, всегда отличался аккуратностью – лежали золотые монеты с мужественным профилем Протектора Безымянного-XII и более вялым ликом Безымянного-IIX, того, которого сменил мой враг, Безымянный-IX. Еще в цирюльне я прихватил небольшой полотняный мешочек и теперь ссыпал в него все монеты. Привязав кошель к ремню, шагнул от бюро назад, напоследок еще раз окинув взглядом отцовский тайник, бормоча: «Полифалисто… по-ли-фа-ли-сто». Лучше бы здесь не задерживаться, и не только потому, что Даб и Самурай уже пробираются ночными улицами к цирюльне Большака. Отец провел здесь долгое время, проверяя финансовые отчеты своего управляющего и занимаясь какими-нибудь другими делами; я опасался, что дух его все еще витает здесь и вновь заставит то, чего я так страшился, выступить из моих зрачков и наполнить рассудок гулким звуком шагов.

Как только кровать заняла свое обычное место, я поставил свечу на стол, вдавив нижний конец в лужицу воска, задул огонек и подошел к двери.

Лаз под потолком был теперь вне досягаемости. Приоткрыв дверь, я выглянул в коридор. Темнота и тишина. Шум шагов и голоса смолкли, из сада тоже ничего не доносилось.

Я прикрыл дверь, ведя ладонью по шершавой стене, направился в сторону широкой парадной лестницы. Мраморные ступени, разумеется, не скрипели, ковер делал шаги бесшумными. На первом этаже тоже было тихо; я остановился, вспоминая планировку помещений, затем пошел влево, туда, где находилась дверь. Она вела в короткий коридор, на стенах которого было развешано декоративное оружие. Дальше – вторая дверь и широкая подъездная аллея, что тянулась от ворот в копейной ограде.