Творцы миров, стр. 89

Я кивнул:

– Рад, что вы не шокированы. Только что я покопался в ее коде и добавил непредсказуемость в небольших пределах, некоторые капризы, верность этическим нормам… даже если это противоречит ее интересам. Словом, ввел в ее кодекс поведения все законы Ноаха, плюс некоторые современные…

Он переспросил, и теперь я видел, что он в самом деле шокирован:

– Володя, вы добавили в ее код непредсказуемость? Капризы?

Я развел руками. Мы оба чувствуем себя неловко, он потому что должен ко мне относиться как к чокнутому, сейчас в мире их все больше, а я потому, что пытаюсь объяснить то, что считаю верным, хотя весь мир это считает неверным. Но весь мир ориентируется на ценности, заложенные Толстым и прочими гуманистами, во времена которых увидеть женскую лодыжку из-под платья до земли – считалось верхом, да, верхом. А сейчас в школах настойчиво советуют школьникам сосать друг у друга, или, говоря языком инструкции, «…заниматься оральным сексом, дабы избежать нежелательной беременности». И ничего, мир не рухнул.

Не рухнет, а только станет богаче, если вот, как я… да, но пока это только мои смутные убеждения, еще не оформившиеся в слова, в термины, определения. Даже не убеждения, а ощущения своей правоты. Это ощущения правоты постоянно приводили к смене формаций общества, к сексуальной революции, к общей переоценке ценностей. Но кто сказал, что переоценка закончилась?

– Значит, вы меняете ее, так сказать, характер?

Я улыбнулся, держа фужер в руке, вино цвета вишневого сока, свет красиво переламывается на гранях, там вспыхивают крохотные радуги.

– А разве мы не так делаем в реале?

– Простите…

Я сказал мягко:

– Близкие люди… А как они становятся близкими? Из огромного числа знакомых отсеиваются те, кто не нравится, кто противоположных с тобой взглядов, кто неудобен в общении. Остаются такие, которые «как я», то есть подогнанные под мои вкусы. Впрочем, идеальной подгонки не бывает, все в общении вынуждены смирять себя, делать не то, что желаем, а что нужно по жесткому алгоритму, именуемому этикетом и правилами поведения. И, несмотря на то что якобы принимаем своих близких такими, какие те есть, это все хрень. Мы все равно стараемся переделывать их под себя. Программируя вирта, я разве не делаю с ним того же, что и с живым человеком: подгоняю под себя? С кем общаемся редко, того подгоняем чуть-чуть, с кем часто – подгонка тщательнее, а полностью стараемся подогнать, хоть и говорим, что нет-нет, как вы могли такое подумать – жену и детей. А тещу за то и ненавидим, что и сама такой подгонке сопротивляется, и жену не дает обтесать так, как нам изволится. А то и детей портит, зараза. Сколько я ни встречался с женщинами… Некоторые полагали, что у нас что-то серьезное… или может быть серьезное. В некоторых случаях так и было. Однако все стараются сохранить свою жизнь такой, какую ведут. Не только в быту, но и вообще, понимаете?

Он спросил осторожно:

– В смысле свободы общения?

– Да, – согласился я, – свободы.

Он сказал еще осторожнее:

– Вообще-то это деликатная тема, но, насколько я понимаю, в наше время вопрос супружеской верности не стоит так остро, как в прошлые времена. Теперь за это не убивают. Большинство супругов вообще смотрят на шалости своей половины с улыбочкой. Но если раньше так смотрели женщины, то теперь и мужчины относятся терпимее. Если, конечно, женщина не зациклена на таком, а лишь время от времени…

Я отмахнулся:

– Да я не о частностях. Я беру проблему в целом. Мы всегда всех выстраиваем под себя. Чем ближе человек, тем он больше должен соответствовать нашим стандартам. Самый близкий человек – жена, потому должна как в той песне, «стать такой, как я хочу!». Разве не так? И даже если обещаем не нагибать друг друга, когда женимся, то потом все равно гнем и подминаем… Почему в конце концов супруги становятся похожи даже внешне? Для комфортной жизни человек должен быть «таким, как я хочу». А женщины, которые капризные, непредсказуемые, своевольные и пр. пр., хороши только для случайных встреч. Даже как любовницы начинают тяготить довольно скоро.

