Восьмой револьвер, стр. 9

Евгений Константинович и Ефим Афанасьев пришли в дом к Червяковым днем, застав только Анну, хлопотавшую возле печки. Ефим объяснил ей, что товарищ из Свердловска интересуется старым происшествием в их доме, а Евгений Константинович увидел, как не спеша вытерла она руки фартуком и покорно пригласила их пройти, оставаясь безучастной ко всему.

– Стреляли из этого окна? – спросил Евгений Константинович у нее, хорошо помня схему Никишина.

– Из этого.

– А вы, значит, стояли там… – Он заглянул в другую комнату и увидел кровать, к которой от самой двери тянулся половик. – Половик тот же?

– Нет, другой уже, – ответила она и тут же добавила: – Но он из той же полосы, вместе ткан. Только старый-то износился. Давно ведь все было. Уж забывать стали…

Евгений Константинович прошелся по чистой комнате, остановился около кровати, показал на половик.

– Кровь здесь была? – обратился теперь уже к Афанасьеву.

– Тут вот, весь левый край половика в крови был, и на полу немного.

– Сходим-ка в огород, – предложил Евгений Константинович и попросил Червякову: – Откройте, пожалуйста, то окно.

Анна послушно выполнила просьбу.

Ефим Афанасьев показал Евгению Константиновичу, где был найден патрон от «ТТ», провел по огороду до проулка, выходившего на дорогу к станции. Но тот обратил внимание на изгородь.

– Жерди, – сказал коротко, будто про себя. – Вы осматривали их тогда?

– Не помню.

– На них же должны быть следы тех, кто залезал сюда…

– Не помню, – повторил Ефим.

А Евгений Константинович подошел к окну, из которого на них смотрела Анна Червякова, и поднялся на фундамент. Подоконник пришелся ему по пояс. Анна отступила от окна, и он увидел кровать в другой комнате: пожалуй, схема была правильной. Спросил хозяйку:

– Когда лезли к вам, свет в этой комнате горел?

– Даже и не знаю. В той-то, где мы были, горел.

– Ясно…

Но Ефим Афанасьев видел, что Лисянскому ничего не ясно. Он лег животом на подоконник и, оперевшись на локти, о чем-то думал, равнодушно рассматривая комнаты. Ефим кашлянул, и Лисянский спрыгнул на землю.

– Зайдем к хозяйке еще. Поговорим немного… В доме попросили разрешения закурить. Присели возле стола в первой комнате.

– Муж ваш говорил, – начал Евгений Константинович, – что в тот вечер вы собирались спать, когда он услышал грабителей?.. Вы чем в это время занимались? Уже легли?

– Нет еще. Только постель взялась разобрать, – ответила она.

– Не раздевались еще?

– Нет. Потом и в больницу увезли в чем была.

– Один или двое были в окне, не приметили?

– Ничего я не видела. Упала – и все.

– А где охотничье ружье мужа находится?

– Там, – она показала на шифоньер у дальней стены.

– Так… Вы стояли возле кровати где? Покажите.

Анна прошла к середине кровати и стала спиной к работникам милиции, обернулась:

– Вот здесь.

– Ага! Стояли спиной к дверям?

– Спиной.

– А в какую ногу вас ранили?

– В левую.

– Хорошо. Встань-ка, товарищ Афанасьев, вместо хозяюшки, – попросил он Ефима.

Когда Афанасьев занял место Червяковой, Лисянский выскочил на улицу, вышел в огород и снова по явился в окне. Опять прилег на подоконник. Спросил Червякову:

– После выстрела вы повернулись?

– Не помню.

– Но упали-то вы на половик? Там ведь кровь-то была.

– Выходит так, но я все равно никого тогда не видела…

– А я не об этом… Хватит, Ефим. У тебя рулетка с собой?

– С собой.

– Дай-ка ее сюда. Хочу еще раз расстояние смерить.

– Так я же мерил.

– Давай, говорят! – И Афанасьев впервые за все время знакомства с Лисянским почувствовал в его голосе нотки беспрекословного приказа. Отдал рулетку,

– Тяни, – коротко распорядился тот.

Афанасьев прошел с концом рулетки по половику до кровати, обернулся к Лисянскому, но тот поправил его:

– Ты стань туда, где стояла хозяйка!

