Я живу в этом теле, стр. 77

…и все это сейчас оказалось сперва погребенным под толстым слоем кипящей лавы, а после второго толчка погрузилось почти на десяток метров ниже уровня океана.

Я вздрогнул, только сейчас дошло, что так вскользь, как о незначительной мелочи, говорят именно о тех самых островах!

– Только бы уехала, – прошептали мои губы. – Только бы… Наверное, там все спаслись! Иначе так спокойно бы не стали…

Все сроки прошли, но Лена не звонила. Самолет за это время уже трижды бы облетел вокруг этой планеты. Я даже пытался сказать себе, что мне на самом деле до этих двух существ, ведь с одной я всего лишь однажды гнездовался, а второе – производное от этого гнездования. Даже не я гнездовался, а это тело, в котором я живу!

Черт, я в самом деле пророс в него всеми жилками. Вернее, это он пророс в меня всеми звериными инстинктами. И те меня бросают из стороны в сторону, начиная от простейшего коитуса до вот этих ох каких интеллигентских метаний… что тоже скорее всего простейший инстинкт Сверхсущества. Сделан крохотнейший шажок – очередной! – по усложнению своей структуры, что я гордо называю сверхразумностью!

– А почему нет? – сказал я вслух и подумал, что стоило бы, как Робинзону, завести хотя бы попугая. Я среди людей все равно как на необитаемом острове. – А почему нет, если этот крохотнейший шажок – я?

Три окошка пошли волнами, на одном зажглась крохотная надпись: «Не забудьте выключить телевизор». Я смахнул их, зато остальные сделал крупнее, в награду за то, что не спят и ночью.

На одном тяжело зашагали рептилии, я переключил звук, за кадром растекся бархатный голос популяризатора от науки, вальяжно рассказывающий, почему и как погибли динозавры.

Я поймал себя на том, что начинаю прислушиваться. Ведь все, что до сегодняшнего дня… до возникновения меня в этом существе, было сказано наукой, религиями, культурой и всеми прочими видами человеческой деятельности, не отвергается… вовсе нет, а служит надежным фундаментом для нового скачка вперед. Или вверх.

Так же, как и это объяснение внезапной гибели динозавров. А настоящая причина в том, что динозавры полмиллиарда лет правили миром, сами уже не развиваясь и не усложняясь. Но главное – не давали развиваться другим. И тогда Сверхсущество слегка шелохнулось… нет, это слишком, оно смутно ощутило некое неудобство, некое недовольство. Ощутило как бы потребность слегка почесаться, что ли. Словом, что-то сделать чисто инстинктивное, после чего зуда не станет. И вот в глубинах космоса неспешно сформировалась комета размером с астероид… или уже готовая слегка изменила курс, прошла пару раз навылет сквозь систему некой крохотной желтой звездочки, словно примеривалась… так это с интервалом в два-три миллиона лет, а в третий раз попала все-таки в этот крохотный глиняный шарик, что мечется с безумной скоростью по сложнейшей траектории вокруг Солнца, а вместе с ним мчится сквозь рукав галактики.

И вот уже на руинах мира динозавров возник мир млекопитающих и почти сразу же – человеков. Для Сверхсущества это мгновения. Ведь галактические сутки содержат в себе что-то около трехсот миллионов лет, а о вселенских страшно и подумать, не то что вышептать…

Звонок раздался почти под утро. Я метнул пальцы к трубке, перед глазами встал образ Лены, испуганной и дрожащей, к ней прижимается сонный Галчонок…

– Алло?

– Егор, это я, – донесся слабый голос. – Мы в Шереметьево… Только что прилетели! Была еще одна посадка для дозаправки… Егор, как ужасно! Мы все слышали по радио…

Железные обручи, что стягивали грудь и мешали дышать, лопнули с металлическим звоном. Воздух хлынул в легкие с такой мощью, что я закашлялся, как под струей водопада.

– Лена, – прохрипел я. – Как хорошо… Доберешься сама? Или встретить?

– Ты что? – пропищало слабо сквозь шорохи. – Здесь автобус довезет прямо к дому. Через сорок минут будем у себя.

– Как хорошо! – повторил я. – Как хорошо…

В мембране щелкнуло. Я только с третьей попытки попал трубкой в ее ложе, весь сразу отяжелевший, с недостатком кислорода в тканях, с тяжелой головой, откуда распухающий мозг едва не вылезал через уши.

