Золотая шпага, стр. 93

Оля вскрикнула:

– Саша! Лови!

Он мгновенно обернулся, поймал брошенный ею нож Васильева. На его мрачном лице была жестокая улыбка. Белые зубы блестели, как у дикого волка. Волосы слиплись от крови, но в нем было больше огня, чем в том затянутом в парадный мундир генерале, каким его видели в Петербурге.

– Как ты? – спросил он озабоченно.

– Все в порядке, – заверила она с облегчением. – Смотри, тот поднимается…

Он отшвырнул нож, даже не оглянувшись:

– Он уже не поднимется.

Она поняла по неестественно вывернутой голове, что Александр в прыжке с коня успел сломать противнику шею.

– Ох, Саша…

Она бросилась ему в объятия. Он прижал ее к своей могучей груди, его мощное сердце билось часто, сильно. Несмотря на холодный день, кожа была покрыта потом, Оля услышала знакомый запах, от которого у нее сладко кружилась голова.

Вокруг собиралась встревоженная толпа. Прибежали ­городовые, появился пристав. Дворецкий, который при выстрелах убежал к двери, снова спустился, спросил с поклоном:

– Велите доложить?

Оля ответить не успела, Александр со злой насмешкой указал на свою волосатую грудь:

– Передай Петру Антоновичу, что у меня оторвалась пуговица. Вернусь пришью, а потом уж можем и повидаться.

Дворецкий поклонился. Вид у него был невозмутимый, на два плавающих в лужах крови трупа не повел и глазом:

– Так и доложу.

Александр снова поцеловал Олю, нимало не смущаясь обилием собравшихся:

– Бог ты мой, какая же ты у меня красивая!

– Саша, я чуть не умерла от страха, – призналась она.

– Да? А я видел, что ты чуть не убила этого предателя.

– Потому что он хотел выстрелить в тебя! – сказала она горячо.

Он снова обнял ее, в толпе ликующе закричали, захлопали в ладоши. Оля прижалась к его груди, ощущая себя надежно, защищенно, и только жаль, что не удается пролезть сквозь его толстую кожу и спрятаться у него в груди рядом с горячим, просто раскаленным сердцем!

Васильева не нашли, сколько ни искали. Засядько объяснил городским властям, чего хотел и добивался бывший полковник Генштаба. В подвале дома, где его держали, нашли двух помощников Васильева. Один еще дышал, второго жизнь покинула раньше, чем пленник выбежал из дома.

Городовые уважительно покачивали головой. Хорошо, что этот удалец на стороне закона, иначе задал бы хлопот городским властям. Не будь он генералом, мог бы стать неуловимым атаманом разбойников. И тогда жизнь в Санкт-Петербурге стала бы адом для богатых и знатных…

Великий князь Михаил испытующе смотрел на Алек­сандра:

– Вы уверены, что его люди не могли взять секретных бумаг?

– Исключено, – отрезал Александр, явно задетый. – Мои бумаги в надежном месте.

– Гм… Где же вы их так надежно прячете?

Александр прищурился:

– Михаил Павлович… Васильеву не удалось, так неужто теперь вы хотите спереть мои чертежи?

– Что?.. Ах ты ж наглец… – Он расхохотался, обнял Александра: – Я говорил о черновиках, обрывках… Ну, что мы храним не столь тщательно.

– Черновики я делаю в голове.

– Все?

– И всего. Если бы я делал черновики, у меня не хватило бы моих двадцати пяти часов в сутках.

Михаил смотрел непонимающе. То ли генерала слишком сильно по голове ударили, то ли от непосильной работы чуть-чуть начал заговариваться.

– Александр Дмитриевич!.. Но в сутках всего двадцать четыре часа! Откуда вы берете еще один?

– Занимаю из соседних суток, – ответил Александр очень серьезно.

ГЛАВА 42

В один из дней перед отъездом на юг к Засядько зашел попрощаться Александр I. Выглядел он очень плохо, лицо было желтым и одутловатым, руки дрожали. А через два месяца из Таганрога пришло сообщение, что монарх, самодержец Российской империи умер 1 декабря от лихорадки.