Он улыбнулся:

– Ну, они хороши еще как жены друзей. Я правильно вас понял, что для своего комфортного бытия вы жертвуете обществом реальной женщины, а предпочитаете виртуальную?

Я опустил пустой бокал на стол, но тут же спохватился и, я же русский, а русские никогда не оставляют бутылку недопитой, наполнил себе доверху и Киричу, хотя тот не допил, но нам Европа не указ с ее правилами этикета.

– Вообще, – сказал я, поднося бокал к губам, – вас вскоре будут обвинять в расизме.

– Что? Меня? На каком основании?

– Вы предубеждены против виртуальных женщин. А это вскоре будет объявлено ксенофобией.

Он фыркнул:

– Я и сейчас вообще-то против резиновых женщин. И ничего, врагом народа еще не объявили.

– Но против педерастов уже не рискуете? А по мне так резиновые бабы и то лучше. А уж виртуальные… Чувствую, Петр Васильевич, что однажды вы сами захотите узнать, что же это такое – женщина, которую хотелось бы встретить!

Глава 5

Все здание, которое я выкупил для нужд своей фирмы, уже не вмещает растущие коллективы разработчиков. Приходится снимать для них офисы в домах поближе, чтобы заскакивать туда для контроля.

Сегодня ко мне в кабинет с виноватым видом зашел Грид, начальник большой группы дизайнеров. С первым заданием справился успешно, со вторым тоже, ему тут же подсунули группу побольше, оклад повыше, но и ношу потяжелее.

Справился, а тем временем сам подсел на Реальный Мир. Женские модели у нас настолько хороши, что Грид, поколебавшись, взял себе женский персонаж, нежную блондинку с длинными волосами и ангельски невинным взглядом. Фигура безупречная, сиськи небольшие, но четко очерченные, с розовыми сосками, гордо окинутые плечи и красивый изгиб в тонкой талии, а прекрасные длинные ноги сведут с ума любого, перед кем она сядет в низкое кресло.

Вообще у нас большой выбор женских персов, отличающихся в том числе и возрастом. Если молодые – невинные девушки, то более зрелые – уже познавшие грех, у них сексуальность выражена в каждом движении, жесте, походке, стойке. У женщин крупнее грудь, шире бедра – при той же узкой талии, больше чувственности в лице.

Грид выбрал юную блондинку и теперь честно отрабатывал ролевуху: вел себя и говорил так, будто за пультом сидит семнадцатилетняя застенчивая девушка, которая только в школу и библиотеку, даже на дискотеку – ни-ни. Впрочем, это понятно, я когда играл орком, то рычал и время от времени бил себя кулаком в грудь: «Я берс!.. У-ха-ха!.. Всех порву!», а когда шел как-то пару миссий гномом, то кряхтел и жаловался на нынешнюю молодежь, вспоминал старые дни, торговался с хозяином гостиницы, собирал по дороге всякую хрень, мол, пригодится для крафта.

Грид выглядел смущенным, сказал, пряча глаза:

– Знаете, Владимир, а ведь многие штуки вы не предусмотрели…

– Да, – ответил я легко и бодро, – то ли еще будет!

Он посмотрел как-то нервно:

– Да?.. Да, конечно… Но я, кажется, влип…

– Что случилось? – спросил я встревоженно.

– Да понимаете… Человек я азартный, прокачал своего чара уже до ста двадцатого лэвела…

– Знаю, – сказал я. – Завидую. Ты всех наших обогнал! Я вон и то добрался только до семидесятого.

Он вздохнул.

– Да вы хоть помните, кем я играю?

Я порылся в памяти.

– Вроде бы у тебя основной чар – хорошенькая блондинка-лучница?.. А твинки – всякие там воины, плотники, торговцы…

Он вздохнул еще тяжелее.

– Твинков я создавал, тут же бросал. Они у меня дальше седьмого лэвела не продвинулись. Никто. А блондинка…

– Да это же круто, – сказал я и осекся.

Он хмуро кивнул.

– Вижу, догадываетесь.

– Еще нет, – признался я, – просто хозяину такой конторы всегда надо быть настороже. Да еще богатому. Проблемы пола?

– Проблемы секса, – уточнил он.