Творцы миров, стр. 75
Машина тронулась с места и понеслась, быстро набирая скорость.
Ворпед вошел в кабинет и остановился у порога с видом провинившегося школьника. Я посмотрел хмуро, Ворпед обычно не лезет с проблемами, решает сам. И если пришел, то неприятность не самая мелкая.
– Шеф, – сказал он просительно, – у нас проблема.
– Говори, – буркнул я. – Только иди сюда и сядь. Или тебя за дверью кто-то слушает?
Он приблизился, осторожно опустился на самый краешек кресла.
– Серьезная, – сказал он, понизив голос.
– Да у нас все серьезное!
– Архисерьезное, – ответил он шепотом. – Как говаривал дедушка Ленин. О сексе.
– А-а-а, – сказал я, – тогда давай еще тише. Дверь хорошо закрыл? А то сейчас все сбегутся, уши развесят, слюни распустят…
Он вымученно улыбнулся, развел руками, покачиваясь на краешке кресла, как попугай на жердочке.
– Никак баланс не удается выставить! Это не дамаги и дебафы, там все просто, даже сдирать не пришлось, а тут и содрать не у кого, мы первые. Так с позами и движениями все в порядке, ребята поработали с чувством и со знанием дела, с полной отдачей, так сказать… но мы все ограничили рамками дома и постелей…
Я поморщился.
– Забыл, какой бой пришлось выдержать с правозащитными организациями? А с юристами? А с депутатами?.. И то едва-едва отстояли, чтобы допустили к продаже хотя бы с категорией «восемнадцать-плюс».
– Да я понимаю… Но времена меняются! Вон уже все больше на улице голых ходит. Надо и нам послабление сделать.
– Нам?
– Ну и им, какая разница?
Я спросил с подозрением:
– Чьи интересы лоббируешь?
– Нашего бюджета, – ответил он скорбно. – Сейчас в моде экстремальный секс…
– Это как?
– Не так, как ты подумал, по глазам вижу. Имеются в виду лишь необычные места. К примеру, на движущемся эскалаторе, на крыше дома, в автобусе или в вагоне метро, на скамейке перед зданием Государственной думы…
– А, – сказал я, – слышал. Даже по жвачнику показывали пару, что пыталась в свободном падении, когда из самолета прыгнули… Ни фига не получилось. И что ты хочешь? Мы не можем допустить, чтобы трахались на улицах города.
Он спросил проникновенно:
– А почему нет? Разве борьба за нравственность – наша проблема? К тому же сегодня она одна, завтра другая. Моя бабушка крестится и плюется, когда видит голых девок на улице, а мне уже как-то и ничего. Привык. Если ничего особенного, то и не оглядываюсь даже. Сейчас и такие начали раздеваться, что ни жопы, ни рожи, а туда же – эксгибиционистки!
– Нет, – сказал я, – зачем нам лишние неприятности?
– Ну сейчас разве что церковь возразит, да у нас и церковь такая, что спит…
– Ну, подумать можно… но не обещаю, что пройдет.
– Спасибо, шеф!
Перед обедом я зашел в общий зал, где старая команда корпит неразлучно, сказал громко:
– Эй вы, морды!.. Что, в самом деле никого не интересует, что за этот квартал, а это всего три месяца, если кто не знает, наш капитал с сорока миллионов возрос до восьмисот?..
Николай присвистнул, но как-то дежурно, а Ворпед спросил рассеянно:
– А это много или мало?
Я фыркнул:
– Это не высшая математика. Арифметику еще не забыли, надеюсь, миллионеры!
Кулиев, как обычно, помалкивал, в трудных ситуациях предпочитая, чтобы кто-то взял огонь на себя, наконец Аллодис сказал:
– Да, это много… наверное. Но если заметна разница между сторублевкой и тысячной, то между миллионом долларов и десятью миллионами… как-то не очень. Только количеством нулей. А когда нулей все больше, то это вообще вроде бы только нули… хотя умом понимаем, что не нули, не нули.
Теперь, когда Аллодис, судя по лицам, выразил общее настроение, Кулиев произнес мудро:
– Нам ведь хотелось вырваться из нищеты, вот и вырвались. Хотели получить по миллиону долларов – получили. Хотя даже не знаю, кто-то им воспользовался? Ты умело подсадил нас сперва на разработку баймы, а теперь мы еще попались и на жизнь в ней!..