У Засядько собрались возбужденные товарищи. Все строили догадки, в самом ли деле Александр I умер своей смертью, это было бы неслыханно, все знали обстоятельное описание его коронации, сделанное французским посланником Фуше: «Молодой царь приближается. Впереди него идут убийцы его деда, за ним – убийцы его отца, по бокам – его собственные убийцы…» Тем более что сразу пошли слухи, будто бы царь попросту скрылся от суеты мира, принял имя старца Кузьмича и ушел в пустынники искать истину. Это было похоже на правду, ибо Александр I усиленно интересовался, что будет «потом» и как при жизни достичь просветления духа.

И, конечно же, всех интересовало, кто же будет императором. По праву престолонаследования императором должен стать великий князь Константин, но все помнили его гордый отказ от царского трона, когда он узнал, каким образом старший брат завладел им. Правда, за это время много воды утекло, Константин давно мог переменить решение.

– Императором будет Константин, – заявил Алябьев решительно. – Царская корона – слишком большая приманка!

– Константин и так уже генералиссимус, – возражал ему Внуков. – Это звание потруднее заработать, чем корону. Императоров много, а генералиссимусов раз-два и обчелся. К тому же Константин развелся с саксен-кобургской принцессой и вступил в морганатический брак с полькой Иоанной Грудзинской. Чтобы стать императором, он должен бросить польку. Константин на это не пойдет! Ради польки не только от короны, но и от других благ откажется…

Постепенно страсти утихли, и спорщики умолкли.

– Императором будет Николай, – сказал Засядько. – Константина знаю хорошо. Он резок, груб, недостаточно умен, но честен и упрям. Если отказался от императорского престола, то слово сдержит.

– Только бы не Николай, – простонал кто-то в ужасе. – У него лучший друг – Аракчеев!

Последующие дни были полны противоречивых событий. Константин, бывший в то время в Польше, узнав о смерти Александра, 8 декабря написал Николаю письмо, заверяя в своем повиновении и верности, и поручил Михаилу срочно отвезти его в Петербург. Николай же сам принес присягу Константину и требовал принесения присяги от других. Тем временем собрался Государственный совет и был прочитан акт о престолонаследовании, в котором Константин отказывался от престола в пользу Николая. Николай, воспитанный в лучших традициях чести, выслушал и заупрямился.

Это было совершенно необычное для России положение. Предыдущий век ознаменовался периодом жестокой борьбы за трон, государственными переворотами, цареубийствами. А теперь между братьями происходило как бы соревнование в отказе от трона!

Михаил прибыл в Петербург 14 декабря и привез категорический отказ Константина от престола. Николай потерял еще десять дней на отправку писем Константину, в которых уговаривал того приехать и принять корону. А между тем полиция сообщала о многочисленных собраниях офицеров. Военный губернатор города Милорадович повторил свою пренебрежительную фразу, ставшую крылатой: «Оставьте этих шалунов в покое и не мешайте им читать друг другу их плохие стихи».

Измученный и иззябший Михаил, который, как загнанная гончая, носился между Петербургом и Варшавой, а декабрь с его морозами и метелями не лучшее время для таких поездок, в отчаянии остановился на крохотной станции на равном расстоянии между Петербургом и Варшавой, заявил, что с места не сдвинется, пока кто-то из братьев не возьмет корону и всю власть в свои руки.

– А почему медлят заговорщики? – недоумевал Засядько. – Мне донесли, что вчера, 24 декабря, Николай получил от командующего Южной армией самые подробнейшие сведения об организации тайных обществ и их программах. Им должна быть дорога каждая минута!

Товарищи смущенно разводили руками. Четыре недели Российская империя обходится без императора, без самодержца! И четыре недели братья перебрасывают корону друг другу, четыре недели отказываются в пользу друг друга!

Прождав драматических событий еще день, Засядько уехал на Охтинский завод.

Дел хватало, и он провозился сними до поздней ночи. Впрочем, стояли самые короткие зимние дни, больше похожие на слабые вспышки в бесконечной морозной ночи. Когда возвращался по Неве, увидел, что произошло то страшное, чего опасался. Берег, обращенный к Сенатской площади, был залит кровью. Отряды полицейских волокли трупы солдат и сбрасывали их в проруби.