Ефим подался на шаг влево, и Лисянский тотчас же остановил его:

– Ладно. На каких-то три сантиметра разница. Это – ерунда!

Через минуту он снова появился в доме. Сразу спросил Червякову:

– Муж в это время находился в комнате вместе с вами?

– Здесь был.

– А что он делал?

Анна пожала плечами, затрудняясь объяснить. Сказала, наконец, неуверенно:

– Чего ж ему делать-то? Сидел, да и все.

Лисянский видел в комнате только два стула, стоявшие по бокам небольшого столика у окна, направо от кровати.

– Где сидел? Здесь или тут? – он показал на стулья по очереди.

– Не помню, – ответила она.

Ефим видел, что сейчас она разговаривает с Лисянским так же, как когда-то с ним в больнице: со смятением и страхом. Видимо, память вернула ее в тот вечер, когда она чуть не лишилась сознания от испуга и не хотела отпускать мужа даже за помощью в больницу.

– А вы постарайтесь вспомнить, – настаивал Лисянский.

– Тут и сидел на котором-то, – только и смогла уточнить она. – Чего же ему по комнате болтаться без дела.

– Жаль, что не помните…

Когда отошли от дома Червяковых на приличное расстояние, Евгений Константинович увидел около одного дома скамейку и предложил:

– Давай посидим немного, Ефим.

Ефим повиновался. Евгений Константинович снял шляпу, вытер платком лоб. Ефим уже давно видел, что его мучают какие-то свои мысли, но спрашивать об этом в доме Червякова не решался. Только смотрел на него с любопытством.

– Чего смотришь? – спросил Евгений Константинович сам.

– Да так… Вижу, думаете что-то.

– Думаю, Ефим, думаю… О сказочках с разбитым корытом думаю… Пошли-ка теперь в поселковый Совет.

Лисянский позвонил оттуда в управление и попросил, чтобы в Красногвардейск срочно выехал судмедэксперт.

В ту же ночь вместе с Ефимом Афанасьевым они встретили на вокзале Острянскую, одного из старейших и опытнейших судмедэкспертов управления.

Лисянский попытался было сразу заговорить о деле, но Острянская оборвала его:

– Нет уж, дружок, это ты молодой да шустрый, можешь в два часа ночи о деле говорить. А я в это время привыкла спать. Так что потерпи до утра, Скажи мне лучше, где моя постель…

11

Наутро Евгений Константинович выложил перед Острянской наскоро нарисованный им собственный план, В нем не было никишинской четкости, а лишь крупно было обозначено окно, из которого стреляли, дверь в другую комнату и кровать, которую разбирала тогда Анна Червякова. Но самыми крупными пятнами в плане были сама Анна и пятно крови на половике в том месте, куда она упала, раненная.

– Мне нужно от вас только одно, – говорил Лисянский судмедэксперту, – определите с предельной точностью направление раневого канала в ноге этой женщины. Это единственное, что мне нужно знать.

– Это не так уж сложно, дружочек, я полагаю.

– Я понимаю. Но я хочу еще, чтобы ваше заключение сразу обрело силу объективного документа. Думаю, что в амбулаторных условиях это можно сделать в присутствии еще нескольких врачей. Скажите, лечащие врачи, например хирург и терапевт, могут служить в данном случае достаточными авторитетами в комиссии, которую возглавите вы?

– Безусловно. Это даже лучше.

– Отлично! Тогда – немедленно за дело.

После полудня Анну Червякову на машине «Скорой помощи» привезли в местную больницу, и врачи внимательно осмотрели ее ногу. Ни хирург, ни терапевт больницы не знали истинной цели этого обследования. Их задача была сужена до минимума: определить входное н выходное отверстия раны, теперь уже окончательно залеченной, указав, насколько возможно, раневой канал. В целях большей объективности заключения комиссии Острянская намеренно предоставляла им возможность высказаться первыми.

Лисянский, получив заключение судебно-медицинской экспертизы, помрачнел. Когда под вечер собрались к Червякову, коротко поинтересовался у Афанасьева:

– Рулетку не забыл?

– С собой.

– А ниток толстых взял?