Ворпед сказал с мягкой виноватой улыбкой:
– Ты уж рули сам и дальше, хорошо?
– Это в каком смысле? – спросил я с подозрением.
– Ну, вкладывай деньги куда-нить… Скажем, приобрети заводик по выпуску чипов…
Я фыркнул:
– Приобрел.
– Ну, это на свои деньги, а теперь и на наши купи. Еще один. Вкладывай во что-нить полезное для нашей баймы! Мы тебе доверяем.
Остальные радостно загалдели, как гуси на рынке, довольные, что так легко спихивают с плеч такую тяжесть. Я прорычал:
– То есть вы будете заниматься творчеством, а также баймить, а я должен носиться с высунутым языком в рилайфе, как можно удачнее пристраивая ваши деньги?
– Наши деньги, – поправил педантично Скоффин. – Зачем ты дистанцируешься?
Аллодис сказал настойчиво:
– Володя, но разве не так было? Ты и раньше нес всю финансовую и административную тяжесть. Нам либо нанимать чужих брокеров, что разворуют все, либо пытаться самим вкладывать деньги в чьи-то активы… а с нашим умением это что утюгам учиться плавать на глубоком месте. Ты уж, пожалуйста… не ломай то, что так хорошо пашет!
Глава 11
Взбитые, как нежные сливки, облака медленно и величаво плывут по дивно-голубому небу. Солнце выглянуло из-за самого крупного игриво и неожиданно, мир озарился золотым огнем, как будто радостно и счастливо улыбнулся в ответ. Далекий темный лес, злобный и мрачный, сразу стал зеленым и приветливым, хмурая вода озера словно исчезла, стали видны все камешки на дне, ракушки и весело шныряющие рыбки: яркие и разукрашенные, как попугайчики.
Я содрогнулся от внезапного прилива радости, счастья, ликования, будто и я могу вот так взлететь и скользить над землей, рассматривая сверху кузнечиков, бабочек, зайцев, а поднимусь выше – и зеленые охотничьи домики эльфов. И не помещают полету даже прочные мифриловые доспехи, металлический щит с затейливым девизом и длинный меч, похожий на вырезанный из тонкой пластины прозрачного льда.
Ноги быстро несут по холмам и долинам, я применил заклинание невидимости, так что даже самые агрессивные монстры на меня не обращают внимания, только в одном ущелье за мной погналась целая стая, я не сразу сообразил, что меня засекли по топоту.
Впрочем, возможно, и по запаху, Аллод за это время мог всобачить и такую фичу. Байма разрастается, за всем не уследишь, а принятые работники лезут из кожи, стараясь показать свою нужность и необходимость.
Наконец вершина последнего холма, открылся сказочно прекрасный эльфийский город, хотя это, конечно, деревня: меньше десятка домиков, но зато каких…
Я мчался по склону и все с большим изумлением рассматривал ажурные мосты, сказочно прекрасные дворцы из чистейшего белого мрамора, дивно тонкие лазурные арки, высокие башенки. Деревня расположилась у чудовищно толстого и неимоверно огромного дерева с пышной и раскидистой кроной. По легенде, все эльфы – дети этого дерева. Они жили на нем, почти не спускаясь на землю, но шли тысячелетия, и эльфы, глядя на вторгнувшихся в их землю людей, вынужденно сошли вниз, отогнали наглых пришельцев, выстроили частоколы, преграждая дорогу, а потом и жилища перенесли сюда, вниз.
Я помню ту первую деревню, вся из дерева, хотя красивая и аккуратная, но теперь разве можно назвать деревней эту сверкающую красоту, эти дивные сооружения из мрамора, где чувствуется рука утонченных художников?
Ноги несли меня медленно, я все рассматривал вырастающие здания, дальше всего из города тянутся изумительно хрупкие и ажурные мосты, тоже из белого мрамора, похожие на клочья застывшей морской пены. К одному из них я приближаюсь, два стража по обе стороны, рослые эльфы в сверкающих, как лед, доспехах.
Они не заступили мне дорогу, хотя оба повернули головы, рассматривают внимательно и оценивающе.
– Приветствую, ребята, – сказал я. – Надеюсь, в Багдаде все спокойно?
Один произнес:
– В наше селение человеку с оружием нельзя.