Уже на алгоритмах завалился на постель. У нас всех, проплыла вялая мысль, в каждом человеке, смутно дремлет это ощущение общности со всем миром и особенно с другими людьми. К чему это я? Ага, с самкой Леной и ее… детенышем моего разумоносителя уже решено, там благополучно, мысль уже на издыхании все же упорно возвращается к поразительному откровению… Откровению ощущения общего организма. Это смутное чувство общности еще с первых проблесков сознания инстинктивно не давало чему-то, какой-то части нас самих исчезнуть без следа… Плоть исчезала, против этого факта не попрешь, все видят, как мертвяков черви едят, а потом даже обглоданные скелеты в пыль, но что-то… нечто… по твердым убеждениям всех племен, народов и наций – в зверей, птиц, рыб, насекомых, даже в деревья и камни. Не сговаривались же между собой древние египтяне и дикие викинги, майя и аборигены Австралии? Но у всех нечто от человека оставалось, эту часть называли душой, эта часть оставалась жить и потом…

– Побереги себя, – сказал я, обращаясь к Сверхорганизму, частичкой которого являлся я сам, – побереги… А мы здесь постараемся, как можем, тоже…

И хотя какой может быть ответ, я прислушался. Как к густому замогильному голосу, которого подсознательно ожидаешь от неведомого и очень сильного существа, так и к неведомому отклику… то ли вне этого мира, то ли внутри себя.

Но Вселенная молчала.

ГЛАВА 5

Выныривал тяжело, словно рвал собственную пуповину. Позади осталось теплое и привычное лоно, где я защищен, вечен, впереди холодный и страшный мир. Я начал ощущать, как наливаюсь неприятной тяжестью.

Вместо боли я ощутил смертельную тоску. Я снова возник в теле этого существа, в глаза бьют лучи солнца, здесь уже позднее утро. Я зашевелился, тяжелый и беспомощный, рот сведен горечью, словно пожевал полыни. Во сне, во время воссоединения с общим Организмом, я уговаривал его дать мне бессмертие… Любое! На любых условиях!!!

Идиот… Что значит – во время этого состояния мозг спит, не поправит, не вмешается. Мои инстинкты общаются напрямую с Его инстинктами, а они говорят то, что хотят получить, как бы это абсурдно ни звучало. А звучало так же, как если бы лейкоцит обратился ко мне, Сверхорганизму по его меркам, с просьбой дать ему бессмертие. Что я могу? Да, живу по сравнению с короткоживущим лейкоцитом почти вечность. Но при всем могуществе, в сравнении с лейкоцитом, могу ли я вмешаться в жизнь этих сотен миллионов кровяных телец? Знаю, что селезенка или позвоночный столб вырабатывает их десятками миллионов в сутки, все они мрут через несколько часов, но я не властен ни над одним из них!

Так же и Сверхорганизм, который есмь все живое и неживое в Галактике… нет, во Вселенной, в силах ли что-то сделать?

Мое тело поднялось, потащилось в ванную. Руки хватались за стены, ибо квартира качалась перед глазами. Во всем теле тяжесть, а ведь несколько минут назад я висел в невесомости, меня защищало со всех сторон, я был вечен и бессмертен… По крайней мере, на оставшиеся пару миллиардиков лет.

Черт, это немыслимо… это черт как самонадеянно, куда там Наполеоном себя назвать, но на самом деле это огромное Сверхсущество, этот звездный зверь… или звездная амеба, оно само нуждается во мне! Я уже пробудился, я уже та материя, что не только способна воспроизводиться, но и мыслить, по-настоящему МЫСЛИТЬ! Это я должен принимать правильные решения, думать за весь организм, а не только за руку, ногу или даже за единственный мелкий суставчик!

Мыслить даже не за весь род человеческий.

Не за всю Галактику.

За Вселенную!

Я чувствовал, как по всему телу раскалились нервы. Вспомнить бы, что со мной было в том состоянии! Состоянии воссоединения. Сейчас же почти горят, рассыпая искры, с болезненными щелчками, осязаемые нити, нервы оголены, каждое движение воздуха отзывается как холодный или горячий ветер.